– Священники всегда так говорят, – пробормотал лорд Адриан, открывая дверь. – Они забыли, каков мир на самом деле.

Мериэль вновь рассмеялась, спускаясь в большой зал.

– Монахи, никогда не видевшие и не знавшие жен­щин, могли это сказать, но никак не священники. Все эти проповедники, предписывающие женщинам пос­лушание и полное повиновение, идут на поводу у святых отцов, у их нравов и мыслей.

– Нет, не у святых отцов, а просто у мужчин, – лорд печально взглянул на девушку. – Я думаю, боль­шинство представителей сильного пола иногда меч­тают, чтобы у женщин вообще не было разума.

– Женщины созданы из ребра Адама, поэтому близ­ки мужчинам, однако их нельзя топтать ногами.

Уорфилд хмыкнул, и молодые люди поднялись по лестнице, ведущей на крышу. С графом приятно об­щаться, когда не проглядывают его темные, неизведанные стороны. Поднимаясь первой по узкой, крутой лестнице, Мериэль украдкой бросила взгляд на Адриана и поразилась новой мысли, пришедшей в голову.

Будучи младшей дочерью небогатого рыцаря и с юных лет отданная в монастырь, она никогда не смотрела на мужчин как на возможных партнеров, зная, что не выйдет замуж. Даже после ухода из Ламборна свадьба казалась далекой, нереальной перспективой и останется такой еще несколько лет, пока Алан не сможет приобрести ей приданое. Однако Мериэль вовсе не была уверена, что хочет замуж.

Но сейчас она думала о том, как бы смотрела на своего поработителя и как бы относилась к нему при других обстоятельствах. Что, если бы Адриан де Лэнси оказался бы бедным рыцарем с одним замком и сначала попросил бы ее руку и лишь затем тело? И что, если бы ей прежде не пришлось познакомиться с темной сторо­ной его души, захотела бы она быть его женой?

Девушка ответила на это положительно, потому что не встречала еще такого привлекательного мужчины, как лорд Адриан. Если не принимать во внимание опасное, странное, волнующее наваждение, которое он испытывал к ней, граф казался умным, начитанным, обладал чувством юмора и обаянием. Хотя Мериэль не понимала, почему лорд так желал получить ее, и ненавидела его за свое заключение, все-таки в его отношении к ней было что-то интригующе-влекущее. Мужчины всегда относились к Мериэль как к млад­шей сестре, и никто никогда не преследовал ее своей любовью. Граф же впервые в ее жизни заставил де­вушку поверить, что она красива и желанна.

Мериэль вздохнула и сосредоточила внимание на крутой и опасной лестнице, прекрасно зная, что та­кие рассуждения приносят мало пользы. Она пленни­ца графа, а не гостья, его намерения исключительно грязны и бесчестны. Даже если бы он знал, что ее настоящее имя де Вер, они все еще находились бы по разные стороны стены, разделенные политикой и об­стоятельствами. Ее семья стоит внизу нормандской социальной лестницы, то есть, говоря проще, де Вер ближе к своим английским слугам, чем к знатным нормандским баронам. Для лорда Адриана уже вы­брана невеста из семьи, чья знатность и богатство равны его собственным.

Вступив на парапет, окружающий башню, Мериэль отбросила мрачные мысли, наслаждаясь каждой минутой, проведенной на свежем воздухе. Ветер поднимал прозрачную вуаль, швыряя в лицо и прак­тически ослепляя. Лорд Адриан пришел на помощь, осторожно свернул тонкую ткань, снял с головы и засунул за вытканный пояс.

Девушка поблагодарила, удивившись, что его рука не лежит на ее талии. Граф, кажется, пришел в хоро­шее настроение. Мериэль с удовольствием разгляды­вала окрестности.

Башня была самым высоким местом замка, стоя­щего на уступе скалы. Крыша или, лучше сказать, обзорная площадка, выходила на деревню и холмы Шропшира. Сколько миль отсюда до Эвонли? Де Вер сказала вслух:

– Какой чудесный вид! Я еще никогда не была так высоко от земли.

– Да, красиво, – согласился рыцарь. – Кроме того, невероятно удобно. Дозорный видит на мили вперед.

Мериэль огляделась и увидела стражника. Тот уважительно поклонился хозяину замка, затем удалился на другой конец площадки.

Молодые люди прошли через площадку и подошли к краю, выходившему на реку. Девушка выглянула в узкое пространство между зубцами и едва не задохнулась от страха – скала была совсем отвесной.

– Если я уроню камень, то он упадет прямо в реку?

Граф кивнул.

– Вполне вероятно. Скала внизу такая же крутая и недоступная для подъема, как и стены замка.

Девушка нахмурилась.

– Мы находимся как раз над вашей комнатой. Почему вы построили башню на самом краю скалы, а не посередине? Наверное, из соображений безопасности?

– Нет, – Уорфилд прислонился к зубцу стены, задумчиво глядя на реку. – Мне просто хотелось иногда приходить сюда и любоваться окружающим видом, а не натыкаться взором на спины вооруженных стражей.

– Думаю, я понимаю вас, – Мериэль посмотрела на реку. Вначале она увидела двух рыбаков, сидящих влодке, но больше не нашла следов человеческого присутствия. Лишь дикая, первозданная красота. Зато в другом направлении жизнь кипела ключом.

Девушка взглянула на точеный профиль спутни­ка. Его лицо напоминало ничего не выражающую маску, белокурые волосы вбирали в себя солнечный свет и сверкали, словно нимб святого. Мужчина олицетворял собой идеал красоты, воспетый норманнами. Единственным недостатком был невысокий рост. Может, у него будут дочери, унаследовавшие от отца прекрасную внешность – огромные чистые серые глаза и золотистые волосы.

Немного помолчав, Мериэль заметила:

– Никто не сможет напасть на Уорфилд с этой стороны.

– Не совсем верно, – Адриан указал в направле­нии скалы. – Чтобы доказать своим людям, что не­приступных замков не бывает, однажды я взобрался по скале со стороны реки. Если смог я, то и другие вполне сумеют сделать это.

Удивленная донельзя, девушка взглянула на реку, затем перевела глаза на собеседника.

– Вы шутите?

– Клянусь Богом, – заверил он. – Я сделал это ночью, и никто не ожидал нападения. Хотя, между прочим, я не поднимался до конца, а выбрал место под стеной, которое довольно легко проломить.

– Святая Дева Мария! – в ужасе воскликнула Мериэль. – Вас могли убить! Зачем вы это сделали?

– Я вполне мог пережить падение в реку. Что касается «зачем», – мужчина улыбнулся, – когда стражник, которому я приставил кинжал к горлу, уди­вился, что мягко сказано, а его друзья просто потеря ли дар речи, то поняли, что я был прав.

– Вы ведь не убили его?

– Конечно, нет. Иначе, зачем этот урок?

Девушка нерешительно рассматривала графа, раз­думывая, являются ли его слова доказательством хлад­нокровия или черного юмора. Скорее всего, здесь присутствует и то, и другое.

– Все-таки, несмотря на ваши заверения, я очень сомневаюсь, что кто-то мог взобраться по отвесной скале.

Граф пожал плечами.

– Даже в самых отвесных скалах есть трещины и выступы. Если тебе приходилось подниматься за птенцами сокола, то должна знать об этом.

Она покачала головой.

– Я никогда не взбиралась по такой скале. Когда мы с братом брали птенцов, то брат обычно спускал меня вниз на веревке, – думая о расстоянии до реки, девушка вздрогнула. – Так гораздо легче.

Золотистые брови графа взметнулись вверх:

– Брат позволял тебе рисковать жизнью подобным образом?

– Я находилась в полной безопасности. К тому же, у меня не хватило бы сил удержать его при спуске.

Де Лэнси изумился еще больше.

– Теперь я понимаю, что рассказы о диких, не­обузданных уэльсцах – чистая правда.

– Да, милорд, это правда, мы дикие и свободные, – Мериэль взглянула на реку, затем посмотрела на едва видневшиеся вдали холмы родины. – Уэльс никогда не кланялся нормандцам.

– Ошибаешься. Несмотря на беззаветную храб­рость – надо признать, они сильны и мужественны, – твой народ в конечно итоге проиграет, потому что уэльсцы разобщены и слишком независимы, чтобы выбрать одного суверена, – граф покачал головой. – Бессмысленная и жестокая борьба между братьями за лишний надел уносит много жизней и требует много крови.

– Поэтому было бы справедливо делить наследство отца поровну между сыновьями, – резко ответила де Вер, думая о своих братьях. – Где же справедливость по-нормандски, когда старший наследует абсолютно все, а младшие вынуждены идти в услужение иедва не просить милостыню?

– Разделение наследства на равные части – действительно, справедливо, – согласился Адриан, – но не совсем правильно и мудро. Нормандский обычай делает человека сильнее. Посмотри, как страдает Англия при слабом правителе. А кто мучается боль­ше всех? Конечно, простой народ, не имеющий высо­ких каменных стен для защиты. И в то же время они составляют основную часть богатства страны. Если некому будет возделывать землю, многие лорды ока­жутся на положении нищих, – выражение лица Адри­ана стало серьезным. Возможно, он вспомнил, что ему удалось увидеть за годы гражданской войны. – Когда у Англии вновь будет сильный король, Север­ный Уэльс подчинится ему, как это сделали южные земли. Только дикие горы помогают северянам сопро­тивляться, но это временное укрытие. И хотя ты не согласишься со мной, под пятой нормандцев Уэльс будет жить лучше и процветать.

– Никогда, милорд. Свобода – в нашей крови, – Мериэль разозлилась. Ее всегда восхищало свободо­любие и отвага соотечественников матери, и она совсем забыла, что сама является наполовину норманд­кой. В данный момент в ее жилах текла чистая кельтская кровь. – Настоящее дитя Уэльса лучше умрет, чем станет жить в цепях.

Уорфилд изучающе смотрел на пленницу.

– У меня такое впечатление, что беседа от поли­тических аспектов перешла на личные.

– Как вы мудры и проницательны! – его вера в то, что соотечественники матери будут жить лучше при нормандцах, попиравших все мыслимые и не­мыслимые человеческие законы, столь же оскорби­тельна, как и его убеждение, что она будет чувство­вать себя лучше, став его любовницей. Гнев, поселившийся в душе с первых же минут плена, вы­рвался наружу: