«А вот и нет, — казалось, говорила Розалинда. — Просто загляни внутрь сейфа, и сама увидишь, что я права».

Далтон сопел, вскрикивая во сне. Элма была внизу и готовила ему обед. Луиза снова взглянула на Розалинду. Она умерла молодой: ей было чуть больше тридцати, а на этом портрете выглядела немного моложе. Розалинда и близко не прожила с Далтоном так долго, как Луиза: не заботилась о нем, когда он болел; ей не пришлось смотреть, как Далтон терял опору под ногами, когда начала прогрессировать болезнь Альцгеймера. Ее не было здесь даже тогда, когда исчез ее внук.

— Я заслуживаю этого, — прошептала Луиза, дотронувшись до золотой рамы портрета.

«Посмотрим, чего ты заслуживаешь», как бы ухмылялась в ответ Розалинда. Луиза убрала в сторону ее самодовольное лицо, отодвинув картину и открыв доступ к сейфу. Ее руки дрожали, как будто она была воровкой, как, очевидно, и думала про нее Розалинда. Луиза подула на пальцы, стараясь припомнить комбинацию цифр.

Далтон давно назвал ей код, когда поранился, упав со скалы. «На тот случай, если со мной что-нибудь произойдет, — сказал тогда он. — Наберешь 53-43-82 и сделаешь пол-оборота назад». Затаив дыхание, Луиза набрала комбинацию — тяжелая дверь распахнулась.

Внутри Луиза увидела много всего: документы, карты и планы зданий ранчо; свидетельство о рождении Джеймса, слитки золота, медали с родео, кольт сорок пятого калибра с жемчужной рукояткой, коробку с ружейными патронами, атласную коробочку с драгоценностями Розалинды, которую Далтон надеялся однажды подарить Сейдж, и завещание Далтона Такера.

— Вот дерьмо, — выругалась Луиза. Ее пальцы так дрожали, что она не могла держать бумагу ровно. Она искала ее целый месяц, сейчас развернет, прочтет ее и положит конец волнениям и догадкам. Так или иначе, но она все будет знать.

«Это ничего не изменит», — сказала себе Луиза, рассматривая бумагу. Не важно, что здесь написано, я все равно буду так же любить Далтона; он все равно будет моим рыцарем в сияющих доспехах; я все равно буду самой счастливой женщиной на свете и в пятницу в «Дилижансе» буду петь перед Тодом самые красивые песни о любви для Далтона Такера…

— Что ты тут делаешь? — произнес Далтон.

— Ой! — Луиза от неожиданности едва не упала. Далтон катил кресло через весь коридор, но мягкий азиатский ковер заглушал шум колес каталки. — Ты напугал меня! Я думала ты спишь…

— Что у тебя в руках, Луиза?

— Да нет, ничего…

— Тебе что-то понадобилось в сейфе?

— Просто… — начала она. — Я тут подумала…

— Это мое завещание, — проговорил Далтон, — так?

— Да, это завещание.

— Что-то возбудило твое любопытство?

— Когда сюда приехала Дейзи, если учесть последние события, — заговорила Луиза. — Я задумалась о семье и о будущем. К тому же Сейдж должна приехать на ранчо.

— Черт побери! — закричал Далтон.

Луиза отступила, пораженная таким взрывом эмоций. Голос Далтона прокатился громовым раскатом по комнате, и Луиза могла поклясться, что в холле зазвенела хрустальная люстра. Далтон резко прокатил кресло по комнате. Хотя его макушка едва доставала Луизе до груди, ей казалось, будто он возвышается над ней.

— Черт побери! — снова заорал Далтон, даже громче, чем в первый раз. Он выхватил бумагу из ее дрожащих рук.

— Далтон…

— Ты ходишь туда, в этот бар, — заговорил он со свирепым видом, — каждый вечер, каждую пятницу, каждые выходные столько, сколько я тебя знаю, а иногда и в другие дни.

— Я знаю… — Она хотела добавить: «Я пою для тебя». Но он продолжил, как будто не слышал ее, как будто ее слова вообще ничего не значили.

— Они кружатся вокруг тебя, как стервятники, с высунутыми языками, пялятся на тебя, хотят трогать… не думай, что я не замечаю.

— Но они не нужны мне… — ответила Луиза.

— Каждый хочет потанцевать с тобой, и так пятница за пятницей, со мной или без меня: и не важно, рядом ли я или здесь, на ранчо. До того, как я упал… — Он хлопнул себя по гипсу, как будто хотел чтобы все осколки его кости собрались снова. — Иногда я что-то забываю, но у меня еще есть чувства, я все еще мужчина!

— Знаю, — проговорила Луиза, и в ее глазах заблестели слезы.

— Я верю тебе, — произнес Далтон; его глаза горели. — Смотрю, как ты уходишь в этот бар, думаю о тех ковбоях, но верю тебе… несмотря ни на что!

— Далтон…

— И это… — Он потряс бумагой. — Вот как ты мне веришь?

— Я должна увидеть, — умоляюще произнесла Луиза.

— Должна увидеть глазами то, что не можешь увидеть сердцем? — спросил Далтон. — Это так надо понимать?

— После того, как ты попал в больницу, — проговорила Луиза, отчаянно пытаясь все объяснить, — Тод спросил меня, где я буду жить, если что-нибудь случится…

— Тод Райдел? — спросил Далтон со злостью.

