— Мы немедленно едем в Париж! — объявил князь Иван.

— Раньше завтрашнего утра я не смогу тронуться с места, — возразил лорд Марстон. Сегодня вечером я должен быть у премьер-министра.

Он предположил, что князь может отправиться в Париж и без него, но тот не согласился, и на следующий день они сидели в самом раннем по расписанию поезде, том самом, что за день до этого увозил из Лондона мисс Андерсон и Локиту.

Прибыв в Париж, они первым делом устремились в маленький домик в Булонском лесу.

Дверь открыл все тот же пожилой сторож, но он ничего не знал о возвращении беглянок в Париж, поскольку те не передали ему никаких сообщений на этот счет.

— И что же нам теперь делать? Что, тысяча чертей, нам теперь делать? — вскричал князь, когда экипаж покатил по окрестностям Булонского леса.

— Думаю, следует отправиться в театр, — возможно, там о ней что-то знают, — с некоторым колебанием произнес лорд Марстон.

— Едем туда немедленно!

— В такой-то час?! — подивился лорд Марстон. — Но, Иван, в это время там нет ни души, Мы не застанем даже уборщиков.

Князь прикусил губу.

Под глазами у него пролегли темные тени, — лорд Марстон предположил, что с момента исчезновения Локиты он не спал ни часу.

Они изъездили все тропинки Булонского леса, князь вглядывался в просветы между деревьев, теша себя надеждой, что по воле чудесного провидения он вдруг узреет сидящую в седле Локиту.

— Я проголодался, — взмолился наконец лорд Марстон, который в то утро занял место кучера. — Я собираюсь отвезти тебя домой, Иван.

— Я не могу сейчас есть! — огрызнулся князь.

— Зато я могу, — решительно произнес лорд Марстон. — Если ты будешь изнурять себя голодом, толку от тебя будет совсем немного, а в первую голову — для Локиты, в том случае если ты ей окажешься нужен.

— Я знаю, что ей нужен! — яростно вскричал князь. — Я это знаю! Все этот треклятый «дракон», это она скрывает ее от меня.

Лорду Марстону пришло на ум, что во время их последнего свидания мисс Андерсон ничем не напоминала дракона, с которым ее сравнили.

И однако в который уже раз она сумела проявить поистине изумительную твердость духа и самообладание, уведя у них из-под носа Локиту и поселившись с ней в каком-то неизвестном месте.

Показались Елисейские поля, и вскоре ливрейные лакеи князя открывали ворота с золочеными украшениями.

Остановив лошадей у парадного подъезда, лорд Марстон благодушно произнес:

— Должен тебе сказать, Иван, что я завидую твоему кучеру. Большая роскошь — управлять такими лошадьми.

Князь, целиком отдавшись унынию, никак не откликнулся на это замечание.

Безропотно следуя за лордом Марстоном, он начал подниматься по ступенькам к дверям. Достигнув террасы, он услыхал звук приближающегося экипажа. Оглянувшись, они увидели на подъездной аллее открытый фиакр.

Когда же старенькая кобыла наконец остановилась близ княжеской кареты, лорд Марстон не смог удержать возгласа изумления: в фиакре сидела Локита. Но первым ее заметил князь.

В одно мгновение из апатичного, сломленного несчастьем человека превратившись в трепетного от восторга и нетерпения влюбленного с пылающим взором, он бросился вниз по ступенькам к фиакру:

— Локита! — Порывистым шепотом ее имя сорвалось с его губ.

Она подняла на него глаза, и уста ее дрогнули в ответ, но остались немы.

Князь протянул к ней руки и завладел ее пальчиками.

Сила, с которой он сжал их, заставила ее поморщиться от боли. Он словно хотел удостовериться, что перед ним не мираж.

Когда он вывел ее из фиакра, она промолвила:

— Меня послали… за тобой. Энди хочет… тебя… видеть. И говорит, что это — срочно!

— Видеть меня? — повторил князь.

Слова эти были сказаны скорее механически, ибо взгляд его блуждал по лицу Локиты с такой ненасытной силой любви и желания, что та вдруг затрепетала.

— Пожалуйста… надо ехать, — нашла в себе силы сказать она.

— Да. Конечно.

Экипаж князя по-прежнему находился у парадного подъезда, и лорд Марстон, услышав слова, которыми они обменялись, вновь занял место возницы и подобрал поводья.

— Куда мы едем? — спросил он.

И словно бы теперь, когда рядом с ней находился князь, ей было трудно думать о чем-то другом, Локита с усилием назвала маршрут.

Когда экипаж выкатил к Елисейским полям, князь обнял ее за плечи:

— Как же ты могла… устроить мне такую пытку?

— Прости меня… — жалобно взмолилась она. — Я пришла к Энди… чтобы… спросить ее совета… а она… решила… что мы должны немедленно отправляться… в Париж.

— Что-то подобное я и предчувствовал. Я не мог поверить, что ты отвергла нашу любовь.

— Ты же знаешь, как я люблю тебя! — воскликнула она. — Это была адская… смертельная мука… Это было наказание за то, что я ушла от тебя.

