– Черт побери! Может человек побыть один?!

– Ес-сли хочешь…

– Элинор! – Джозайя мгновенно вскочил на ноги и кинулся к знакомому силуэту в дверях, высвеченному светом с лестничной площадки. Только подойдя ближе, он замедлил шаг. – Что ты здесь делаешь? Почему… – У него перехватило дыхание.

Она сняла шляпку и положила на стол у двери.

– Я знаю, что уже поздно для визита. Бедный мистер Крид!.. Никто не обращает на него внимания, когда он суетится. Я встретила внизу твоего друга, мистера Уэста, и он был очень добр. Похоже, я очень храбрая, мистер Хастингс. Я выскользнула из «Рощи», никого не потревожив, и… Честно говоря, это самый пугающий мой поступок за всю жизнь.

– Пугающий? – Джозайя насторожился.

– Мне не следовало уходить, но… Все было закончено, и я подумала, что наши обязательства и соглашения всегда были ясны для нас обоих. – Элинор поставила на стол сумочку. – Я убежала, потому что не хотела услышать, как ты скажешь, что все кончено.

Не в силах заговорить, Джозайя судорожно сглотнул. Медленно направившись к нему, Элинор продолжала:

– Но это также означало, что я не дала тебе шанса попросить меня остаться. Я не думаю, что наши отношения были основаны на обязательствах, а ты?

Надежда ожила в его груди, и он воскликнул:

– Нет, Элинор! Я тоже так не думаю!

– А может, мне не следовало приходить? Но даже если и так… Я просто не смогла не прийти. – Ее голос был печальным, но она улыбалась сквозь блестевшие в зеленых глазах слезы. – Я попала под ваши чары, мистер Хастингс. Надеюсь, вы не возражаете.

– Уже поздно, а миссис Клей…

Элинор положила руку ему на грудь.

– Я оставила в своей комнате записку, что ты вызвал меня. Если миссис Клей ко мне заглянет и найдет ее… Она может думать все, что ей заблагорассудится, Джозайя. Я вернусь туда через несколько часов, но… Знаете, я кое-что поняла, мистер Хастингс.

– Вот как?

– Не так давно я жаловалась, что, как говорится, не держу в руках штурвал своей жизни. У меня было нелепое чувство, что я плыву по течению.

– И ты плывешь?

– Нет, вовсе нет, – улыбнулась Элинор. – Я жалела себя, но я хозяйка своей судьбы. И я там, где хочу быть, Джозайя. Ты никогда не подталкивал меня, правда?

Он тут же кивнул:

– Да, верно. Ты не производила впечатление женщины, которая хочет, чтобы ее направляли. Я хотел уважать твое желание независимости.

– И ты это делаешь. – Она потянулась к нему и положила ладонь на его щеку. – Вы рады видеть меня, мистер Хастингс? Ты… попросишь меня остаться немного дольше?

– Я не имею права. То, чего я хочу… невозможно. Но ты… Я так рад видеть тебя, что едва могу говорить, Элинор. Я хочу, чтобы ты осталась, но не знаю, смогу ли пережить твой новый уход.

– Джозайя…

– Я боюсь, что ты сломаешь меня, Элинор.

Она поцеловала его в щеку, потом шепнула на ухо:

– Поверь: никогда.

– Я тоже не хочу сломать тебя.

– Никогда, никогда… – снова прошептала она.

И Джозайя тотчас же заключил ее в объятия, отгоняя все свои страхи и не обращая внимание на темноту, выползавшую из углов студии.

Жар ее тела, прижатая к его груди грудь, волшебство ее губ – все это было оглушительной симфонией ощущений, заставлявших комнату вращаться.

Джозайя вдохнул цветочный аромат ее тела и поцеловал теплую стройную шею. Буйная радость охватила его, и он возликовал.

«Моя! Она вернулась, потому что – моя!»

Но это была всего лишь иллюзия счастливого конца, и он это знал.

«Не смогу удержать ее. Даже не могу попытаться. Проклятье!»

Он принялся покрывать поцелуями ее лицо, затем подхватил на руки, чтобы отнести вниз, в спальню. Он хотел ей дать столько счастья, сколько мог, хотел любить ее не сдерживаясь, хотел проявить нежность – и страсть… и при всем при этом Джозайя не хотел торопиться и безумствовать в поисках притязаний и прав на свою музу.

Он ликовал, что еще здоров и невредим в ее глазах и что Элинор пришла к нему свободно, но как только она узнает его тайну… Ох, сначала жалость и вина затуманят ей разум, а потом…

Джозайя был совершенно уверен, что в конечном счете у нее возникнет чувство, что он заманил ее в ловушку, влюбив в себя.

И эта невыносимая ситуация была чревата душевной болью.

Словно почувствовав его настроение, Элинор тихонько вздохнула. Когда же он вытащил из ее волос шпильки и принялся расплетать косы, проговорила:

– Они спутались. – Она заправила локон за ухо. – После… сегодняшнего утра я не потрудилась расчесать их как следует.

– Вот и хорошо, – ответил Джозайя.

