— Какая традиция? — прошептала она.

— Ты знаешь о посланниках между мирами? — спросил Дэвид.

Она начала качать головой, но вдруг остановилась. Ее мать рассказывала о подобных вещах. Когда она вырезала изображения на кости, она представляла, что обращается к духам умерших: ягнят, птиц, коров, оленей. Дрожащими пальцами Сейдж потянулась под одежду и дотронулась до своего амулета. Она кончиками пальцев ощупала лица мальчика и девочки.

— Да, — сказала она.

— Ты знаешь, что означают эти точки? — спросил Дэвид, показывая себе на щеки.

Сейдж покачала головой.

— Спасенных, — произнес Дэвид.

— Спасенных?

— Каждый раз я спас кого-то, одна из точек — это ты.

Потянувшись, Сейдж дотронулась до лица Дэвида кончиком указательного пальца и провела им по всем точкам через его щеки, считая их: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Это было самое странное событие в жизни Сейдж, но каким-то образом она все поняла, и страх оставил ее. Сейдж была седьмой точкой, седьмой спасенной Дэвида. Не задавая вопросов, она догадалась, что означают другие шесть.

— Мы едем на собачью ферму, да? — спросила она.

— Да.

— Можно я пойду с тобой?

Дэвид задумался и снова завел машину, чтобы не отвечать сразу. Шесть котят спали на коленях у Сейдж, свернувшись в комочки. Собаки тихо лежали на заднем сиденье, и только Петал лизала потрепанную игрушку.

Они проехали еще больше получаса. Дорога была прямой и шла прямо на север. На западе вставали тени, загораживая звезды. Сейдж поняла, что это предгорье, начало горной цепи. Оно было похоже на продолговатую и невысокую черную дыру в небе у самого горизонта. Вдруг Сейдж почувствовала, что сейчас потеряет сознание, и поняла, что просто перестала дышать: этот вид настолько заворожил ее, что она невольно затаила дыхание.

Впереди показались огни; Дэвид выключил фары и сверился с картой, держа фонарик у самой бумаги, чтобы снаружи никто не мог ничего увидеть. Из-под сиденья он извлек аккумуляторную пилу по металлу и повернулся к Сейдж.

— Ты можешь пойти, — произнес он.

— Спасибо, — ответила Сейдж, внезапно засомневавшись, действительно ли она хочет пойти с ним или уже нет.

— Но тебе придется кое-что надеть, если пойдешь.

— Что?

— Сову, — ответил Дэвид.

Сейдж вскинула голову. О чем он говорит? Надеть сову? Дэвид открыл бардачок и вытащил оттуда небольшую кожаную коробочку. Свет был такой тусклый, что Сейдж едва могла что-то разглядеть. Дэвид попросил ее включить фонарь и держать его совсем близко. Сейдж увидела коробочку с иголками, ниткой и чернилами. Ее сердце билось, словно птица в клетке. Сейдж увидела, как он достал из коробочки цветные фломастеры, затем взял ее правую руку.

— Где ты сделал свои татуировки? — спросила она высоким от испуга голосом.

— Я делаю их сам.

— Это… ты сейчас тоже хочешь мне сделать? — спросила она, пытаясь высвободить руку.

— Не сегодня, — ответил он. — И никогда, если только сама не захочешь.

Он лизнул сначала кончик коричневого фломастера, а потом очень осторожно внутреннюю сторону правой руки Сейдж. Язык Дэвида был мягким и теплым, и Сейдж закрыла глаза, желая только того, чтобы Дэвид не останавливался. Он начал рисовать; кончик фломастера был идеально тонким и покалывал кожу. Казалось, Дэвид рисовал каждое перышко в отдельности.

— Почему сова? — спросила Сейдж. — Что она означает?

— Она видит.

Поменяв фломастер на ярко-желтый, он нарисовал два глаза, взгляд которых пронизывал насквозь. Когда Дэвид закончил, у Сейдж на руке сидела сова. Она была идеальная, маленькая и свирепая, такая же, как у Дэвида. Глядя на нее, Сейдж почувствовала себя гораздо смелее. Это было похоже на волшебство, как с украшениями ее матери. И хотя Сейдж никогда не снимала ожерелье, она вдруг начала стягивать его со своей шеи. Сердце ее гулко билось, а руки двигались почти сами, когда Сейдж протягивала свое украшение Дэвиду.

Он внимательно посмотрел на резную кость, снова и снова переворачивая ожерелье у себя в руках. Наконец, кивнул, как бы подтверждая, что ожерелье обладает силой. Дэвид прислонил лица ко лбу, затем к сердцу, а затем к ножу, который носил в кармане.

