— Неужели я показалась тебе столь категоричной? Это ужасно неприятно.

— К сожалению, это так. Потом ты три раза делала выпады по поводу отношения его матери к тебе. Тот пасхальный обед был уже так давно, а ты все не можешь ему простить неприятной сцены. Вовсе необязательно было ему об этом напоминать. Извини старую подругу, что говорю все это, но тебе стоит забыть стычку с его матерью. На следующий год отпусти его одного к своим родственникам. Извини еще раз, я не обидела тебя?

— Наверное, ты права. — Марийка налила себе еще кофе, стараясь собраться с мыслями, — но мне кажется, ты чего-то недоговариваешь. Почему ты вдруг решила, что у нас с Джонатоном не все в порядке. Ты уже не первый раз говоришь мне об этом. Почему?

— Джонатон звонил мне с Дальнего Востока. Вот я и решила пригласить вас вдвоем в Кэмп-Дэвид. Он очень переживает, Марийка.

— Я даже не знала, что вы с ним говорили. Он мне ничего не сказал. Даже когда я передала ему твое приглашение, он не упомянул о вашем разговоре.

— Мы говорили немного, но мне показалось важным, чтобы вы оба отдохнули у нас в этот уикэнд. Он сказал, что не может выдержать и двух суток, чтобы не поговорить с тобой, а ты все время куда-то уезжаешь, встречаешься с десятками других людей, а для него у тебя нет времени.

— Похоже, Джонатон меня ревнует, — мрачно заметила Марийка, — ей совсем не нравился этот разговор.

— Он очень переживает разлуку с тобой, — возразила Эви. — Мне кажется, ты должна быть добрее к нему. Не подогревай ваши разногласия хотя бы здесь, не отталкивай его. Послушай, — тон Эви изменился, — я пригласила тебя не для того, чтобы читать тебе нотации и портить настроение. Мы с Маком хотим, чтобы у вас было чудесное романтическое свидание, и давай закончим этот неприятный для нас обеих разговор.


Эванжелин поделилась с Маком своими сомнениями, когда они вернулись вечером в воскресенье в Белый дом и долго беседовали перед сном. Она очень переживала за Джонатона и Марийку. Мак был иного мнения.

— Не усложняй, Эви, они любят друг друга, их притягивает взаимная близость. Они воркуют, как два голубка. Я никогда не видел, чтобы люди в их возрасте так себя вели. — Эви положила ему голову на плечо. — Они все преодолеют, оба уже не дети. Они по-настоящему любят, это очевидно. Ты обвиняешь Марийку в том, что она поддевает Джонатона, но это ее стиль. Она всегда старалась выдерживать во всем дистанцию вытянутой руки. Джонатон понимает ее. Нет сомнений, он ее обожает и боготворит, пожирает ее глазами и все такое.

— О, как бы я хотела с тобой согласиться. Мне кажется, они соревнуются в борьбе за собственную независимость. Что ж, подождем — увидим. Боюсь, они все больше отдаляются друг от друга. Они напоминают мне парочку Хампи-Дампи, сидящую на стене, слишком эгоистичны оба, чтобы прийти к согласию.

— Почему, скажи мне, пожалуйста, ты сомневаешься, что они поженятся? Они оба ведут себя, как умеют. Впоследствии личное вероисповедание и взгляды на карьеру перестанут быть для них чем-то существенным. Что тебя так тревожит?

— Потому что она уже не сможет полюбить кого-то другого.

— О, не преувеличивай! Тысяча других мужчин будут счастливы слазить ей под трусики и тысяча влюбленных женщин готовы стянуть с Джонатона брюки.

— Не будь таким циничным, — рассмеялась Эви. — Я говорю о том, что Марийка ни за кого другого замуж не пойдет. Я говорю серьезно. После смерти Дейвида Марийка не встретила ни одного мужчины, за которого она бы вышла замуж, ни одного. Не так много вокруг подходящих кандидатур. Куча разных мужиков со своими недостатками, и ни одного годного для брака, — Эви приподняла голову и чмокнула Мака в нос, — такого же серьезного и очаровательного, как ты, например, — таких просто больше не существует.

Мак собрал с постели пачку документов, которые собирался прочесть перед сном и бросил их на пол.

— Если кто-нибудь спросит меня, почему я женился па тебе, — сказал Мак, выключая лампу у кровати, — я отвечу — из-за твоих кулинарных способностей.

Ради Джонатона Марийка принарядилась в яркое красное шифоновое платье, но он даже не обратил внимания на ее старания.

Дистанция между ними все увеличивалась, и они молча наблюдали за этим, не предпринимая попыток исправить положение, а может, были бессильны что-то изменить.

Сидя с ним рядом на приеме, она чувствовала исходящие от Джонатона волны отчуждения, а не притяжения. Она вспомнила предсказание Сары, высказанное на прошлой неделе:

— Следите за собой, Марийка, не расслабляйтесь. Меркурий входит в силу. Невидимые нити соединяют его со звездой Сириус, которая была покровительницей сокровенного знания, полученного человечеством. Меркурий — арбитр между Солнцем и Луной, он определяет в человеке качество проводника, посредника. В дни воздействия Меркурия ничего нельзя решать конфликтом, а только умом, можно — посредством сделок.