Он повел ее к кровати, по пути раздевая так осторожно, словно распаковывал фарфоровую китайскую куклу, а Элинор ему помогала.

Через несколько минут они стояли друг перед другом без всяких барьеров.

– Рад? – спросила она.

– Возможно, это глупо, но я все время хотел иметь привилегию расчесать ваши волосы, мисс Бекетт. Если позволите…

– Правда? – Элинор вопросительно посмотрела на него.

– Чистейшая правда. Меня восхищает, что после всего случившегося ты так скромна в мелочах и… – он провел пальцами по выпуклостям груди, – так естественно бесстыдна и уверена в себе.

Она залилась краской.

– Женщина вправе быть противоречивой, Джозайя.

– Да, конечно. И – аминь.

Он поцеловал ее в лоб, потом принялся покрывать поцелуями все лицо – щеки, веки, брови, даже кончик носа. И за каждым прикосновением его губ следовали пальцы – он руками запоминал ее черты.

Наконец, поцеловав в губы, Джозайя осторожно опустил Элинор на кровать. Она тотчас же вытянулась на постели, не отрывая от него глаз. А он любовался ею глазами художника, поклонялся ей. Он изучал каждый изгиб ее тела – все привлекало его внимание, ибо в Элинор не было ничего, что можно было бы пропустить.

Она извивалась под ним, а он покрывал поцелуями ее тело, однако руки его не спускались ниже живота. Джозайя прекрасно знал: стоит ему коснуться влажных складок лона, как он забудет все свои клятвы, и тогда…

Внезапно Элинор засмеялась и проговорила:

– Все это слишком односторонне, мистер Хастингс. Чудесно, конечно же, но не вполне справедливо по отношению ко мне.

Он криво усмехнулся.

– Как так получается, что мне всегда грозят проблемы, когда вы говорите о справедливости, мисс Бекетт?

– Прекрати жаловаться – и ложись! – скомандовала Элинор.

Не успел он ее остановить, как она вывернулась из-под него и прижала его к подушкам.

– Quid pro quo [4], сэр.

Она рассматривала его с мучительной медлительностью, и Джозайе пришлось прикусить изнутри щеку, чтобы не запротестовать. Проказница, начав с ушей, двигалась вниз, исследуя его тело и пробуя на вкус его плоть по своей прихоти и желанию.

То, что началось как игривый реванш, превратилось в нечто… совсем иное, когда Элинор забыла игру и принялась целовать его, поглаживать и легонько покусывать, восхищаясь при этом его стройным и мускулистым телом.

– А эти шрамы, Джозайя?.. – спросила она, и ее пальцы прошлись по шершавым рубцам вокруг его щиколоток (Элинор не замечала их прежде – просто ей в голову не приходило разглядывать щиколотки возлюбленного).

– Это история для другого дня. – Джозайя притянул ее к себе и отвлек поцелуями.

Но Элинор тут же вывернулась и заявила:

– У тебя слишком много тайн и нерассказанных историй.

Джозайя вздохнул и пробормотал:

– Хватит разговоров, дорогая.

Он чуть развернул Элинор, и тут же, дабы положить конец разговорам, опустился на колени и принялся поглаживать ее ноги. Отдавшись этой сладостной тирании, она тихонько вздыхала, а он продолжал ее ласкать и при каждом движении как бы случайно задевал складки ее лона, пока они не заблестели от влаги возбуждения.

– Джозайя, пожалуйста… довольно! – воскликнула Элинор.

Он раздвинул ее бедра и наконец поцеловал заждавшееся лоно, лизнув горячую чувствительную почку. Ноги у Элинор тотчас затряслись, и он понял, что она готова.

Джозайя поднялся, и ее ноги разошлись пошире, чтобы принять его. В следующее мгновение его твердокаменное копье устремилось в сладкую гавань – Джозайя вошел одним резким движением, полностью заполняя ее. А зеленые глаза Элинор неотрывно смотрели на него, когда их тела сливались воедино. Чудесный танец страсти захлестывал обоих волна за волной, и с каждым движением они все более воспламенялись.

Когда же их страсть начала подбираться к вершине, Джозайя громко вскрикнул, а Элинор со стоном содрогнулась, после чего хрипло закричала, почувствовав, что словно вырвалась на свободу из какой-то темницы. И только жар тела Джозайи, смутное осознание его ответного крика и горячая влага, вливавшаяся в ее лоно, привязывали Элинор к ее физической оболочке.

И она знала, что вернулась за этим… за ним.

Не требуя от него никаких заверений и обещаний, Элинор вернулась.

Вернулась, потому что не хотела жить без надежды.

* * *

Джозайя проводил Элинор вниз и держал фонарь, когда она садилась в карету, чтобы вернуться в «Рощу». Поцеловав кончики ее пальцев, он отпустил ее – так неохотно, словно она отправлялась в далекие страны, а не в горячую ванну и теплую уютную постель в доме по-матерински заботливой миссис Клей.

О, проклятое время! Время уже давно было его врагом, но теперь ему казалось, что каждая минута ставила новые преграды. Более того, он точно знал, что занимал часы у будущего, которого страшился.