Они взглянули друг на друга. На их осунувшихся лицах лежала печать пережитого страдания. Но любовь, которой светились их взоры, озаряла эти лица почти сверхъестественным сиянием.

Лорд Марстон, не проронив по дороге ни слова, исправно погонял лошадей, и вскоре они уже сворачивали на боковую улочку с бульвара Мадлен.

Грум, сидевший на задке экипажа, соскочил на тротуар и ухватился за лошадиную сбрую.

Вслед за Локитой князь Иван и лорд Марстон вошли в высокое серое здание и поднялись по лестнице на второй этаж.

Когда уже они находились у дверей комнаты мисс Андерсон, лорд Марстон произнес:

— Возможно, меня ей видеть не захочется…

— А я хочу, чтобы ты был при мне, — сказал князь. — Я хочу, чтобы ты слышал все, что она собирается мне рассказать.

Локита приоткрыла дверь:

— Я нашла князя Ивана, Энди. Здесь также лорд Марстон.

Мадам Альбертини подавала мисс Андерсон ее капли. Поймав взгляд мадам, Локита ощутила в нем неподдельную тревогу.

— Войдите! — произнесла мисс Андерсон по возможности твердо.

Мадам Альбертини сделала несколько шагов в сторону, а Локита бегом бросилась к кровати и упала перед ней на колени.

— Князь пришел, Энди, — прошептала она. — Но если ты не можешь сейчас разговаривать с его высочеством, он может подождать.

— Я должна говорить — и безотлагательно! — ответила мисс Андерсон.

Без лишних объяснений понимая ее намерения, оба мужчины, войдя в помещение, взяли по стулу и присели возле ее ложа. Мадам Альбертини выскользнула из комнаты.

Князь находился чуть дальше, чем Локита, поскольку та не вставала с колен. Лорд Марстон поставил свой стул у противоположного края кровати.

— Мне нужно очень многое вам сообщить, — начала мисс Андерсон, — а времени на это осталось совсем мало.

Локита издала стон:

— Энди!

С видимым усилием мисс Андерсон дотронулась до руки Локиты:

— Не надо плакать, моя хорошая. Я всегда поступала так, как считала нужным. И боялась, что ты так и не услышишь от меня правды. Но теперь я свободна от своего обета молчания.

Локита посмотрела на нее широко раскрытыми от удивления глазами.

— То был обет, данный мною твоему отцу и твоей матери, — объяснила мисс Андерсон, — и, хвала Всевышнему, я сумела сдержать его.

Голос ее звучал тихо, но ясно. Выждав мгновение, она обратилась к князю:

— Я знаю, ваше высочество, что вы терялись в догадках, кто такая Локита и почему вокруг нее так много тайн. Что ж, теперь я вправе раскрыть их. Она — дочь лорда Лейтонстоуна и ее императорского высочества княгини Наталии!

Возглас изумления сорвался с уст князя:

— Как?!.. То есть дочь… моей двоюродной сестры?!

Мисс Андерсон ответила кивком головы:

— Вашей двоюродной сестры… Дочери великого князя Бориса…

Князь отказывался верить услышанному.

— Но ведь это невозможно… — начал он.

Мисс Андерсон взмахом руки приказала ему замолчать, а потом медленно, с усилием выговаривая каждое слово, начала свое повествование.

Порой ее голос затихал настолько, что оба нетерпеливо подавались вперед, боясь упустить даже малую крупицу этой истории.

Временами же, словно под воздействием мощного внутреннего порыва, речь ее становилась стройной и внятной.

Все началось в 1847 году, когда княжна Наталия, одна из первых красавиц при русском дворе, влюбилась в мелкого английского дипломата, работавшего в британском посольстве, по имени Майкл Лейтон.

Они встречались втайне от всех, и благодаря какому-то необъяснимому стечению обстоятельств во всем Зимнем дворце ни одна душа не догадывалась об их связи.

И только гувернантка княжны Наталий, мисс Андерсон, которая занималась ее воспитанием с самого нежного возраста, отдавала себе отчет в том, что любовь, которая кружила головы молодым людям, постепенно заставила их позабыть всякую осмотрительность.

Царь Николай I распоряжался судьбой своих родственников и целого двора не просто с холодной бесчувственностью, но и с жестокостью, внушавшей панический ужас его окружению.

Напуганная тем, что ее подопечная в любое время может выдать себя с головой, мисс Андерсон согласилась покинуть Петербург вместе с княжной и отправиться в Одессу. Там, в отвоеванной у турок Бессарабии, великий князь отстроил себе дворец.

Но даже мисс Андерсон не могла допустить мысль о том, что, проделав от столицы каких-нибудь пятьдесят миль, они, в соответствии с планом княжны, далее будут следовать в сопровождении юного англичанина.

В одном захудалом городишке их повенчал священник, не имевший понятия о титуле и знатности новобрачной.

Они продолжили путь на юг, и путешествие, поначалу приносящее одни хлопоты да усталость, вдруг превратилось в месяц невообразимого, упоительного счастья.

Когда же наконец перед их взорами явилась тихая прелесть Одессы, когда они поселились во дворце великого князя, в котором только немногие верные крепостные могли давать себе отчет в происходящем, для влюбленных началась пора земного рая.