При виде его Локита сделала большие глаза. Никогда она не думала, что тот может выглядеть столь блистательным красавцем.

Впервые он предстал перед ней в своей дипломатической униформе. В шелковых чулках, бриджах, кителе с золотым шитьем, он живо напомнил ей отца, когда тот порой покидал маленький дом у Булонского леса, чтобы явиться в британское посольство или во дворец Тюильри.

Тогда ее оставляли дома, но этим вечером ей предстояло ступить в новый мир — мир, самый порог которого казался ей доселе недосягаемым.

— Вы чудо как хороши, Локита! — воскликнул лорд Марстон.

— Вы в самом деле так считаете?

Он знал, что она не имеет намерения напрашиваться на комплимент, что ею движет неподдельное желание предстать в самом совершенном обличье перед человеком, который поведет ее под венец.

— Убежден, что такой прекрасной невесты свет еще не видывал!

Вуаль на головном уборе Локиты не закрывала лица; откинутая назад, она ниспадала по ее волосам и облегала сзади фигуру.

Могло даже создаться впечатление, будто она обволакивает ее, словно облако, и лорд Марстон не усомнился в том, что князь непременно сочтет ее богиней, сошедшей с небес и назвавшейся его нареченной.

Он протянул Локите бокал с шампанским:

— Выпейте глоточек, потому что, хотя служба будет и не длинная, для вас, я уверен, это будет нелегким испытанием.

— Я думаю сейчас только о том, что увижу… Ивана, — прошептала Локита.

— Уверен, он думает о том же.

Внезапно осветившись лицом, Локита проговорила:

— На случай если потом забуду сказать вам это, Хьюго, я хочу поблагодарить вас сейчас за вашу доброту. Вы самый чуткий и занимательный попутчик на свете.

Лорд Марстон улыбнулся:

— За время нашего путешествия мне не давал покоя один вопрос: выказал ли мне Иван свое уважение тем, что беспечно оставил вас на мое исключительное попечение, или же жестоко меня оскорбил?

Локита рассмеялась:

— Он ведь знал, что вы друг и что я никогда не взгляну на другого мужчину. — Выдержав паузу, она продолжала, глядя на него с искренней нежностью: — Но хотя сердце мое принадлежит Ивану, в нем всегда есть уголок, предназначенный только вам.

Слова эти тронули лорда Марстона. Он поднес к губам ее руку:

— Мне остается только верить, что когда-нибудь я полюблю женщину не только столь же прекрасную, но и такую же душевную, как вы.

— О, Хьюго, я тоже в это верю!

Оба улыбнулись, и лорд Марстон, взяв в руки шаль, которая была заказана вместе с платьем Локиты, бережно накинул ее на плечи невесты.

Дневная жара к тому времени начала спадать, но солнце по-прежнему согревало воздух, раскаленной позолотой мерцая на крышах и шпилях церквей.

Лорд Марстон и Локита спустились по сходням. Внизу их поджидала украшенная резьбой, убранная цветами праздничная тройка.

Цветами были унизаны и гривы породистых лошадей, а с шей их свисали гирлянды.

— Какая прелесть! — воскликнула Локита.

Лорд Марстон помог невесте усесться в тройку, а толпа, сгрудившаяся на причале, кричала ей приветствия и пожелания счастья.

— Я понимаю все, что они мне говорят, — с восторгом заметила Локита.

В течение всего плавания она упорно учила русский и по нескольку часов в день говорила с Сержем.

Без сомнения, решил лорд Марстон, у нее есть прекрасные способности к языкам, что, в конце концов, не столь уж удивительно.

Дело в том, что русский язык казался ему сложным, мудреным, особенно с учетом многочисленных местных говоров, и он всегда считал необыкновенной для себя удачей, что все представители русской знати блестяще говорят по-французски.

Но Локита воспринимала русскую речь как нечто неотъемлемое от любимого человека и решительно не желала ни в чем разочаровывать князя.

Тройка тронулась с места с обычной для нее необузданной удалью. Город утопал в экзотических растениях, но чаще всего попадались на глаза высокие, величественные, благородные кипарисы.

Первые два саженца были завезены сюда императрицей Екатериной во время поездки с князем Потемкиным по южным владениям. Эти два растения дали потомство в виде множества кипарисовых рощ и аллей, таких типичных для местного пейзажа.

Они проехали через весь город, и теперь тройка несла их по земле, которая лорду Марстону всегда представлялась страной грез, прекрасной и запредельной.

Тройка катила вдоль побережья. Затем, словно из глубин Черного моря, перед Локитой вырос дворец, сверкая крышами и башенками над кронами окружавших его деревьев.

Увидев его, она приложила к груди руки. Зрелище, подумал лорд Марстон, и впрямь чарующее.

Выдаваясь сказочным силуэтом на фоне малиново-золотого марева заходящего солнца, это роскошное видение, казалось, явилось им прямиком со страниц «Тысячи и одной ночи».

Тройка, мчась с поистине необъяснимой скоростью, влетела через огромные ворота на широкую аллею, обсаженную изумительными цветами и кустарниками.

Ступени из мрамора, многочисленные колонны подчеркивали почти баснословное великолепие этого дворца, однако настоящее очарование ему придавала некая сокровенная уединенность.

На лестнице стояли длинные ряды ливрейных лакеев. Дворецкий, в роскошном одеянии с золотой тесьмой, спустился, чтобы сопроводить их наверх.

Мрамор, ляпис-лазурь, яшма, малахит интерьеров дворца и собранные в нем сокровища были почти неразличимы из-за несметного числа белых цветов.

Дворец все больше поражал воображение Локиты. Лорд Марстон, идя с ней под руку вслед за дворецким по залам и коридорам дворца, чувствовал, как наполняется трепетом все ее существо.

Сквозь открытые двери часовни доносились голоса певчих, пахло ладаном.

К Локите приблизился слуга и передал ей букет. Принимая цветы, она вдруг опустила взор, смущенная и немного напуганная сознанием того, что ей предстоит совсем скоро.

Лорд Марстон бережно прикрыл ладонью лежащую на изгибе его локтя руку, возвращая Локите веру в себя, и они медленно вошли под своды часовни.

То затихая, то нарастая с новой силой, звучали благодарственные псалмы. Под иконами мерцало пламя в серебряных лампадах, радостно пылали сотни свечей, в нарядных ризах расхаживали священники.

Локита подняла глаза и увидела князя.

Он ждал их у ступеней алтаря. Лорд Марстон, так высоко ценивший внешность своего друга, не мог припомнить случая, когда бы князь произвел на него столь сильное впечатление.

Длинный, схваченный на русский манер у самого подбородка плащ был ему необыкновенно к лицу; сам плащ был белый, отороченный по краям мехом белой лисы там, где он достигал бедер.

На груди князя сверкали ордена, придававшие ему внушительный вид властного величия, но Локита, глядя на него, думала сейчас лишь о том, что он здесь и она его любит.

Она заметила, как в глазах его полыхнул огонек, безошибочно подсказавший ей, что он томился и терзался с самого первого дня этой казавшейся бесконечной разлуки.

Началась служба, и в тот миг, когда они приносили свои венчальные обеты, Локита чувствовала присутствие совсем рядом любимых ими людей — людей, которые любили их и поныне.

Она знала, что позади нее незримо присутствуют отец с матерью, что поблизости стоит мать Ивана; они были с ними, когда священник соединил их, когда вся часовня наполнилась радостью и славословиями Богу.

Они сжимали в руках горящие свечи, над головами их держали венцы. Наконец они получили Божие и церковное благословение.

Проведя Локиту по короткому нефу, князь вернулся с ней во дворец. Внезапно все исчезли. Они остались вдвоем.

Ни слова не говоря, он взял ее за руку и провел в круглую комнату, которая была сплошь заставлена звездчатыми орхидеями, так много говорившими их сердцам.

Нежные растения устилали поверхность стола, покрывали стены, гирляндами свисали с потолка.

Князь подвинул для нее стул, сам присел рядом и заглянул ей в глаза:

— Моя… жена!

Он произнес эти слова едва различимым шепотом, но она знала, что он сейчас сказал.

Откуда-то донеслись звуки скрипичной мелодии, исполняемой невидимым квартетом музыкантов. Слуги одно за другим вносили яства и вина.

Локита не помнила ни лакомств, ни напитков, которых она отведала в тот день. Она знала только то, что все ее существо в присутствии любимого человека охватила неуемная дрожь. Они болтали о каких-то обыденных пустяках, но каждое сказанное слово имело свой сокровенный смысл, которому внимали их сердца и души.

Потом она так и не смогла вспомнить, какие слова говорились тогда за столом.

Вполне возможно, что она поведала ему историю своей жизни до самого дня их встречи, что рассказала о том, как томилась по нему в разлуке во время путешествия из Марселя в Одессу, которому, казалось, не будет конца.

Трапеза завершилась, и слуги покинули залу. Они снова были одни. Князь опустился в глубокое резное кресло, увенчанное сверху распятием.

— Я так долго мечтал увидеть тебя здесь, — сказал он, — увидеть тебя здесь своею женой, знать, что впереди у нас с тобой еще вся жизнь.

— Что… сказал тебе царь? — проговорила Локита, чувствуя, что должна была спросить об этом раньше, хотя тогда это казалось совсем необязательным.

— Государь отнесся к делу с пониманием. Теперь тебе обеспечено надежное положение при дворе, причем не только в качестве моей супруги, но и как дочери своей собственной матери.

— Ты полагаешь… что не может вспыхнуть скандал?

Князь покачал головой:

— Можешь быть совершенно спокойна. Были даны соответствующие разъяснения, но я не хочу сейчас заводить о них речь. Я хотел бы говорить с тобой… только о нас. — На последних словах голос его зазвучал совсем тихо. Смутившись, Локита опустила глаза.