— Господь, Милосердный Отец Небесный! — миссис Элизабет Мартин взмолилась: — Мэган, бедное дитя мое! Неужели есть такие мужчины, которые живут за счет женщин?!

— Сколько угодно!.. Вы же из Юты, миссис Мартин! Говорят, у мормонов многоженство считается законом? Разве нет? Удивительно!.. Но мне все равно! Сэмми выторговал за меня у Роззи тысячу долларов! И поехал в Виргинию за какими-то товарами, а я думаю, что за новой женой, скорее всего! Он просто сказал, что за товаром!.. Почему же я должна изводить себя из-за того, что муж оказался ублюдком, миссис Лиззи! Любимым, но все же ублюдком! — Мэган бесстрастно отвернулась, продолжая вытирать чистые миски и составляя их в посудный ящик.

Оливия положила в другой ящик последнюю чисто протертую ложку, поднялась и зашагала к Дейзи, которая уже привычно выходила из своей загородки и торопливо шла к зеленому лужку или опушке рядом со стоянкой. Во время дороги она отрыгивала траву, которой торопливо нахваталась, и тщательно пережевывала ее. Обняв корову за шею, Оливия зашептала ей на ухо ласковые слова:

— Дейзи, красавица моя! Милая моя, кормилица!

Олив не хотела слушать рассуждений Мэган о мужчинах. Бабушка не любила Фрэнка Смитта, но никогда не говорила о нем дурных вещей. Она больше корила свою дочь Эстер Гибсон за то, что та безоговорочно и безрассудно полюбила совершенно нищего безработного Фрэнка Смитта, имеющего родственников-индейцев в бедной горной деревне. Но как было не любить его?! Оливия отлично понимала свою мамочку. Он такой красивый и добрый! Дарил любимой женушке Эстер индейские украшения, игрушки, одежды, оружие!

Оливия представляла отца и мать самой замечательной парой на свете! Ей казалось, что они любили друг друга так горячо и сильно, как, наверное, не умеют любить другие простые смертные! Невозможно представить, если бы вдруг ее отец продал свою «звездочку» Эстер в публичный дом! И жил бы на эти деньги! Вел какие-то торговые дела! Закупал товары! Пет, она верила, что ее отец — самый замечательный мужчина на свете! Он любит ее! И, конечно же, он никогда не изменял памяти своей Эстер. И не посещал публичные дома! Не спал с продажными женщинами! Не торговался с. уличными шлюхами!..

Но откуда она это знает? Почему считает отца непогрешимым порядочным мужчиной? Почему так уверенно и убежденно рассуждает об этом? Между прочим, Берни Дугласа отец тоже считает порядочным мужчиной. Но Берни не скрывает того, что посещает проституток.

Да, именно мужчины навязали обществу законы, удобные лишь для них самих. Навязали нагло и беспардонно всему миру свои собственные понятия о чести и морали! Навязали только потому, что женщины физически слабее их!.. Мужчинам очень легко оправдать свою половую похоть особым физиологическим устройством собственного организма! Самое смешное, что многие женщины соглашаются с этим и мирятся! А Мэган в последнее время уже не злит ее, а вызывает чувство сожаления и сострадания. Судя по всему, эта девица и не мыслит себе другой жизни. Она даже не ропщет на свою неудачливость.

Но что если и отец Оливии совсем не таков, каким она представляет его себе? Может, поэтому она и ненавидит Берни Дугласа, когда тот отправляется в салун! И ревнует к той же Мэган, когда девица откровенно заигрывает с ним!.. И почему она все чаще и чаще сравнивает этих двух мужчин, так много значащих для нее?! Зачем ей нужно это сравнение?!

Оливия понимала, что Берни Дуглас совершенно завладел ее мыслями. Даже об отце она не может думать, когда на горизонте появляется всадник на диковатом жеребце, все время косящем в сторону фиолетовым глазом! Ей хочется касаться волос мустангера, вычесывать пыль из светлых прядей, вдыхать терпкий и резкий запах мужского пота… Ощущать под ладонями упругие мышцы сильных плеч и груди, поросшей вьющейся шелковистой растительностью… И, в принципе, ей плевать на то, что он открыто справляет по дороге малую нужду! Она знала, что делает он это лишь до поры-до времени! Стоит ему узнать о том, что Оливия — девушка, как все сразу же переменится. Берни мгновенно станет стеснительным и стыдливым.

А уж если она позволяла себе пофантазировать о том, какая у Берни Дугласа тонкая и гибкая, точно у танцора, талия, втянутый плоский живот, маленькие упругие ягодицы и длинные стройные ноги, то ей становилось совсем плохо! В груди разгорался такой огонь, что, казалось, прикоснись она ладонью — и ладонь вспыхнет, словно смолистый факел! И чем чаще она видела Берни, тем жарче полыхало пламя в ее груди и теле! Горели щеки, горели губы, что-то сжималось и пылало внизу живота! И Оливия понимала, что затушить этот огонь, сжигающий ее внутренности, сможет только один человек в мире! И имя ему — Бернард Дуглас!

— Берни! Берни! — почти простонала она, прижавшись щекой к морде Дейзи. — Как я ненавижу его, Дейзи! Как ненавижу, что он ничего не понимает! Не понимает, что я женщина! — слезы снова брызнули у нее из глаз. — Дейзи, что мне делать?

— Прежде всего, не плакать! — миссис Мартин положила руку на плечо Оливии, погладила по коротким кудряшкам. — Чудные у тебя волосы, девочка! А твои прелестные синие глазки сведут с ума кого угодно! Представляю, какие замечательные детки родятся в свое время у тебя с Берни!

— Милая миссис Лиззи, что мне делать? Подскажи, что мне делать? — Олив положила голову старушке на плечо, вдохнула аромат пряных трав и ванили, идущий от рабочего передника женщины. — Мне так не хватает бабушки! Она бы посоветовала мне что-нибудь… От твоего фартука, миссис Лиззи, пахнет точно так же, как от бабушкиного!

— Отлично понимаю тебя, Олли! Ты будущая женщина! А женщине всегда хочется к кому-то прислониться! Более сильному, ласковому, нежному! И выплакаться! И порадоваться! Боюсь, что бабушка взвалила на тебя непосильную ношу — быть рядом с любимым человеком и ни словом, ни делом не дать ему понять о разрывающих тебя чувствах! В тебе уже созрела страстная и ревнивая женщина, Олли!

— Почему мужчину, если он открыто проявляет свои чувства к женщине, никто не осуждает, миссис Лиззи?! А если я начну увиваться возле Берни Дугласа, то меня назовут навязчивой кокеткой, шлюшкой и прочими не слишком приятными именами!

— Так уж устроено наше общество, Олив! И женщинам приходится мириться с этим! Но если уж Берни Дуглас однажды полюбит тебя, то это чувство будет вечным. По крайней мере, мне так кажется!

— Ну почему? Почему он не понимает ничего? У меня все болит, Лиззи! Грудь, живот! — Оливия с надеждой посмотрела на собеседницу. — Как сделать, чтобы не болело, Лиззи?

— От зрелости нет лекарств, Олли! — миссис Мартин бережно отстранила девушку от себя. — Иди к поилкам, вымой лицо и шею холодной водой!.. Смотри, держись изо всех сил! Сюда направляется Берни Дуглас, наш суровый патрон! — она засмеялась и подтолкнула Оливию в спину. — Иди быстрее!

— Собираемся в дорогу! — Берни грозно размахивал хлыстом, сбивая головки с ромашек и пижмы. — Нас ждут каньоны Гранд-Ривер! И бесчисленные табуны одичавших испанских лошадей!.. Утираем слезы и сопли расклеившемуся скелету, милая миссис Лиззи?! — недовольно поинтересовался он.

— Не верю, Берни! Не верю, что ты всегда был таким грубым и суровым! Когда-то и ты был нервным пугливым подростком! Страдал от разочарований и потерь! Тайком оплакивал почивших! Переживал незаслуженные обиды! Наверное, тебе еще не встретилась женщина, которая смогла бы растопить ледяную корку на твоем сердце! Где уж справиться с таким панцирем юноше, который потерял всех родных?! — старушка Лиззи с сочувствием посмотрела в бесстрастные глаза мустангера. — Мне тебя очень и очень жаль, мистер Ледяное Сердце!

— Женщины это коварные и хитрые существа, миссис Лиззи! Только и норовят обмануть порядочных парней! Большинству женщин нельзя доверять! — Берни смущенно отвел взгляд в сторону и громко щелкнул хлыстом о землю. Он понимал, что повторяет чужие слова, с которыми не был согласен.

— Не забывайся, сынок! — миссис Лиззи Мартин почти выкрикнула эти слова с ужасом в голосе: — Твоя мать ведь женщина! Как же она тебя воспитала?!

— Она меня не воспитывала! Она меня колотила, когда я приносил домой не весь заработок! А заработок этот — связка копченой селедки и коврига ржаного хлеба! Мне было тогда пятнадцать лет, миссис Лиззи!

— Возможно, она еще жива! И я — тоже женщина! Но если бы я услышала из уст сыновей такие слова! Я, наверное, этого бы не пережила!.. Да кто же из женщин так провинился перед тобой? Неужели твоя родная матушка?! — она буквально задыхалась от негодования.

— Успокойся, дорогая миссис Лиззи! Ты самое чудесное, самое замечательное существо на свете! — Берни подхватил старушку на руки и закружил по траве. — Ты прелесть! — расцеловав ее в обе щеки, он осторожно опустил женщину на землю и нежно поддержал, понимая, что, возможно, у нее закружилась голова. — Держись крепче, миссис Лиззи!.. — помолчав немного, он вдруг сказал: — Моя мать, возможно, еще жива, миссис Лиззи Мартин! Только я не имею от родителей вестей много лет, потому что никогда не посылал им вестей сам! Родители остались в моем нищем детстве! В бедной рыбацкой деревне на далеком, ставшем мне чужим, берегу Ирландии! Иногда в детстве я хотел спросить у родителей, зачем они пустили нас на свет, если не могли даже прокормить?! — резко повернувшись, он зашагал к дороге. И оставил миссис Мартин наедине со смятенными мыслями и возмущенно мычащей Дейзи.

К полудню путники достигли поворота на Гранд-Ривер. Дорога, ведущая к ранчо, начиналась возле кованых железных ворот и проходила под ажурной аркой с надписью: «Клин Крик». Отсюда, сверху было отлично видно несколько просторных загонов с шелковистой травой, огороженных забором из свежих жердей. По одному из загонов бегали крепкие, сильные кони. Гривы и хвосты развевались на ветру, густые и блестящие.

— Начинаются земли ранчо «Клин Крик»! Смотрите, какие замечательные здесь луга — просторные, с сочной травой, с прекрасными родниковыми водопоями! Это ранчо принадлежит одному сеньору из Смоки-Хилл! В этот раз я не застал хозяина дома, но соседи подтвердили, что он давно решил продать участок земли вместе с постройками! — у Берни блестели глаза от удовольствия. — Возможно, я куплю его на имя Оливера, если он станет хорошим мустангером! Оливер, я вижу, тебе тоже здесь нравится! Приятное место, не правда ли, мустангер?!