Марийка ничего не понимала в астрологии, но вокруг нее все разваливалось. Уход Грега из агентства сильно сказывался на состоянии дел. Здоровье Стефена с каждым днем ухудшалось. Все эти факторы, хотя и значили что-то сами по себе, не могли сравниться с возможной потерей Джонатона. Они все больше отдалялись друг от друга. Та великая энергия, которая рождалась их любовью, получила отрицательный заряд.

Нервы у Марийки были на пределе, она срывалась по пустякам и ужасно устала. Казалось бы, нескончаемое продвижение вверх к успеху, любви и обожанию вдруг сделало резкий поворот в сторону. Впервые в жизни она почувствовала себя неудачницей, и это ей совсем не нравилось. Появление этого сильного мужчины в ее жизни, доброго советчика, защитника, страстного любовника, отодвинуло все на второй план. И вот теперь этот новый мир чувств рушился, сметая все на своем пути.

Марийка была не в настроении идти на этот прием в гостинице "Вальдорфс", ей было просто не до того. Ее раздражали сейчас все эти люди, которые подходили к ним, представляясь, делали ей комплименты, она натянуто им улыбалась. Кто-то подсчитывал суммы благотворительных сборов, организаторы вечера объявляли в микрофон имена наиболее крупных вкладчиков и размеры пожертвований.

— Я надеюсь, что если ты решишь выложить солидную сумму на благотворительные цели, то не станешь так фиглярничать перед всеми, хвастаясь перед всем миром, сколько ты выложил из своего кармана. А, Джонатон? — слишком резко сказала Марийка.

— А почему бы и нет? — запальчиво возразил Джонатон.

— Потому…

— Что "потому"?

— Потому что благотворительность должна быть анонимной. Если хочешь сделать доброе дело, сделай его тихо и незаметно, а не кричи об этом на каждом перекрестке. Все эти мистеры Денежные Мешки раздражают меня сегодня, мне здесь неуютно.

— Это у тебя такая вежливая форма пожелания, чтобы я отказался от объявления публично суммы моего взноса?

— Ты меня правильно понял.

— Значит, в твоих глазах это вульгарное поведение, то есть, ты хочешь сказать, что еврейское великодушие, демонстрируемое публично, вульгарно? Могу ли я тебе напомнить об университетах, больницах, библиотеках, музеях по всей стране, которые носят имена Рокфеллера, Карнеги, Эстора или Форда? Разве их имена позорят филантропию?

— Ты всячески пытаешься исказить мое к этому отношение, Джонатон.

— Марийка, нам нужно объясниться.

— Не здесь и не теперь. — Она стала разглядывать гостей — мужчин в темных вечерних костюмах и женщин в длинных роскошных платьях с оголенными спинами и бюстами.

— Уйдем отсюда. — Джонатон резко встал, отодвинул ее стул и взял под руку. Они спешно пересекли заполненный людьми холл и спустились на лифте вниз в гардероб.

— Поедем домой, — сказала Марийка устало, — и наконец-то отдохнем.

— Ну уж нет. Я чувствую себя зависимым в твоей квартире, ты знаешь это. Несколько раз я пытался с тобой серьезно поговорить, но ты тащила меня в спальню, и я забывал обо всем, что хотел тебе сказать. Сегодня вечером мы пообщаемся на нейтральной территории.

Он повез Марийку на Пикок-Аллей, в ресторан, куда ее взяли с собой впервые отец с матерью, когда ей было всего четыре года. Они уселись на диван у стены, Джонатон заказал бутылку шампанского.

— Смешно, не правда ли? Я автоматически заказал шампанское, потому что я знаю, как ты его любишь. И всегда я делаю только как ты хочешь. Ты празднуешь победу?

— Да, — улыбнулась ему Марийка, чувствуя, насколько он ей дорог.

— Но сегодня вечером все будет по-другому, Марийка. Я больше не хочу тебе во всем потакать.

— Что ты имеешь в виду под словом "потакать"? — Она обеими ладонями сжала его руку.

Официант наполнил шампанским два бокала и поставил бутылку в ведерко со льдом.

— Нам уже давно нужно было выяснить наши отношения.

— Почему, Джонатон? Что случилось? Почему ты говоришь со мной в таком тоне? У каждой пары возникают время от времени сложности в их отношениях, но все это не имеет значения, если люди любят друг друга.

— Для тебя ничего не имеет значения, — резко оборвал он ее. — Ты отлично знаешь, почему у нас с тобой разладились отношения. Я говорю сейчас о вещах, которые невозможно разрешить простым разговором. У нас есть различия, которые мы не можем преодолеть.

— Хорошо, расскажи мне о них, я жду.

— Никто другой на моем месте так долго не стал бы все это терпеть, — он пристально посмотрел Марийке в глаза. — Я был безумно влюблен в тебя, вернее сказать, я ужасно люблю тебя, но мы слишком разные, и нам этого не преодолеть.

— Я всегда считала, что наша непохожесть и притягивает нас друг к другу.

— Нет, это не так, слава Богу. Послушай, я искренне говорю тебе — ты все сильнее ранишь мои чувства и не желаешь это замечать.

— Поняла и взяла на заметку, продолжай.

— Ты знаешь, у меня нет твоего происхождения и образования, твоих манер, я не посещал колледж в Дирфилде, не учился в Гарварде, Принстоне или Йеле…