— Санд будет визжать от восторга. Это станет пиком ее карьеры, если она объедет корреспондентов в Белом доме.

— Отлично, вот и дай ей шанс прославиться.

Эви еще рассказала о своих приятных впечатлениях от отдыха, о Маке, общих друзьях, потом спросила о Джорджанне, и как идут приготовления к ее приему.

— Она очень серьезно относится к этому мероприятию, прием много значит для нее, ее можно понять. Это ее первый "выход в свет" в качестве жены Чонси. Она опасается, что его консервативная семья недовольна этим браком. Она хочет всем доказать, что ее вкус и социальное происхождение дают ей право стать на один уровень с Чонси.

— Потрясающе! Но ей не нужно никому ничего доказывать, он ее не на помойке нашел.

— Да, но мы обе знаем, насколько она щепетильна в таких вопросах. Его семья считает, что она должна ползать перед Чонси из благодарности на коленях. Они ждут ее провала, чтобы потом сказать: "Мы это предвидели заранее". Они убеждены, что Джорджанна "не подходит" их обожаемому Чонси, и я уверена, попытаются сделать все, чтобы разрушить этот брак.

— Пошли они к черту! Она стоит сотни таких, как они. О чем они беспокоятся? Джорджанна знает, как тратить деньги, она не расточительна, не тратится на золотые безделушки. Она хочет укрепить их брак, обожает Чонси… — Эви задумалась. — Ты знаешь, как я люблю всякие вечеринки. Жизнь в Белом доме — это сплошное пресс-шоу. А я обожаю веселые вечеринки с близкими друзьями. Очень хочется вместе с Маком прийти к Джорджанне. Это помогло бы ей уесть своих новых родственников.

— Ты не можешь, не беспокойся. Она все сделает отлично, как всегда.

— Ты никогда не думала, Марийка, какие же мы счастливые, что нам не пришлось никому доказывать, кто мы есть и откуда взялись? Нам наплевать было на то, что кто-то думает о нашем происхождении.

— Я стала часто об этом задумываться, — ответила Марийка. — Нам не приходилось стыдиться своих семей, нас воспитывали в уважении к добродетели, мы получили прекрасное образование. Это то, что называется "удачно родились", и мы не сделали ни единого усилия, чтобы заслужить такое положение, добиться его, быть достойными счастливого случая…

— Марийка, — Эви неожиданно прервала ее, — извини, мне надо идти. Я должна поговорить с Маком прежде, чем он улетит в Деневер. Передай Джорджанне, что я по-прежнему люблю ее, а тебе — успехов.

— После разговора с Эванжелин Марийка тут же перезвонила Санд. Она получит "плату" за то, что предоставит этой журналистке первополосную информацию о президентской чете. Санд придется обратить внимание на прием Джорджанны и дать самые лестные отзывы о нем в газете. Она пригласит к себе Сидни и Рейчел Миллеров. Все, возможно, будут счастливы.


Марийка так долго не виделась с Джонатоном, она истосковалась по нему, его нежным рукам, ласковому взгляду, милому смеху.

Самолет компании приземлился в аэропорту в Тетерборо в Нью-Джерси с часовым опозданием. Ему нужно было всего-то переехать через мост Джорджа Вашингтона, чтобы оказаться у ее дома. И у них оставалось всего сорок минут до отъезда на вечерний прием у Джорджанны и Чонси Вилкинс.

— Очень трудно привести себя в порядок и надеть вечерний костюм, когда женщина стоит у тебя за спиной и все время повторяет: "Скорее, скорее, поторапливайся!" Ты сама же меня задерживаешь, — взбунтовался Джонатон.

Марийка поняла, что самое лучшее сейчас оставить его одного, согласившись на предложенное им пари: чтобы они еще больше не опоздали, тот, кто первым начнет приставать к другому до того, как они сядут в машину, выписывает штраф на тысячу долларов.

Наконец Джонатон вошел в ее спальню, одетый в роскошный черный вечерний костюм с шелковым шейным галстуком в руках цвета слоновой кости, надушенный одеколоном "Ройал Лайм", тщательно выбритый, с покрасневшим после душа лицом. Он протянул галстук с беспомощным выражением смущенного мальчика.

— Помоги мне завязать, иначе мы никогда не попадем на этот ужин.

Марийка не завязывала мужских галстуков со времен Дейвида. Она уже не помнила, как это делается, но у нее все получилось. Она выиграла спор — тысячу долларов.

Джонатон сжал ее в своих объятиях.

— Никогда в жизни ничего так не хотел, как тебя, прямо сейчас.

Марийка почувствовала, как набухают ее соски. Он расстегнул ей застежку на спине, снял с нее зеленое шифоновое платье и осторожно повесил на спинку кресла, сбросил брюки. Теперь они точно не попадут на прием.

— Я же обещала помочь Джорджанне, — пришла в себя Марийка. — Мы немедленно должны выезжать. Она нуждается в моей помощи…

Джонатон прервал ее протесты, впившись губами в ее рот. Марийка с трудом оторвала его губы.

— Я в тысячу раз больше нуждаюсь в тебе!

— Мы должны ехать, Джонатон! — Марийка справилась со своим желанием, она не могла подвести подругу. Еще мгновение в его объятиях, и она сдастся.