— Он мой племянник и волнуется за меня…

— Этот сукин сын, — проговорил Далтон, — недостойный кусок дерьма… ты послушала его, вместо того… проклятие, почему ты просто меня не спросила? Почему тебе понадобилось шарить в сейфе в поиске бумаг?

— Боже, Далтон. Ты…

— Я — никчемный старик, старая развалина — вот ты как думаешь; ноги ни к черту, мозги ни к черту, и такой же из меня любовник. Разве не так?

— Я люблю тебя, — ответила Луиза.

— Вот как ты доказала мне свою любовь. — Далтон наклонил голову. Элма, видимо, услышала шум, и ее шаги раздались на лестнице. Луиза предупреждающе вытянула руку. Элма замедлила шаг и остановилась в коридоре, не рискуя войти в комнату. Она просто замерла и слушала.

— Я люблю тебя, — снова повторила Луиза.

Далтон опустил голову еще ниже. Он сжимал свое завещание в руке так крепко, что оно превратилось в шар скомканной бумаги. Его плечи дернулись, и он заплакал.

— Посмотри на меня, — проговорила она. — Далтон, пожалуйста…

— Розалинда, — произнес Далтон.

Сердце Луизы оборвалось. Это была она, эта ужасная болезнь, из-за которой все и началось. Она не могла доверять его сердцу, потому что он звал ее именем своей жены. Далтон тяжело дышал. Луиза поняла, что его мозг постепенно умирает. Она, должно быть, всхлипнула, потому что Далтон поднял голову. Его взгляд был тревожным.

— Я хотел сказать, Луиза, — произнес он.

— Я знаю, — ответила она и взяла его за руки.

— Я назвал не то имя.

Луиза кивнула. Розалинда смотрела на них с портрета, ведь она посмеялась последней, но Далтон, казалось, не видел этого. Он уронил завещание на колени. Его тело было таким слабым, а лицо осунулось.

— Прости меня, я сказал не то имя.

— Не надо извиняться, любовь моя, — ответила Луиза. — Ты не виноват.

— Не бросай меня, Луиза, — проговорил он срывающимся голосом, а его глаза наполнились слезами.

— Я никогда не брошу тебя, — прошептала она и положила голову ему на колени. Ноги Далтона были укутаны одеялом, и завещание упало на пол. Луиза не подняла его, она даже не пошевелилась. Ей было так приятно чувствовать руку Далтона у себя на волосах.

В печной трубе свистел ветер, а снежные хлопья легко стучали по стеклам. Было слышно, как Элма после нескольких минут ожидания тихо пошла обратно вниз по лестнице. Потом Луиза услышала, как она и Дейзи тихо разговаривают о чем-то. Далтон, казалось, ничего этого не замечал. Он сидел в кресле и гладил Луизу по голове, как будто это давало ему покой.

— Не бросай меня, Далтон.

Он ничего не ответил и просто продолжил гладить ее по волосам.

Глава 27

Дейзи хотела, чтобы все происходило последовательно, и раз уж она решила простить, подняться над горем и болью, то ее чувства двинулись в том же направлении. Она решила, что жизнь теперь будет словно поздравительная открытка, с красочным закатом и милыми словами о любви, написанными витыми буквами. Она и Джеймс будут держаться за руки и не отрываясь смотреть друг на друга. Так и было… пару последних ночей. Зато сегодня все оказалось совсем по-другому. Дейзи сидела за столом одна; ей было холодно, грустно и совершенно не хотелось браться за работу.

На улице шел мокрый снег. Было слышно, как по крыше стучат крошечные кристаллики льда. Дрова, которые она подкинула в огонь, должно быть, отсырели, так как дым стал густым и едким, но ей было все равно. Джеймс поцеловал ее сегодня утром, и его глаза светились надеждой. Дейзи в тот момент, казалось, поверила ему. Обхватив себя руками, она постаралась понять, что же все-таки тогда было не так.

Дейзи решила сделать то, что обычно прекрасно помогало дома, когда ее охватывало уныние, приходили мрачные мысли или когда она теряла контроль над собой. Подняв телефонную трубку, Дейзи позвонила своей сестре в магазин. На другом конце линии она услышала автоответчик.

— Здравствуйте, вы позвонили в магазин «Наездница», — произнес голос Хэтуэй. Дейзи подождала, пока не закончится сообщение, и повесила трубку. Она могла бы застать сестру дома, но решила не звонить туда.

Лед намерз на деревьях, кустах и оградах, и все вокруг казалось таким хрупким, словно было сделано из стекла. Дейзи сидела и смотрела в окно, не шевелясь, как будто боялась, что может сама разлететься на тысячу блестящих осколков.

* * *

Той ночью, когда снежная буря бушевала по всему Вайомингу, Дэвид, Сейдж и животные нашли убежище на заброшенной научной станции по наблюдению за дикой природой, примерно в пятидесяти милях от ранчо Ди Ар. Стены ветхого строения были тонкими, дырявыми, и внутри было ужасно холодно и сыро. Снег был такой мокрый, что прилипал к стенам станции, закрывая трещины и отверстия в дереве, и образовывал естественную изоляцию.

«Снежный дом, почти как у эскимосов», — подумала Сейдж, просунув палец в отверстие в доске и почувствовав за ней толстый слой налипшего снега. Собаки и котята окружили ее, согревая теплом своих тел. Ребенок в животе Сейдж тоже уютно устроился. Она сидела тихо и рассматривала свою блеклую тень, пока Дэвид разжигал огонь в черной пузатой печи.