Мередит улыбнулась леди Кармайкл:

— Я с радостью отправилась бы на прогулку с вами, миледи. Мне с самого начала хотелось увидеть ваше замечательное имение во всей красе.

Тристан открыл было рот, но леди Кармайкл отмахнулась от него.

— Замечательно! Переодевайтесь, и через полчаса встретимся на конюшне.

Сделав над собой усилие, Мередит кивнула и медленно пошла к двери. Прежде чем выйти, она оглянулась. Тристан провожал ее глазами, и хотя в его взгляде не было того отчаяния, которое она видела раньше, желание, несомненно, осталось. Горячее желание, ждущее момента сокрушить ее намерения.

Поправив шляпку, Мередит вошла в конюшню. У нее перехватило дыхание. В центре просторного помещения стоял Тристан. Он водил щеткой по бокам могучего вороного жеребца и шептал ему что-то нежное. Тристан не заметил ее прихода. Это был один из тех редких моментов, когда он не знал о ее присутствии, и Мередит имела возможность изучать его лицо.

В утреннем свете, проникающем через дверь и окна конюшни, его чеканное лицо было очень красивым. Но свет обнаруживал что-то еще. Хотя он выглядел спокойнее, чем раньше, в глазах стояла печаль, которую она уже не раз замечала.

Мередит вздохнула. Она не должна сопереживать Тристану. Проведение расследования не дает места сочувствию. И желанию, хотя это могущественное чувство пронизывало ее всю. Мередит сознавала, что каждый ее нерв трепещет от одного только его присутствия. Что ее пальцы дрожат, когда она поправляет выбившиеся локоны.

Тристан увидел ее и улыбнулся. Не натянутой, принужденной улыбкой, которую она не раз видела, а настоящей, искренней. Он в самом деле был рад видеть ее. Чувство вины пронзило Мередит, но она сумела побороть его. Ему тоже не было места в расследовании.

— Вы выглядите восхитительно, — сказал он, окидывая ее взглядом с головы до ног. Этот взгляд словно ласкал, и она вдруг обрадовалась, что надела свою лучшую амазонку.

От комплимента кровь прилила к ее лицу. Когда это было, чтобы внимание мужчины заставляло ее краснеть? Но сейчас у нее, как у школьницы, горели щеки.

— Благодарю вас, — тихо сказала она. Между ними возникло такое сильное притяжение, что она постаралась перевести все внимание на его жеребца: — Какое великолепное животное.

Тристан снова помрачнел.

— Спасибо. Он замечательный.

— Давно он у вас? — спросила Мередит.

— Один год, восемь месяцев, пятнадцать дней, — тихо сказал он.

Мередит подняла голову.

— Жеребец должен очень много значить для вас, если вы запомнили день, когда он стал вашим.

— Он принадлежал моему брату и стал моим после того, как был убит Эдмунд, — с грустью в голосе ответил Тристан.

Боль, прятавшаяся за этими словами, разрывала ей сердце.

— Мне очень жаль, — сказала она, чувствуя, как жалко звучат ее слова, будто она предлагает закрыть зияющую рану несоразмерно маленькой повязкой.

Он покачал головой:

— Нет, это мне жаль. Мне не следовало говорить о брате. — Тристан сделал знак стоявшему поблизости конюху, и тот подошел, ведя на поводу резвую кобылку медового цвета. — Вот ваша лошадь на сегодня. Ее зовут Лили.

Конюх помог Мередит сесть в седло.

— Нам осталось только подождать вашу маму, — промолвила она.

Один из слуг подошел к ним и сказал:

— Леди Кармайкл прислала сказать, что у нее неожиданно заболела голова и она просит вас отправиться на прогулку без нее.

Тристан наклонил голову и что-то пробормотал. Губы Мередит сложились в улыбку. Леди Кармайкл могла бы стать превосходным тайным агентом. Она замечательно использовала любую ситуацию себе на пользу.

— Спасибо, Честер, — со вздохом сказал Тристан. — Пожалуйста, передайте ее светлости, что я очень сожалею и надеюсь, что ко времени нашего возвращения головная боль у нее пройдет. — Понуждая своего жеребца двинуться к выходу, он добавил: — У меня нет сомнений, что она будет прекрасно себячувствовать в самое ближайшее время.

Они молча ехали по дорожке, ведущей от дома, и когда свернули с нее и миновали подстриженные лужайки и великолепные сады, Тристан бросил на Мередит быстрый взгляд.

— Я хотел бы извиниться за свою мать. Она немножко… слишком усердствует в своих попытках женить меня.

Мередит заулыбалась при мысли о ее светлости. Констанс ей нравилась гораздо больше, чем следовало, если учесть, в какой ситуации она, Мередит, находилась. При мысли об этом ее улыбка увяла.

— Я ничего не имею против. Она любит вас. Кто может винить ее за это? — спросила она. Мередит вдруг поняла, что сорвалось с ее губ, но было поздно. — Я хотела сказать…

Тристан хихикнул:

— Я знаю, что вы хотели сказать.

Волна жара снова залила ее щеки, и Мередит сделала большие глаза. Какого черта она ведет себя как сентиментальная дурочка? Хорошо, она знает почему. Близость Тристана, запах его кожи, егоприкосновения… все это пробудило давно забытые чувства, которым Мередит не могла дать названия. Теперь она знала, что это было. Неодолимая потребность. Желание. Страсть.

Но она не могла позволить себе отдаться чувствам, открыть их, если побудительные мотивы не имели отношения к ее делу. И остановиться она тоже не могла. Не тогда, когда Тристан смотрел на нее и его взгляд так затягивал, что она боялась утонуть в нем. То, что он сказал о брате там, в конюшне, и фразы, которыми они только что обменялись, давали прекрасную возможность оценить ситуацию.

Кашлянув, она сказала:

— Вы не назвали мне имя вашего жеребца. Тристан рассеянно провел рукой по гриве скакуна.

— Уинтерборн.

Она бросила взгляд на великолепное животное.

— Должно быть, смерть брата явилась для вас тяжелым ударом. Он погиб на войне, ведь так? — сделала она попытку узнать правду.

Жилы на шее Тристана вздулись, он заерзал в седле. Упоминание о брате сильно взволновало его. Боль, отразившаяся на его лице, была понятна Мередит. Но откуда этот угнездившийся в глубине глаз гнев и напрягшиеся мышцы, она не знала. Был ли это гнев на судьбу, унесшую брата таким молодым? Или существовала иная причина для неутихающего гнева?

Его лицо постепенно расслабилось, было похоже, что Тристан заставил себя успокоиться.

— Вам знакомо чувство потери. Вы ведь потеряли родителей.

Мередит вздрогнула. Все знали, что она сирота, но очень немногие понимали, как ей было плохо и какая пустота образовалась в ее жизни после их гибели. Тристан понимал. Он видел это своими глазами. Впервые за много лет она почувствовала себя уязвимой.

— Я… — она запнулась, — я тогда была совсем девочкой.

Он придержал лошадь, потому что с лесной тропинки они выехали на открытое холмистое пространство. Мередит почти не замечала красоты раскинувшихся зеленыхпросторов, ее не радовало безоблачное теплое утро.

— Думаю, в раннем возрасте смерть близких воспринимается еще тяжелее, — произнес он. — Особенно если учесть, что вампришлось жить в имении ваших дяди и тети. Я был почти мальчик, но уже тогда понимал, какой несчастной вы были.

Ее губы задрожали, она заставляла себя оставаться спокойной, глядя прямо перед собой.

— Они заботились обо мне, — пыталась объяснить Мередит.

Тристан пожал плечами, но она чувствовала, что он наблюдает за ней. Почему он следил за ее реакцией?

— Я помню, вы были очень грустной. Одинокой, — коротко резюмировал он.

Мередит задохнулась. Слова Тристана вернули ее в прошлое, которое она давно похоронила. Когда она была чужой среди единственных близких людей. Когда ей так нужно было внимание, когда так не хватало любви…

Она покачала головой. Ей не хотелось продолжать разговор на эту тему, лучше неворошить прошлое. Она не рассказывала о своем несчастном детстве. Никому. Даже Эмили и Ана знали только основные вехи ее жизни. И ей, разумеется, не хотелось раскрывать душу перед человеком, который мог оказаться изменником.

Она заставила Лили прибавить шаг. Вокруг простирались пологие холмы, заросшие травой.

— Я плохо помню то время, милорд. И меня удивляет, что у вас сохранились такие отчетливые воспоминания.

Тристан пришпорил Уинтерборна, и тот легко догнал Лили, идущую легким галопом.

— Ваши тетя и дядя дали вам мало тепла, — ответил он. — Моя мать часто сожалела об этом. Сейчас вы, кажется, не поддерживаете связи с ними.

Мередит поморщилась. Ее словно раздевали, выставляли на обозрение.

— Мы отдалились друг от друга, — призналась она, стараясь вспомнить, когда в последний раз получала какую-нибудь весточку от тети. — Но я не виню их. Я не была их ребенком. Им пришлось взять меня после смерти моих родителей, Тетя только сводная сестра моей матери, вы знаете.

Почему она говорит это все? Почему объясняет, что да как? Но остановиться она не могла.

— Они никогда не были мне близки. Кто будет винить мою тетю за то, что она не приняла меня, как родную? И все же она и дядя дали мне крышу над головой, еду, вывезли в свет…

Тристан сжал челюсти.

— Да, сезон был удачным, вы нашли мужа. — Он помолчал, словно обдумывал это. — Но муж тоже умер. В действительности вы пережили куда больше, чем я.

Горький смех слетел с ее губ. Мередит пустила Лили шагом.

— Различие в том, что вы любили своего брата.

И снова будто кто-то другой произнес эти слова, а она только услышала их. Хотя это был ее голос Ее тайные мысли.

Остановив Лили, Мередит слезла с лошади и пошла от Тристана. Поднявшись на холм, она постояла на самой вершине, оглядывая маленькую долину внизу и ругая себя за глупость.

Почему она выкладывает ему все?

Она вздрогнула, когда его рука легко коснулась ее локтя, и вдруг осознала, что снова забыла все, чему ее учили. Никогда не отворачиваться от подозреваемого. Смешно. Мередит постоянно отворачивается от Тристана, от тепла, которое разливается по ней в его присутствии, от эмоций, которые он пробуждает.