— Так. За мой счет? — деловито осведомился Виктор.

— Почему же, за мой собственный!

— Откуда у тебя он?

— Очень просто! Ты покупаешь пять моих картин за столько, сколько понадобится на дорогу и проживание, вот и все. Через пять лет ты возьмешь за них в десять раз больше.

— Через пять лет я их выкину, — сказал Виктор. — Но я согласен. При условии, что жить ты будешь отдельно.

— Ладно.

— Что будешь как можно реже попадаться на глаза.

— Ладно.

— И обязательно найдешь себе женщину на эти три недели. Если хочешь, я тебе помогу.

— Обойдусь! Я, между прочим, английским владею, если ты помнишь, не хуже тебя!

— А паспорт заграничный у тебя есть?

— Год назад оформил. На всякий случай.

— А у тебя? — спросил Виктор Женечку.

— Нет.

— Ничего, мы это за пару дней уладим. И туристические путевки оформим, и визы, и так далее.

Все обговорили — и повисла пауза. Содержание этой паузы все понимали одинаково: сейчас надо решить, останется ли Женечка сегодня на ночь с Виктором или уйдет с Дмитрием.

Дмитрия всего корежило, он стоял у перил, щурился, кривил губы. И заявил:

— Все в порядке! Мне тошно и плохо! Пусть. Надо довести это до крайности — и пройдет. Я страшно умный, я знаю, страдание не безгранично. Есть предел. Я хочу дойти до этого предела как можно скорее. Если хочешь, Женечка, оставайся здесь. Ты хочешь?

— Да.

— Сволочь, гадина, подлюка! — выкрикнул Дмитрий с чрезмерной шутливостью.

— Я бы очень хотела, чтобы всем было хорошо, — сказала Женечка. — Но так не бывает. Если я останусь, хорошо будет двоим, плохо одному. Если я уйду, хорошо будет одному — и то сомнительно, а плохо двоим. Пусть решает количество, если нет ничего другого.

— Так бы и сбросил тебя отсюда! — сказал Дмитрий. Подошел к ней, обнял, поцеловал, до боли вжимаясь зубами в ее губы. — Благословляю! — воскликнул он ернически. — Мы все идиоты, вы знаете это?

Женечка и Виктор не ответили.

Дмитрий взял со стола начатую бутылку водки.

— Распорядись, чтобы шофер отвез меня домой, — сказал он Виктору.

— Хорошо.

— Счастливо оставаться!

И он ушел.

— Действительно, — сказал Виктор. — В нашей ситуации есть что-то идиотическое.

— Почему? — удивилась Женечка. — Что такого? Обычная жизнь обычных людей. Влюбляются, ругаются, спорят, переживают, страдают даже. Это прекрасно.

— Что? — словно не расслышал Виктор.

— Это хорошо.

— Ты сказала: прекрасно.

— Какая разница?

— Я знаю, как я теперь назову свое вино. «Евгения». Ты согласна?

— Странно спрашивать. Называй как хочешь.

…Когда они поднялись наверх, он вдруг обернулся. Посмотрел на нее так, словно она была не ниже его на три ступеньки, а где-то в стороне и выше.

— Я тебя люблю.

— Спасибо. Я не могу пока сказать тебе того же.

— Я тебя люблю, — сказал Виктор отрешенно, слушая эти слова. — Я никому этого еще не говорил. Даже в детстве, даже в юности. Никогда. На самом деле я вовсе не чувствую, что я тебя люблю. Просто хмарь какая-то, наваждение какое-то. Просто мне захотелось это сказать, вот и все. Скажи мне тоже. Я знаю, что не любишь, но скажи. Я услышать хочу.

— Я тебя люблю, — улыбнулась Женечка, радуясь тому, что Виктору это доставляет такую радость, и счастливая тем, что она может другому человеку дать эту радость.

При этом она вдруг подумала, что Виктор человек все-таки плохой. Вернее, не то что плохой, а напряженно и тайно, но постоянно преступный.

Как всякий подросток.

Глава 9

Через неделю, стоя ранним утром на берегу лазурного океана, Женечка сказала:

— Все-таки Бог есть. Потому что кто еще такое может создать?

— Да, — кисло согласился Виктор, глядя то на океан, то на Женечку, словно оценивал и сравнивал. Женечка это видела и не понимала, как можно сравнивать разные вещи, даже если они равнозначно прекрасны.

Виктор выбрал не шикарный отель, как почему-то предполагала Женечка, а небольшой, в отдалении от модных курортных мест. Потом она поняла, что он вовсе не собирался поражать ее роскошеством и своим богатством. Да он и сам сказал об этом:

— Я хочу простоты, покоя, тишины. Это не от скупости. Если хочешь, переедем туда, где кинозвезды и прочая шваль.

— Нет, здесь хорошо!

Женечке действительно здесь все нравилось. Двухкомнатный номер с кондиционером, ванной, с балконом, океан в двух шагах, по лестнице-галерее, на которую можно выйти с балкона, спускаешься прямо на пляж. Утром в ресторане отеля завтрак — шведский стол. Она обожала соорудить из десяти видов маринованных и свежих овощей комбинированный салат и долго стояла над приправами и соусами, решая, что же выбрать, и в результате брала по ложечке и оттуда, и оттуда. Обед в том же духе, демократично, без официантов, зато не ждешь, не просишь, сама выбираешь. Вечером она брала только фрукты.