Спрыгнув с кровати, Марийка схватила свое платье и выскочила в ванную комнату, чтобы снова восстановить макияж и привести себя в порядок.

Они молча ехали в машине, взявшись за руки.

— Я надеюсь, ты заметила, какую машину я арендовал на вечер?

Она не белого цвета, это не лимузин, просто обычная маленькая машина.

— Очень маленькая и самая обычная. Всего лишь четырехдверный "ягуар" новой марки. Кстати, Джонатон, ты будешь сидеть сегодня за столом с Санд, тебе придется развлекать ее, так просила Джорджанна. Она должна написать положительный отчет о приеме.

— Дерьмо! — очень тихо выругался Джонатон.

— Я все слышу!

— Ты думаешь, мне будет очень приятно после такой долгой и трудной поездки еще делать над собой усилие, очаровывая эту дрянь за ужином? Почему я не могу просто посидеть рядом с тобой и насладиться вечеринкой?!

— А что, если я пообещаю тебе расплатиться с тобой за эти мучения после ужина?

— Принимается. — Он нежно поцеловал Марийку в шею.

Перед тем как выйти из машины, Джонатон зажег свет, вынул из кармана чековую книжку и выписал чек на тысячу долларов в Фонд Литературного общества Нью-Йорка.

Из гаража они поднялись на лифте в обширное фойе трехэтажного особняка. Чувствовалось, что прием уже начался — смешанный запах духов и табачного дыма, музыка, смех, снующие официанты.

Большая комната была отделана под камень темной фактуры, горели свечи, создавая атмосферу древней пещеры. В нишах стояли большие китайские вазы с белыми лилиями. По стенам было развешано оружие, включая короткие мечи японских самураев.

— Ну, черт, — прошептал Джонатон, — кажется, мы попали в музей.

— Ты еще не такое увидишь! — пообещала Марийка.

Гостей у входа встречал дворецкий в ливрее, высокий, хорошо сложенный, похожий на французского графа.

Дворецкий бил об пол жезлом, громко объявляя имена прибывших гостей. Рядом с ним висел большой план зала, где был накрыт ужин, чтобы гости могли заранее посмотреть, где находится их столик.

Джонатон предложил Марийке пройтись по залу и оглядеться. Она была в этом доме тоже впервые, но кое-что уже знала от подруги.

— Здесь работал дизайнер Билли Бойд. Нужно было разместить большую коллекцию живописи, антиквариата, произведений прикладного искусства, которую Чонси собирал всю жизнь. Жилые комнаты находятся на двух этажах, каждая в своем стиле и цветовом решении. И в каждой есть маленькая часть коллекции. Одна из комнат, отделанная эбеновым черным деревом, была отведена для хранения знаменитой коллекции розового китайского фарфора.

Дизайнер подобрал, как противопоставление, предметам искусства прошлого, ультрасовременную мебель, окраску стен, искусную подсветку. Сверкающая поверхность мрамора и металла сочеталась с изяществом резного дерева и хрупкостью тончайшего стекла. Дом Чонси и Джорджанны вызывал шок восторга.

До свадьбы многие предметы коллекции Чонси хранились в темных кладовых и ящиках. Теперь же все это — предметы зависти аукционов "Сотбис" и "Кристи" — было выставлено во всей своей красе на всеобщее обозрение.

Марийка и Джонатон со старинными фужерами обошли несколько комнат этого дома-музея. Она представляла его гостям, Марийка знала всех и оказалась впереди него. Джонатон прикоснулся холодным бокалом к ее обнаженной спине, и от неожиданности она вскрикнула.

— Джонатон, не делай больше так. Ты ведешь себя неприлично!

— Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе спереди, а не сзади?

Он уже протянул к ней руку, чтобы выполнить обещанное, но Марийка воскликнула:

— Умоляю, держи себя в руках!

— Почему мы здесь, а не в твоей спальне?

— Я должна быть здесь, это моя обязанность, и дала обещание Джорджанне, ты же знаешь.

Она приветствовала по-итальянски новую пару гостей, затем перешла на английский:

— Господин Генеральный секретарь, прошу вас познакомиться с Джонатоном Шером, бизнесменом и моим другом из Чикаго. Джонатон, это превосходительство Генеральный секретарь ООН Ремиджио Казафорте и его супруга.

Он поцеловал Марийке руку.

— Вы сегодня еще более прекрасны, чем всегда. Морская пена бьющихся о рифы волн!

— Жаль, что я не умею так говорить комплименты, тогда бы и я мог поцеловать твою руку, — ехидно заметил Джонатон, когда они отошли в сторону.

— Во всяком случае он не хватает женщин за спину.

Они еще побродили по дому, разглядывая произведения искусства и обмениваясь любезностями с гостями. Джонатон уже был на взводе от этого светского времяпрепровождения.

— Так надо, — сказала Марийка.

— Конское дерьмо! — выругался Джонатон, и Марийка снова представила его очередной паре.

Он бы с большим удовольствием пристроился с ней где-нибудь в уголке на диване, но как же, еще нужно было посмотреть картину Пикассо! Потом Марийка потащила его лицезреть картины Миро, Арпа, Генри Мура и натюрморт с цветами Одилона Редона. У картины Генри Фантин-Латура Джонатон заметил: