— Разбираться, кто прав, а кто виноват, будем дома! Сестренка! Не смей терять головы! Ты ведешь себя точно уличная девка, готовая кинуться Берни на шею и на ходу расстегнуть ему брюки! — Рони бесстрастно смотрел на нее. — За мной! Шевелись! Не пялься слишком откровенно на патрона Берни Дугласа, Оливия! И так про тебя думают черт-те что! Ты давно не справляешься со своей ролью! Тобой играет и управляет созревшая женщина! Ты сама торопишь события! — он подхлестнул своего жеребца. Хэлпо мгновенно опередил кобылку Оливии на три корпуса.

— Черта с два! — Оливия плюнула вслед брату. — Ты мне только брат! Но не хозяин! Не жених! Не отец!

Но ее неуемные бешенство и ярость мгновенно улеглись, когда она вспомнила о Фрэнке Смитте. Вспомнила, что именно отец прислал Рони Уолкотта охранять ее. Ее честь и непорочность!.. Кровь ударила ей в лицо. Как стыдно! Ведь она так страшилась оказаться один на один с опекуном Берни Дугласом! Боялась! Что же случилось с ней, с ее сердцем, с ее телом за такое короткое время?! Рони Уолкотт вовремя остановил ее, не то бы она совсем потеряла голову.

— Вперед, Лили! Скачи быстрее! Скачи, словно ветер!

Наддав каблуками, Олив послала кобылку вперед, но еще долго не могла догнать индейца, спокойно сидящего на своем жеребчике. Перед ней все время маячил, удаляясь, круп Хэлпо с восседающим на нем Рони. Ее брат даже не оглядывался и не передергивал недовольно плечами, понимая, что Оливии все равно деваться некуда, и она бросится в погоню за братом. И догонит его.

— Рони, подожди меня! Прости! Слышишь?! Я виновата! Но отныне буду сдерживаться! Пожалуйста, Рони! Прошу тебя, остановись! — однако Рони Уолкотт еще долго не останавливал своего коня, будто не слышал сестринского раскаяния и не улавливал умоляющего тона.

Наконец, охотник обернулся и придержал своего жеребца Хэлпо. Оливия захлебывалась встречным ветром. Грудь от стесненного дыхания вздымалась так, что никакая повязка ничего не скрывала. Рони с сочувствием осмотрел кузину, озабоченно взглянул ей в лицо:

— Оливия, пора что-то предпринимать! Ты все больше и больше выдаешь себя, дорогая сестренка! Только рассеянный или слишком увлеченный одной идеей человек может не замечать в тебе женщину! — и он задумался, сурово сжав губы и нахмурившись.

Девушка тотчас же ссутулилась. Мысли перепутались. Она не нашлась, что ответить. Конечно, Оливия понимала, что рано или поздно придется завершить маскарад. Но что скажет Берни Дуглас, сообразив, что его дурачили столько времени?! Ведь это началось еще в Райфле, при жизни бабушки. А потом молодому человеку всучили так называемого «подопечного юношу»… Это невозможно даже представить! Он разъярится, взбесится, накинется на нее с бранью, почувствует себя обманутым и униженным?! Отошлет в Райфл? К кому? К доктору?.. Конечно, нет! Он не сделает ничего подобного!

— Что мне делать, Рони Уолкотт?! — Оливия готова была заплакать. Перепады собственного отношения к Дугласу ставили ее в тупик. То она страстно ненавидела опекуна, то ее необъяснимо и неодолимо тянуло к нему, хотелось плюнуть на все и всех и полностью отдаться обуревающему ее желанию!

— Пока что скачи за мной! И не старайся слишком мозолить глаза Берни Дугласу. Поменьше мелькай перед ним своим задом!.. Ты и — не представляешь, как хороша сейчас, Олли!.. Эх, сестренка! Не была бы у нас с тобой общая прамами — бабушка-пима, я бы сам обязательно женился на тебе, Черная Пума! И увез бы в горную деревню! И стала бы ты настоящей индианкой-пима!

— О, Создатель! — взмолилась в отчаянии Оливия. — Остуди глупую голову моего двоюродного братца!.. Поехали быстрее, Рони Уолкотт! Берни Дуглас подает сигналы! Я не пойму, что он хочет от нас, Рони Уолкотт!

— Он хочет отбить от косяка жеребца с двумя-тремя кобылками! Небольшая потеря! Так легче гнать косяк на ранчо!.. А вороной — красавец! Посмотри, как скалится! Как пугает! Как роет землю огромным копытом! Такого производителя жалко убивать!

— Что?! Зачем его убивать?! — Оливия все еще продолжала подгонять свою Лили. Но сердце ударилось изнутри о грудную клетку, забилось, точно пойманная птица в силке! — Рони Уолкотт! Рони! Что ты сказал? Что они собираются делать? Убивать этого черного красавца?! Я приручу его! Приручу!

Сейчас ей казалось, что она и в самом деле справится с вороным производителем, что он не разобьет ей голову первым же ударом копыта, огромного, точно сковорода! Лишь бы мужчины не стреляли в эту прекрасную, умную, свободолюбивую голову, венчавшую шею с лебединым изгибом!

Но индеец и другие охотники не слышали ее. Они и не собирались ее слушать. Что может лепетать чувствительный младенец Оливер Гибсон?! Рони Уолкотт все сильнее и чаще ударял каблуками по бокам Хэлпо. И конь, раззадоренный хозяином, не останавливаясь, мчался наперерез убегающим за черным жеребцом кобылам с полусотней жеребят-годовиков.

Матки и молодые жеребчики-двухлетки держались друг за друга, как бы прикрывая собой слабых и беззащитных малышей! Но Берни Дуглас и Пабло Гомес уже отрезали их от вожака. Они стреляли в воздух и дикими голосами выкрикивали что-то пугающее, неразборчивое и угрожающее.

Черный жеребец, обнаружив, что люди загнали его в тупик и отрезали от выхода через ущелье, в отчаянии метался по каньону и вынужденно возвращался назад, пытаясь призывным ржанием соединить лошадей снова в единый монолит, каким был совсем недавно его мощный косяк. Рядом с ним держались две матки с черненькими жеребятами.

— Посмотри, Оливия, какие прелестные жеребчики?! Они вырастут похожими на своего отца! И станут такими же породистыми сильными производителями. Так что их кровь освежит породу любого питомника на чьем-нибудь ранчо.

— А разве нельзя и его повернуть в загон, Рони Уолкотт?!

— Кого, Оливия?! — не совсем понял ее слова Рони.

— Жеребца, Рони! Жеребца! — орала Оливия, в исступлении и ужасе. — Жеребца, которого они собираются пристрелить!

— Он ни за что не поддастся, Оливия! Ни за что не пойдет в загон! — волосы Рони Уолкотта разбросало ветром. Он сейчас и сам походил на сильное хищное животное, готовое все смести на своем пути. — Он умрет, но не подпустит никого близко! Он сокрушит всякого, кто станет на его пути!

Люди заставили почти весь табун свернуть в сторону и прижали его к речному обрыву. Инстинкт самосохранения и продления рода оказался сильнее желания сохранить свободу. Лошади замедляли стремительный бег. Стена из конских крупов рассыпалась. Жеребята смешались с матками. И каждая кобыла искала свое, собственное чадо, тревожно оглядываясь и призывно крича что-то на своем, лишь ей понятном, материнском языке.

Олив понимала, что никакой вожак, какой бы силой он ни обладал, не сумеет противостоять силе пяти вооруженных мужчин. Он пытался вызвать их на бой. Но его никто не слышал и не хотел слушать. Люди не принимали его вызова. Они нашли выход проще и страшнее. Прогремел роковой выстрел.

Черный жеребец поднялся на дыбы, оскалил белоснежные зубы в последнем яростном ржании, словно посылая проклятия своим убийцам. И рухнул набок, содрогаясь в последних предсмертных конвульсиях…

Какая разница, кто произвел этот чертов выстрел?! Оливии было все равно! Эти люди — убийцы! Убийцы! Ради наживы они готовы убивать самых сильных, самых красивых, самых вольнолюбивых из живых существ! Но почему раньше она не видела и даже не представляла этих кровавых сцен? Почему ничего не знала об этом?!

— Этот жеребец очень сильный! — попытался объяснить Рони сестре и немного успокоить ее. — Он не дал бы нам увести такой большой косяк! Иного выхода нет! Иначе он убил бы кого-нибудь! Нагнал и забил копытами до смерти! Возможно, он даже догадывался, на кого следует напасть!.. Ты слышишь меня, Олив?! Он собирался напасть на Пабло! Берни Дуглас приказал Пабло Гомесу пристрелить вороного! Не подчинись Пабло приказу патрона, ему не поздоровилось бы! Жеребец нагнал бы его и выбил из седла. А потом добил копытами. Ты слышишь меня, Оливия?!

Но сестра, казалось, совершенно не слышала его. Она замерла, вцепившись в поводья и уставившись оцепеневшим взглядом на то, как Берни Дуглас и другие мустангеры отрезают осиротевший косяк от отходного пути и заворачивают на дорогу, ведущую к ранчо. Закусив до крови губу, она смотрела молча, как покоряется обезглавленный косяк мустангов.

Но прошло мгновение, и Оливия встрепенулась, резко рванула на себя поводья. Она словно сошла с ума. Когда-то она считала себя сильной и мужественной девушкой. Умела противостоять волку и стае койотов. Не раз с достоинством выходила из трудных ситуаций в горах. Умела одним выстрелом убить горного козла или оленя. Она всегда предполагала, что человек охотится только тогда, когда голоден или ему нечем укрыться от холода. Однако Берни Дуглас убивает вожаков, самых сильных, гордых и вольнолюбивых жеребцов! Он убивает их, потому что боится их! Они сильнее!

Подобное занятие не для ее, как оказалось, не слишком-то закаленных нервов! Она отлично понимала, что Берни Дуглас обязательно накажет ее. Накажет за то, что она бросила Рони Уолкотта одного там, где даже вдвоем справиться нелегко. Но вернуться назад уже не хватало сил. Она надеялась, что на днях пережила самое страшное. Но то, что творилось на кузнице, сегодня казалось простым, даже в чем-то обыденным делом!.. А смерть ни в чем не повинного вожака оправдать невозможно!

Что ожидает ее дальше? Весь этот табун — кобыл, жеребчиков и жеребят-сосунков — скоро начнут клеймить, а некоторых жеребцов — кастрировать, чтобы обеспечить армию покорной тягловой силой! Что будет с ней, когда лошади, задыхаясь от боли и ужаса, помчатся по кругу огороженного крепкими жердями загона?! Они станут убегать от боли, а боль будет гнаться за ними вслед. Будет гнаться до того времени, когда солнце упадет за снежные пики хребта Элберта. И на шелковистую траву великого пастбища выпадет холодная ночная роса. И они будут кататься по влажной траве до тех пор, пока стихнет боль. Но никогда не забудут тех, кто нанес эту жгучую, невыносимую рану. Лошади станут бояться человека и подчиняться только его силе!