Ей нравилось солнце, облака (если были), меняющиеся цвета океана, нравилось без устали плавать, покачиваясь на волнах. С помощью инструктора она за один день научилась кататься на водных лыжах — и каталась долго, так что мышцы ног начинали побаливать от напряжения (но к вечеру все проходило), потом освоила водный мотоцикл, и Виктор со страхом следил, как она мчится, как резко поворачивает, оставляя за собой белый гребень взвихренной воды, ей нравилось и просто лежать на песке, млея, блестя на солнце от крема, раскинувшись так, что Виктору приходилось садиться в скрюченной позе и ждать, посматривая на окружающих, когда пройдет его слишком заметное возбуждение.

Что до него, то ему, кажется, было все равно, находится отель на берегу океана или в пустыне. Его интересовали только вечер, только ночь. Лишь под утро он немного успокаивался и засыпал — и спал почти до полудня, восстанавливая силы, Женечке же хватало двух-трех часов, ей было жаль тратить на сон прекрасную утреннюю нору, первое купание на пустынном еще берегу. Виктор не ревновал: по-английски Женечка не говорит, да и не станет никто с ней заигрывать, здесь не ялтинский какой-нибудь курорт, здесь отдыхают представители среднего класса, коренные солидные американцы (солидные — независимо от возраста). Большинство — парами. Муж и жена, жених и невеста, бойфренд и герл-френд — и т. п. Русских, слава богу, нет, они если и попадают на флоридские берега, то выбирают отели и места либо люксовые, дороже которых не бывает, либо самые захудалые и неприметные, постоянно заглядывая в тощий бумажник. Середины русские не любят. Американцы, конечно, тоже раскованны, свободны, но — друг с другом. Ни в какие компании не сбиваются, пляжных знакомств — даже семьями — почти не заводят. Когда Женечка углядела в шопе при отеле волейбольный мяч и купила и прибежала на пляж к Виктору с просьбой объяснить окрестно лежащим америкашкам, что она хочет организовать пляжный волейбол — пусть без сетки, «в кружочек», как она выразилась, Виктор отпирался, отнекивался, но потом все-таки перевел ее просьбу. На него посмотрели вежливо и холодно — и отказались.

— Вот странные! — удивилась Женечка. — Давай с тобой тогда побросаем, а?

— Я не умею.

— Что же ты на физкультуре в школе делал?

— Я больше в баскетбол.

— Жаль…

— Иди Дмитрия попроси, — усмехнулся Виктор.

Усмехнулся он неспроста: этот разговор был у них на четвертый день после их приезда, и все эти дни Дмитрий без просыпа пил, не выползая из своего номера. На него впервые увиденный океан произвел такое же сильное впечатление, как и на Женечку, но если она всему радовалась, то он почему-то впал в черную меланхолию. Служители отеля носили ему джин, водку, виски и какую-то еду, которой он, впрочем, почти не касался, сидел на балконе и мрачно созерцал необозримую водную поверхность. Его номер был по соседству, его балкон тоже, и Женечка время от времени, перегибаясь через перила, окликала его.

— Чего надо? — спрашивал он.

— Так нельзя. У тебя раньше так не было. Что с тобой?

— Отстань! — огрызался Дмитрий.

Но на пятый день он изнемог от питья, потом два дня отлеживался и явился на пляж со словами:

— Ну? Кого тут? Кто обещал мне бабу предоставить?

Женечка посмотрела на Виктора. В самом деле, он ведь обещал предоставить Дмитрию женщину, если он пожелает. Но где Виктор отыщет ее в этом семейном благопристойном отеле?

Виктор был спокоен. Он заранее кое о чем переговорил с портье.

— Вечером, — сказал он. — Потерпишь?

— Ладно, — сказал Дмитрий и отправился купаться. Вид у него был довольно комичный: в длинных купальных трусах, коренастый, рыжие волосы распущены по хилым плечам, кривоватые ноги выписывают зигзаги по песку, на любом российском пляже эту гротескную личность обязательно проводили бы взглядами, американцы же — как ни в чем не бывало.

А под вечер возле отеля остановился красный маленький автомобиль-кабриолет, и оттуда вышла высокая стройная мулатка в шортах, обнажающих все, что только можно, и в майке, едва прикрывающей высокую грудь. Она направилась к отелю, но портье упредил ее и сам вышел навстречу. Взяв вежливо под руку красавицу мулатку, он что-то вежливо и настойчиво объяснял ей.

Глядя с балкона, Виктор комментировал:

— Он говорит ей, что здесь приличный отель и нет номеров для свиданий. Он говорит ей, что для нее же будет лучше представляться невестой русского господина, к которому она приехала. Никто не поверит, но условности будут соблюдены.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Женечка.

Виктор только рассмеялся.

Мулатка отъехала и вернулась через несколько минут в другом обличье: на ней было пестрое длинное платье, обнажающее лишь плечи и руки, и даже широкополую шляпу она водрузила на голову.