— Кто это сделал? — спросил он.

— Моя мать.

— Она из шошонов?

— Нет, а ты?

— Может быть. — Он ухмыльнулся. — А может, я волк. Готова?

Сейдж потянулась за ожерельем, но Дэвид держал его, как будто хотел оставить себе.

— Ты не хочешь знать, чьи это изображения? — спросила она. — Это единственное двухстороннее ожерелье, которое она сделала.

— Я знаю, кто это, — ответил он. — Ты и твой брат. Давай, пошли. — Он протянул ей талисман.

Сейдж глубоко вздохнула. Она хотела произнести молитву, заклинание, как-то благословить себя, малыша, Дэвида и всех животных, но никак не могла подобрать слова. Ничего разумного не приходило ей в голову, но все же она постаралась вспомнить то, что говорила ей мать, то индейское имя, которое означало храбрость. Но оно ускользало от нее, как перышко на ветру, и поэтому она просто скрестила пальцы.

По обеим сторонам грязной дороги было две фермы. Та, что была с белоснежным домом, красным амбаром и серебряной силосной башней, казалась больше. На другой ферме был старый дом коричневого цвета, коричневый грузовичок и несколько грязных сараев. Сейдж слышала лай собак; чем ближе они подходили, тем отчетливее он был слышен.

Дэвид шел, пригибаясь к земле, как индейский воин. Он сначала держал Сейдж за руку, а затем бросил ее и побежал вперед. У Сейдж в боку закололо, и ей надо было остановиться и отдохнуть. Дэвид оглянулся в негодовании.

— Что случилось?

— Я выдохлась, — проговорила она и ощутила, как ребенок перевернулся. Она поддержала живот руками, думая лишь о том, чтобы малыш держался подальше от ее мочевого пузыря.

— Хочешь подождать здесь? Мы должны быть готовы быстро бежать, когда закончим внутри.

— Не мог бы ты мне сказать, что мы собираемся делать, чтобы я была к этому готова? На мне же сова…

Дэвид остановился. Было темно, и Сейдж не могла видеть его лицо, но она чувствовала, что оно было каменным.

— Тогда ты уже знаешь, — ответил он.

Они пошли дальше. В доме было почти совсем темно, за исключением неяркого света на кухне и голубого мерцания от телевизора в гостиной. У дороги стоял облезлый и покосившийся знак, на котором была изображена охотничья собака, гордо показывающая на мертвого фазана. Надпись на знаке гласила: «Чистокровные английские сеттеры».

Вдруг из дома послышались крики. Женщина что-то кричала со злостью, а мужской голос закричал что-то в ответ. Затем Сейдж услышала, как заплакал ребенок, а за ним еще один. Раздался резкий шлепающий звук, а потом с силой хлопнула дверь, после чего наступила тишина. Лай в сарае продолжался, не утихая ни на минуту.

— Вот больные ублюдки, — прошептал Дэвид.

— Английские сеттеры… — проговорила Сейдж, направляясь к дому. Она хотела спасти любого, кто сейчас пострадал.

— Нет, люди; все владельцы собачьих ферм одинаковые, как ночные кошмары. Они бьют своих жен и вместе с женами детей, — так они проводят время. Ничего особенного, пошли…

— Ничего особенного… — Сейдж сглотнула, посмотрев на окно на втором этаже, где только что зажегся свет; изнутри он падал на розовые шторы; через стекло был слышен плач девочки. Сквозь щель в неплотно задернутых шторах Сейдж увидела плакат с изображением русалочки Ариель.

— Он бьет ее и, наверное, трахает тоже, — произнес Дэвид, проследив за взглядом Сейдж. Дэвид взял ее за руку, и она последовала за ним. Пробираясь по грязному двору, Дэвид прошептал: — Не бойся наступить в собачье дерьмо, собак не выпускают.

— Никогда?

— Никогда.

Пила висела на поясе у Дэвида, как меч. Он снял ее, спилил хлипкий замок и, осторожно открыв скрипучую дверь сарая, вошел. Сейдж проскользнула следом за Дэвидом. Внутри царила непроглядная тьма и было жутко холодно. Сейдж не видела ничего, кроме облаков пара от дыхания перед собственным носом. Собаки визжали и скулили, а почувствовав людей, заскулили еще громче. Дэвид исчез — Сейдж окаменела от страха. У нее было такое ощущение, что она оказалась в темной пещере одна. Но затем ее глаза привыкли к темноте, и Сейдж начала видеть.

Сарай был размером примерно пятнадцать на тридцать футов. