– Таисия Павловна, там Степанцова из третьей палаты пришла в себя.

Энити не сразу смогла вспомнить своё здешнее имя, но узнала свою любимую королеву, хоть та и была уже без арфы, в докторском халате и с короткой стрижкой. Но на неё смотрели всё те же тёплые серые глаза, сейчас усталые, с голубоватыми кругами.

«Чёрный зверь» напал на неё после гибели родителей и младшего брата, разбившихся на машине в дождливую ночь. Энити единственная осталась жива, отделавшись шишками и царапинами, но мама, папа и Лёшка умирали у неё на глазах, а она ползала по мокрой дороге, пытаясь вызвать спасателей и врачей, но подмоченный телефон сдох в её окровавленной руке. Кровь была не её. Телефон отца разбился, до маминого она не могла дотянуться, а Лёшкин был в ремонте. Потом ей сказали, что у них не было шансов, даже если она и дотянулась бы до телефона матери, зажатого в искорёженной машине. Но это мало её утешило. Потом – потеря работы, долгие поиски новой и глухая, непробиваемая стена отказов. Она не ожидала, что с этим может быть такая беда. Обычно, если в десяти местах отказывают, в одиннадцатом принимают, но тут её ждал полный «полярный лис» – тот самый, который подкрадывается незаметно. «Спасибо, мы вам перезвоним». Наверно, они видели в её глазах космическую пустоту «чёрного зверя», потому и не перезванивали. Дама-психолог в центре занятости, оторвавшись от своего послеобеденного чая (а был ещё и дообеденный), сказала: «У вас эмоциональное выгорание. Вы не задумывались о том, чтобы сменить профессию?» Да, чёрт возьми, сейчас самое время для экспериментов и новых жизненных планов. И три могилы под дождём. Три гроба – в одну ночь. Но о них Энити в разговоре с тётенькой-психологом умолчала, вежливо согласившись с тем, что у неё – «эмоциональное выгорание».

Деньги катастрофически кончались, пособие по безработице было крошечным, субсидия на оплату ЖКУ приходила нерегулярно. Булку хлеба и пачку гречки она растягивала на неделю. Наверно, даже узники концлагерей ели больше, чем она в эти дни. Может, засунуть гордость куда подальше и пойти уборщицей или кассиром? Даже если запись о таком месте работы «испортит» её красивую трудовую книжку для будущих работодателей – чёрт с ним, кушать-то ведь надо. У кого не бывает тяжёлых времён?.. Но даже если её примут, как дожить до первой зарплаты? Тае при расставании она наговорила дурацких, резких слов, и они не общались. И речи не могло быть о том, чтобы просить у неё помощи. Тая даже не знала о её затруднениях. Когда Энити уходила, у неё ещё была работа.

Она ни в чём не могла упрекнуть Таю, та делала всё, что могла и не могла. «И в горе, и в радости». Но кто сам не сойдёт с ума рядом с человеком, который воет по ночам, раскачиваясь из стороны в сторону? Тая была достойна лучшей жизни. Так решила Энити. Она перебралась из их квартиры в опустевший родительский дом. Там-то её и накрыла сначала безработица, потом бронхит. Когда она уже подумывала о продаже кое-каких своих вещей, чтоб хоть как-то продержаться, пока не найдётся работа, недуг вдруг резко пошёл на ухудшение и так скрутил её, что она уже не смогла встать с постели. Думала, что выкарабкается, но, видимо, ослабела на скудном рационе, да и морально была вымотана, выжата досуха и загнана.

На мобильном счету оставались какие-то копейки, она могла лишь нажать кнопку вызова, но говорить – уже нет. И дышать забитыми, почти не функционирующими лёгкими – тоже... Какие-то крохи кислорода, видно, всё-таки пробивались в грудь, сознание работало в аварийном режиме, но уже мигало, как гаснущая, перегорающая лампочка. Она хотела позвонить в «скорую», но получилось – Тае. Без сомнения, Тая приедет быстрее, ей ничего не нужно объяснять, в отличие от диспетчера «неотложки». Ей даже хрипа в трубке достаточно. Последнее, что Энити смогла сделать – это отпереть замки входной двери, чтоб ту не пришлось вскрывать, и остаться лежать на полу в прихожей, в дуновении зябкого сквозняка. Как Тая приехала, она уже не видела и не чувствовала. Но даже без сознания ей было стыдно за свой пустой холодильник. И за то, что до такого докатилась. Не получилось у неё, как у Мюнхгаузена – себя за волосы из болота...

Когда убрали аппарат ИВЛ, и Степанцова из третьей палаты снова смогла кое-как с хрипом выдавливать из себя речь, она сказала Таисии Павловне:

– Мне приснился такой сон... удивительный. Там тебя звали королева Таори, а меня  – Энити. Тай... иди, поспи, ты вымоталась совсем. Ты и так сутками на работе... Не переживай, я теперь выкарабкаюсь. И из болезни, и из этой... жопы. Слишком она затянулась, хватит. Я даже знаю, зачем я хочу это сделать.

Тёплые серые глаза с усталыми тенями улыбались. Они ещё тревожились. Но новая звёздочка, рождённая в одном на двоих сердце, горела в небе и ждала, когда можно будет воплотиться на земле. Не сказать чтобы совсем просто, но осуществимо. Всё решаемо, если захотеть. Как там королева сказала? Главное – движение души, а тело следом подтянется. А двойник автора этого высказывания строго ответила:

– Ань, врач тут – я. И сколько времени мне надо проводить на работе, я сама определю, ладно? («На работе» равно «здесь, с тобой», видела Анна-Энити в любимых серых глазах, мысленно исполняя танец очень охотного подчинения). Кстати, вещи твои я обратно к нам домой перевезла. Про твой пустой холодильник попозже поговорим.

Кашель скрутил Анну в бараний рог, и она вместо слов заколотила исхудавшей рукой по краю больничного матраса.

– Так, тихо, не вякай мне тут, – сказали нежно-строгие глаза, а руки принялись деловито и заботливо приподнимать головной конец реанимационной кровати.

Анна и не собиралась «вякать» – иными словами, возражать. Покашливая, она откинулась на подушку. В голове звенело от натуги. А там, в Другом Мире, её двойник по имени Энити спускался вниз по тропинке – прочь от Обители Покоя, назад во дворец – к своей королеве Таори.

27-28 августа 2017 г