Эмилия Остен - Страсть и расчёт

– Что вы здесь делаете?

– Пою и играю вам, прекраснейшее создание.

Луиза фыркнула:

– Это я слышу. Как вы здесь оказались? Забрались по стене?

– Это не так трудно. Я готов ради вас и не на такое. Как вы чувствуете себя, мисс Грэхем?

– О, спасибо, неплохо. – Луиза подошла к перилам и присела напротив Руперта. Теперь он видел ее лучше, однако выражение лица девушки по-прежнему скрывала темнота. – А почему вы интересуетесь?

– Вы не выезжали весь день.

– Вы за мной следили?

– Не мог удержаться.

Послышался негромкий смешок, из чего Руперт сделал вывод, что движется в правильном направлении.

– Но зачем вы залезли на мой балкон так поздно вечером? – По тону мисс Грэхем было ясно, что истинный ответ на этот вопрос она прекрасно знает, однако такая игра… волнует. Ее тоже? Графу хотелось на это надеяться.

– Чтобы спеть вам эту балладу, – сказал Руперт и продолжил:

– Вы пропустили куплет, – безжалостно прервала его мисс Грэхем. – Там было что-то о ложе из роз, не так ли?

– Кроме того, что петь подобные стихи незамужней даме не слишком прилично, ложе из роз – это чертовски неудобно, – искренне высказался граф. Снова смех. Руперт не ошибся, думая, что столь интересная обстановка в сочетании с откровенностью смогут произвести на Луизу необходимое впечатление.

Она не походила ни на одну из дам, которых он встречал ранее. С ней требовалось изобретать новые способы обольщения – и Руперту это нравилось, черт побери все на свете!

К счастью или нет, тему розового ложа мисс Грэхем развивать не стала. Впрочем, граф не очень расстроился: он намеревался в полной мере насладиться ухаживанием за девушкой, растянув его на приличное время, чтобы и он, и она смогли получить от этого как можно больше удовольствия.

В конце концов, напротив него сидит, если поможет Бог, его будущая супруга. Она достойна лучшего – того лучшего, что Руперт способен ей дать. Все остальное – деньги и спокойствие за обеспеченное будущее – принесет ему именно она, а он просто обязан отблагодарить ее прекрасным романом, который непременно у них начнется. Уже начинается.

– Я бы попросила вас продолжать, граф, но вынуждена сказать – вы не очень хороший исполнитель, – произнесла бессердечная Луиза. – И хотя я оценила ваш порыв и смелость, гитарная музыка звучит гораздо лучше.

– О, жестокая откровенность! – простонал Руперт, который был чрезвычайно рад, что не придется продолжать пение, дававшееся ему с трудом. – В таком случае, может быть, вы благосклонно примете чтение стихов?

– Возможно, – кивнула Луиза.

Граф завел длинную и весьма экспрессивную балладу о несчастной любви и зеленых равнинах, которую еще в детстве заставил его выучить гувернер. Чьего она авторства и когда написана, Руперт благополучно позабыл. Это было единственное затверженное произведение, которое он помнил от начала до конца и умел читать с подобающим выражением. Вот и пригодилась баллада.

Мисс Грэхем дослушала стихи, сопровождаемые игрой на гитаре, до самого конца, не прерывая и не делая замечаний, а затем снизошла до похвалы:

– Это было очень мило, граф. Стихи вы читаете гораздо лучше, чем поете.

– И лучше, чем играю? – лукаво уточнил он, перебирая струны.

– Играете вы совсем неплохо. У вас красивая гитара. – Луиза протянула руку и коснулась грифа инструмента. – Это ведь не английская?

– О нет. У нас еще не умеют делать такие. Настоящая испанская. Два года назад мне выпала возможность посетить Испанию в обществе моих друзей, и в Севилье я свел знакомство с одним мастером, Антонио де Торресом. Он обучался изготовлению гитар в Гранаде и сейчас делает лучшие инструменты во всей стране, а может быть, и в Европе. Когда я зашел в его мастерскую (хотя бы скорее назвал ее святилищем струнной музыки) и ощутил этот запах настоящего дерева и настоящего искусства… Вы ведь знаете, мисс Грэхем, что искусство имеет свой особенный запах?

– Как и идея, как и одержимость своим делом, – вздохнула она, и Руперт замер: он не ожидал от нее подобного ответа. – Этот запах ощущается сразу, потому я понимаю, о чем вы говорите.

– Откуда вам это известно?

– Я всю жизнь провела рядом с одержимыми идеей людьми, – Луиза пожала плечами. – Мой отец, его партнер, их окружение – все они увлечены своим делом, искренне любят его и считают самым важным на свете. Иногда эта идея заслоняет весь белый свет, однако я рада, что с моим отцом такого не произошло.

Ее отец – это тот человек, с которым придется иметь дело, когда настанет время просить руки девушки. Однако расспрашивать о нем вот так, напрямую, значило бы не только выдать себя с головой раньше времени, но и оскорбить чувства мисс Грэхем, которая явно не таких бесед ждет на окутанном ночью балконе. Поэтому граф сказал лишь:

– Вы весьма наблюдательны.

– Бытует мнение, что для того, чтобы иметь это качество, требуется быть мужчиной, а если наблюдательна женщина – это достоинство, вполне заслуживающее комплимента.

– Среди мужчин также много рассеянных и недальновидных. Но я бы не хотел обсуждать их сейчас. – Подвинувшись на несколько дюймов ближе к Луизе, граф взял пару новых аккордов. Превосходные струны пели под его пальцами. – Часто музыка говорит лучше всяких слов. И я рад, что моя музыка здесь, в небольшом саду посреди шумного города, нравится вам.

– Вы играете не по нотам? – вдруг удивленно произнесла Луиза. Руперт покачал головой:

– Нет. Я импровизирую.

– Надо сказать, весьма удачно.

– Мне льстит ваше признание.

Она вновь засмеялась. «Если я так часто могу вызывать ее смех, – подумал Руперт, – возможно, мы не только заключим выгодную сделку, но и сможем привыкнуть друг к другу».

Он вдруг ощутил мгновенный острый укол сожаления – будто собирался сорвать красивый цветок или наколоть на булавку еще живую бабочку, чтобы присоединить ее к коллекции, – однако это чувство тут же ушло, растворилось в очаровании происходящего. Казалось бы, мужчина задает тон, ведет, а женщина следует за ним, но с мисс Грэхем граф чувствовал себя… почти на равных. Странное ощущение, никогда прежде не посещавшее его рядом с женщиной. Бодрые вдовы, обставлявшие его в бридж, не в счет. Игра в карты – это одно, в ухаживания – совсем другое.

Тем более когда ставки столь высоки.

Руперт умел плести слова – и сейчас он занялся именно этим. Луиза не стремилась ни прервать разговор, ни напомнить о приличиях (впрочем, какие уже приличия на девичьем балконе), и потому граф старался вести себя в высшей степени предупредительно. В его планы не входило скомпрометировать девушку, но вкус недозволенного обществом удовольствия – разговора с мужчиной наедине, ночью, на балконе! – должен был ей понравиться. Запретный плод, как известно, самый сладкий. Если Луиза сочтет таковым графа, возможно, она захочет его заполучить, и тогда все удастся решить по обоюдному согласию.

Он едва видел в сгустившейся тьме ее светлый силуэт, словно окутанный легким туманом, чувствовал все тот же понравившийся ему цветочный запах, непохожий на запахи в саду, – и понимал, что сам наслаждается этой авантюрой, каждой удачной фразой, каждой небольшой пикировкой, и улыбается в ответ всякий раз, когда засмеется Луиза. Минуты текли одна за другой, и полночь, кажется, давно миновала. Из сада подкрался промозглый холод – тот, что собирается в середине ночи и исчезает лишь с восходом солнца, оседая росой на траве. Луиза поежилась, и граф решил, что пора заканчивать.

– Вы, должно быть, устали, мисс Грэхем.

– Как ни странно, почти нет. – Кажется, она тоже лишь сейчас заметила, что прошло немало времени. – Однако уже поздно.

Намеки не требовались: граф и сам понимал, что дольше задерживаться на балконе не стоит. Все нужно делать вовремя – приходить и уходить. И хотя было очень жаль заканчивать интересный разговор (впервые Руперт проговорил с женщиной столько времени, не считая минут и не думая о том, когда можно будет наконец отправиться в клуб), его можно продолжить позже. Граф испытывал приятное послевкусие и удовлетворение, которое всегда появляется после хорошей беседы.

– Позвольте мне проводить вас, мисс Грэхем, – почтительно произнес он и отложил гитару. Луиза встала с перил и прошла к дверям спальни.

– О, ваша светлость, поверьте, что уж до собственной кровати я могу дойти сама!

К сожалению, данное утверждение оказалось не совсем верным. С балкона в спальню вели две ступеньки, и увлекшаяся Луиза, видимо стремясь поскорее пройти внутрь, вскрикнула и упала. Руперт немедленно бросился на помощь и подхватил девушку на руки.

– Мисс Грэхем!..

– Граф Рэйвенвуд! – Даже в такой ситуации Луиза умудрилась произнести это томно-ехидным тоном – потрясающее сочетание!

Держать Луизу было приятно, однако следовало выяснить, что с нею произошло.

– Мисс, вы споткнулись?

– Кажется, я подвернула лодыжку, – с сожалением произнесла она. – Усадите меня, я проверю.

Истинная дебютантка бы засмущалась, упала бы в обморок для ровного счету… Впрочем, она и не стала бы три часа беседовать с мужчиной ночью на балконе. Будучи усаженной обратно на перила и бережно придерживаемой за плечико, Луиза Грэхем ощупала ногу и констатировала:

– И вправду подвернула.

– Возможно, следует позвать вашу служанку? – проявил заботу граф.

– Сэр, я сотни раз подворачивала ногу, когда лазила по деревьям в детстве и носилась как угорелая с мальчишками, – милейшим тоном сообщила Луиза. – Прошу вас, не стоит говорить со мною так, будто я с минуты на минуту могу отправиться в мир иной, если только не придет служанка и не похлопочет обо мне. Я всего лишь неудачно поставила ногу на ступеньку. Теперь я пойду спать, а вы, по всей видимости, отправитесь… по своим делам. – Луиза посмотрела вниз с балкона и добавила с сомнением: – Вы уверены в этом плюще?