Приняв окончательное решение жениться на Ме­риэль, Уорфилд представил домочадцам будущую хо­зяйку. Некоторые поначалу не приняли ее всерьез, но вскоре переменили свое мнение. Адриан утверж­дал, что у Мериэль врожденное чувство такта, она не оскорбляла достоинство слуг, поэтому все стали от­носиться к ней хорошо.

– Не слишком тесно, миледи? – спросила одна из горничных, зашнуровывая платье, чтобы оно облега­ло фигуру, как перчатка.

– Помни, что мне надо целый день дышать и, весь­ма вероятно, что-нибудь съесть, – ответила Мериэль. Горничная хихикнула и ослабила шнуровку, а Мери­эль опять погрузилась в мечты. Быть графиней почетно и привлекательно, но в последнее время Адри­ан уделял ей слишком мало внимания, целиком от­давшись делам и ограничиваясь поцелуем на ночь. Хорошо, что скоро свадьба, иначе она обязательно пришла бы к нему ночью, чтобы проверить, не изме­нил ли он свое решение.

Девушка вздохнула, прекрасно понимая, как важ­но для Уорфилда вести себя соответственно прави­лам приличия и чести. Возможно, если бы она пом­нила больше, ее собственная мораль была бы крепче, но сейчас Мериэль не совсем понятно его настойчи­вое желание дождаться свадьбы. И в то же время она знала, что соблазнить Адриана – наихудший способ доказать свою любовь к нему.

Мериэль невольно улыбнулась, вспомнив ночь, про­веденную в его постели. Сегодня эта ночь повторит­ся, и так будет всегда, никакие препятствия больше не встанут перед двумя любящими людьми.

Ее мечты прервала Кестрел, ворвавшаяся в ком­нату и с разбегу прыгнувшая на один из рукавов, окаймленных золотом и спускавшихся до пола. Ме­риэль хотела взять кошку на руки и приласкать, но Марджери явно не одобрит этого – тонкий шелк вовсе не предназначен для острых когтей. Судьба Кестрел решилась, когда шаловливая кошка выбра­ла новую игрушку – пояс, расшитый золотом и ук­рашенный драгоценными камнями, которые, по по­верью, приносят счастье. Самая молодая горничная схватила кошку.

– Миледи, я отнесу ее туда, где она не сможет натворить бед.

Мериэль улыбнулась, глядя, как уносят негодую­щую Кестрел – они обе будут несказанно рады, когда закончатся свадебные приготовления. У девушки такие же обязанности, как и у ее питомицы – вести себя прилично и не путаться под ногами.

Марджери приподняла волосы невесты, наброси­ла на плечи накидку и закрепила ее на груди золотой брошью. Затем принялась за роскошные темные во­лосы и расчесала их.

Мериэль вновь погрузилась в мечты, рассеянно поглаживая край бархатной накидки. Если бы девуш­ки узнали о ее мыслях, то пришли бы в ужас. А мо­жет, и нет – ничто человеческое им не чуждо, к тому же, горничные сделали пару игривых замечаний по поводу того, что молодая графиня должна чувство­вать в объятиях лорда Адриана.

Причесав хозяйку, Марджери взяла тонкую вуаль, казавшуюся невесомой, опустила ее на струящийся каскад волос, искусно подобрала концы и закрепила диадемой из шелковых бело-голубых цветов – един­ственной уступкой со стороны Мериэль, всегда пред­почитавшей живые цветы.

Марджери обошла вокруг хозяйки, проверила, все ли в порядке, поправив складочку здесь, расправив материю там. Наконец она улыбнулась.

– Вот и все, миледи. Вы прекрасны, как утренняя заря.

Мериэль не удержалась от ироничного замечания:

– Как только выйду на ветер, вся красота исчез­нет.

Горничная рассмеялась и смахнула слезу.

– Но я все сделала правильно, миледи.

– Конечно, – Мериэль поцеловала Марджери, затем остальных горничных. – Спасибо за все.

Эти слова вызвали поток слез, и будущая графи­ня вышла из комнаты под дружные всхлипывания. Девушка знала, что женщины на свадьбах обычно плачут, но не понимала, почему – сама она была на седь­мом небе от счастья.

В зале находилось множество людей, но Мериэль видела только Адриана, ожидающего ее у лестницы. Сегодня он отбросил в сторону свою непритязатель­ность в одежде и нарядился в шелка и бархат, как и полагается графу и жениху. Туника и накидка были темно-голубого цвета, расшитые серебром, прекрас­но сочетающимся с белокурыми волосами. В своем великолепии он походил на архангела, и у девушки захватило дух от этого зрелища.

Мериэль остановилась на предпоследней ступень­ке, внезапно оробев, не веря, что на ней может же­ниться такой человек. Наверное, Адриан понял ее мысли, потому что подошел, взял ее руки в свои и тихо, чтобы никто не слышал, сказал:

– Говорят, все невесты красивы, но никогда не было невесты столь прекрасной, как ты, не было и не будет, моя дорогая, – с этими словами Адриан поце­ловал по очереди обе ее руки.

Дрожь пробежала по телу Мериэль, и она сжала пальцы.

– И не было женщины более счастливой, чем я, – прошептала девушка. – Потому, что ты выбрал меня.

Плечом к плечу пошли они к лошадям, где их ожи­дал Ричард, одетый так же великолепно, как и граф. Поскольку у невесты не имелось родных, Фитц-Хью помог ей сесть в седло, исполняя обязанности отца.

