— Я им займусь. — Томас старался говорить со всей уверенностью, на которую был способен. — Доверь это мне, Катриона! Я не позволю Беркстеду продолжать охоту на тебя. Ни минуты больше.

Он бы поцеловал Кэт, покрыл ее поцелуями, потому что она наконец смотрела на него почти восхищенно. А еще потому, что ему этого хотелось. Быстрый страстный поцелуй в знак обладания и обещаний, которые еще предстоит сдержать. Ведь правда заключалась в том, что в Индии он не доверял ей до конца, не доверил ей тайну своей личности. Правду, которая все же привела его к тому, чтобы обелить ее имя. Но она могла уберечь их обоих и от сердечных мук, и от ужаса нынешнего положения — стоило ему открыться ей тогда, не дожидаясь того времени, когда ей это так понадобится!

Но прошлое не вернуть, разве только извлечь урок на будущее. И это будущее он не уступит Беркстеду — иначе гореть ему в аду.

Чем раньше он докажет Катрионе, что она может довериться ему, положиться на него, тем скорее она снова научится быть счастливой.

— Джеймс, — обратился он к брату. — Что узнали твои люди?

Хозяин дома, похоже, обрадовался смене темы.

— Мой егерь обнаружил свежие отпечатки лошадиных подков с западной стороны у наружной стены. Они вели к югу, к воротам, но дальше обрывались. Он расспросил людей в деревне и во всех постоялых дворах в округе. По его словам, люди заметили лишь одного чужака, и, судя по их описанию, это ты. — Джеймс криво усмехнулся. — В «Грошовом Хэндли» особенно встревожены тем, что сами объяснили тебе, как нас искать. Трактирщик уже рассыпался в извинениях перед Питерсом.

Упрек не прошел мимо ушей Томаса.

— В такой огромной семье, как наша, кто-то просто обязан стать блудной паршивой овцой.

Джеймс парировал:

— Блудной — это ты точно сказал.

— Да. Полагаю, Джеймс, мы тем самым определили мой характер или отсутствие такового. — Хорошо, однако, пуститься в дружескую пикировку с братом. Минута забавы в противовес серьезности положения — маленькая передышка, чтобы отойти от ужаса рассказанной Кэт истории. Тем более что ее история была чистой правдой. Это действительно случилось с ней. Он думал, что пережил немало страданий. Но разве его страдания шли в какое-то сравнение с теми, что выпали на долю ей? Она сделала все, что было в ее силах, чтобы спасти детей, лишь для того чтобы ее с ними разлучили. Он потерял Кэт, а она потеряла все.

— Итак. — Джеймс вернул его к действительности. — Ты говорил, что у тебя есть опыт в подобных делах. Что ты предлагаешь?

— Кто-нибудь наверняка что-нибудь видел. — Томас провел ладонью по непривычно коротким волосам. — Человек не может просто так взять и подъехать к самой стене такого поместья, как Уимбурн, которое находится почти что в центре деревни, в десять часов утра, летом, когда все — весь мир и его собака — ходят туда-сюда по своим делам. Кто-то что-то знает. Может быть, этот кто-то просто не понимает, что именно видел.

— Я разослал людей во все концы деревни и вокруг — пусть порасспрашивают, не видел ли кто чего-то необычного.

— А-а. В этом-то твоя беда.

— Прошу прощения?

— Ничего необычного никто не заметит. А если что-то и увидит, сочтет недостойным упоминания. Наш злодей не нацепит себе на лоб вывеску: «Я особенный. Смотрите на меня внимательно».

— Что ж, если ты умнее, чем все мои люди, тогда, разумеется, тебе и идти в деревню.

— Благодарю. Полагаю, я справлюсь. Но нам нужно искать одного человека. И он просто обязан обращать на себя внимание — он из той породы людей, которые не выносят, когда их не замечают.

— И что же это за порода?

— Ублюдок, абсолютный и беспримесный.

— Что такое «ублюдок»? — пропищал кто-то из младших детей, внезапно появившись из-за юбок Кэт, со свежим, розовым после купания личиком. Кристофер, решил Томас, младший из мальчиков — голос у него все еще был тихий и нежный, как у девочки.

Поглядев вниз, Томас увидел, что на него смотрит, как из зеркала, собственная юность. Маленький мальчик взирал на дядю с тем же невозмутимым спокойствием, которое некогда демонстрировал сам Томас, имея дело с лошадьми, в пять раз крупнее его самого. И ему было отрадно видеть это родство духа. Приятно сознавать, что внушительной фигуры мрачного дяди недостаточно, чтобы напугать мальчишку.

— Один плохой человек. Но я с ним справлюсь.

И тут они появились все, ее подопечные, и скоро в комнате было не протолкнуться — так кипела их здоровая неукротимая энергия. Вопросы сыпались со всех сторон, и все говорили разом.

— Нам нельзя идти гулять, пока не минует опасность. — Это Амелия, решил он. Скептическая и благоразумная. — Папа сказал, что нельзя.

— Вы чуть не пропустили чай. — Ее сестра-близнец, чуть повыше ростом — Джемма. В письмах Джеймса — рациональная, всегда в курсе событий, юная леди Джемма.

Действительно, горничные уже несли подносы с дымящимся чаем, вареными яйцами и фигурками из поджаренного хлеба.

— Прошу меня извинить. — Кэт быстро обрела уверенность, с непринужденным спокойствием встречая их нашествие. — Все сегодня с ног на голову, правда? Почему бы нам не сесть за стол и не выпить чаю?

— Да! Прекрасная мысль, — согласилась леди Джеффри. — Вы видите, что с мисс Кейтс все в порядке, не стоит за нее беспокоиться.

Но голос ее неуверенно дрожал, свидетельствуя об обратном, так что Кэт пришлось ее поддержать:

— Вы абсолютно правы. Но я бы очень хотела выпить чашку чаю с вареньем — тогда все будет просто отлично. Мы закончили? Я обо всем позабочусь, миледи.

Но Томас не собирался упускать возможности как следует познакомиться с племянниками и племянницами. И выпускать Кэт из виду он тоже пока не был готов.

— Уверен, нам всем нужно подкрепиться после утомительного дня. А мне уж точно. — Он последовал к столу вслед за детьми, но все стулья уже были заняты — в семействе Джеллико нерасторопных простаков не водилось. Тогда он подхватил маленькую Марию и усадил к себе на колени. Малышка приняла его присутствие с тем же безмятежным спокойствием, с каким воспринимал ее сам Томас, даже при том что перепачканные яйцом пальчики тут же потянулись, чтобы схватить его за подбородок и погладить по щеке. Он просто поцеловал кончики этих пальцев, словно ему уже не впервой было снимать еду с детской ладошки. Как будто делал это каждый день.

— Это клубничное варенье? — спросил он, кивком указывая на горшочек на середине стола.

— Да. — Джемма смотрела на него с некоторой усмешкой. Наверное, решила, что дядя не отличается умом, раз не узнал клубничное варенье с первого взгляда.

Но ее скоропалительное суждение нисколько его не задело.

— Я спрашиваю, потому что в Даунпарке, когда я был ребенком, мы ели самое вкусное в мире клубничное варенье. Я уже много лет не пробовал варенья.

Пиппа немедленно протянула ему горшочек.

— Но это и есть варенье из Даунпарка. Нам его посылает бабуля.

— Ну, на самом деле его посылает миссис кухарка, — уточнила Джемма. Ей всегда нужно было оставить за собой последнее слово — пунктуальной, обожающей точность Джемме. — Потому что это ведь она его варит. А бабуля всегда присылает нам, когда миссис кухарка выставляет его на стол.

Томас не был готов к тому, что в душе его что-то странно перевернулось, — землетрясение в миниатюре, вернувшее его мир на круги своя. Он сидел в ошеломленном молчании долгую минуту — он, не терявший головы, даже выведывая тайны шахов и магарадж, — а Мария тем временем вымазала яйцом его лицо.

— Бабушка? — наконец спросил он. — Вы называете мою мать, графиню Сандерсон, бабулей?

— А как еще нам ее называть? — спросила Амелия.

Пол качался под ногами Томаса, будто он все еще плыл на корабле. Так было, когда он только приехал в Англию — будто только что ступил с корабля на землю и ноги ступали неуверенно. Он был сбит с толку. Ошеломлен. Потому что лишь сейчас начинал понимать, как изменилась семья за то время, пока его не было. Это время было для него потеряно.

— Мне кажется, «бабушка», «бабуля», — наконец пробормотал он, — звучит очень… мило и уютно.

— Да, она очень милая, — вступил в разговор тоненький голосок Кристофера. — И она чудесно пахнет.

— Мистер Джеллико? Томас?

Кэт смотрела на него с тревогой, в ее серых глазах он видел теплый сочувственный огонек. Она-то знала, каково это — лишиться семьи.

— Да. — Он заставил себя улыбнуться ей, показать, что с ним все в порядке. — Она всегда пахла розой, насколько мне помнится. Очень по-английски. Но я предпочитаю жасмин. И лимон. В Индии много лимонов и жасмина.

И бледное сосредоточенное лицо Кэт вспыхнуло огнем. О да. Жестом фокусника он мог извлечь Танвира Сингха из оков мятого английского костюма. Не растерял умения сломить ее защитный барьер даже в комнате, битком набитой посторонними людьми. Даже в комнате, где полным-полно детей.

— Расскажи нам про Индию, дядя Томас! — впервые подал голос Джек, старший из мальчиков, который молчал, пока болтали другие дети. Заявил о себе, вступив в беседу.

Поразительный мальчик — Джеймс в миниатюре, видение из собственного детства Томаса. Джеймс был одиннадцатью годами старше Томаса, и у него сохранилось прочное воспоминание о старшем брате как о высоком сильном молодом человеке, который был очень похож на этого мальчика, которого он видел сейчас перед собой. Мальчик держался с той же торжественной серьезностью, что некогда Джеймс, — ведь он носил тяжкое звание наследника. Когда-нибудь он станет графом Сандерсоном.

— Я работал на Ост-Индскую компанию. И я был шпионом. — Как хорошо, что можно говорить об этом в открытую и так просто. Но рассказывая все это детям, он смотрел на Кэт, которая сидела тихо, не шевелясь. Слушала. — Не очень подходящее занятие для джентльмена, скажу я вам, но именно эту работу мне предложили, и я с ней отлично справлялся.