Впереди процессии ехали музыканты, затем же­них и невеста, рядом Ричард, ведущий лошадь невес­ты, позади – приглашенные на торжество. Процес­сия направлялась в деревенскую церковь. Улицы заполнял простой люд. Обычно свадьба богатого лор­да проходит в доме невесты, но так как у этой невесты его не было, жители получили возможность на­блюдать брачную церемонию во всей красе.

Ричард помог Мериэль сойти с лошади и, ласково улыбаясь, сказал:

– Держись, маленькая сестренка, скоро все за­кончится.

Если бы у нее был брат, Мериэль очень хотела бы, чтобы тот походил на Фитц-Хью. Ей в голову при­шла мысль, что вполне возможно, у нее есть брат, а то и не один. Это болезненно отозвалось в сердце, и невеста отбросила такие мысли. Лучше думать о том, что она приобретает, а не о том, о чем не узнает никогда.

Молодые люди стояли на крыльце церкви, и Ад­риан держал маленькую ручку девушки в своей. Он надеялся, что различия между нормандцами и англи­чанами исчезнут и выбрал официальным языком бра­косочетания английский, используя те же самые сло­ва, что и простой крестьянин.

Мериэль казалось, что все происходит во сне, и она зачарованно смотрела на Уорфилда, приносяще­го клятву верности.

– Я беру тебя в жены… обещаю делить с тобой радости и печали, богатство и бедность, обещаю быть вместе с тобой в болезни и здоровье, начиная с этого момента до гробовой доски, и только смерть разлу­чит нас. Перед лицом Бога и святой церкви клянусь любить тебя и заботиться о тебе, – однако слова зна­чили мало по сравнению с выражением серых пре­красных глаз, в которых отражалась вся его любовь.

Потом настала ее очередь. Повысив голос, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений в ее жела­нии и доброй воле, Мериэль принесла свои клятвы. Они походили на слова Адриана, но включали обещание «быть послушной в постели и покладистой дома». Дойдя до этого места, девушка покраснела. Лицо Уорфилда было совершенно серьезно и торжествен­но, но пальцы крепко сжали руку невесты, и в его глазах ясно читалось одобрение.

Священник освятил кольца, и Уорфилд, взяв ле­вую руку девушки и надевая золотое кольцо пооче­редно на пальцы, говорил:

– Во имя Отца, Сына и Святого Духа, – с этими словами он окончательно надел кольцо на безымян­ный палец невесты.

Адриан заглянул в глаза Мериэль. Внешне моло­дожены казались совершенно спокойными, но оба зна­ли, что их связывают тесные духовные узы, они чув­ствовали родство душ, сердец и тел. Только теперь девушка поняла, почему Уорфилд хотел дождаться свадьбы, чтобы сделать ее по-настоящему своей, и осознание этого вызвало слезы радости.

Молодые люди стояли бы так еще долго, если бы Ричард не начал раздавать традиционную милостыню. Вернувшись к действительности, граф и графиня во­шли в церковь, где должна была проходить свадебная месса. Там буквально негде было яблоку упасть – куда ни кинь взгляд, всюду толпились люди. Молодоженам отвели почетные места на хорах. Мериэль не обращала внимания на звучные слова латинского гимна, единственное, что сейчас имело для нее значение, – то, что рука Адриана сжимала ее ладонь, их пальцы переплелись и, казалось, так будет всегда, он никогда не отпустит ее.

После службы священник наградил Уорфилда поцелуем мира и спокойствия, который тот передал жене. Поцелуй при таком скоплении народа не мог вызвать страсть, но все равно отличался какой-то болезненной, непередаваемой сладостью. Граф, накло­нившись, прошептал ей на ушко:

– Теперь и навсегда, маленькая женушка.

Мериэль не могла удержаться и обняла Адриана. Тот прижал ее к груди так сильно, что приподнял над полом, и все увидели красивые кожаные туфли не­весты. При виде такого зрелища присутствующие разразились смехом и шутливыми замечаниями, не­смотря на суровое лицо священника.

И еще одно отклонение от обычая запомнили лю­бопытные зеваки. Выйдя из церкви, молодые подо­шли к колокольне, где внизу свисали веревки, привя­занные к языкам колоколов. Уорфилд остановился, сверкая глазами, и схватил одну из веревок.

– Я хочу, чтобы весь Шропшир знал о свадьбе.

Большой Том – огромный басовый колокол, гудел над их головами с такой силой, что содрогались сте­ны башни. Мериэль не могла удержаться. Чудесный солнечный день, возбужденная, радостная толпа, сия­ющий мир вокруг – все наполняло ее душу радостью и восторгом, и девушка схватила другую веревку, дернув изо всех сил. Подала свой голос Маленькая Нелли, сопрано.

Еще несколько минут молодожены, счастливые и смеющиеся, звонили в колокола, и их трезвон разно­сился по всему Шропширу до тех пор, пока не прибе­жали запыхавшиеся звонари. Вытирая со лба пот и отдуваясь, они объяснили, дрожа от страха, что не могли выбраться из толпы.

Они принялись за свое дело, и над округой поп­лыл мелодичный перезвон.

Уорфилд и Мериэль, рука в руке, отправились на деревенскую площадь, где их по обычаю осыпали зер­ном.

Поездка домой затянулась, они ехали медленно, ведь жители Шропшира хотели лицезреть счастли­вую пару. Добравшись до замка, Адриан, помогая жене сойти с лошади, шепнул: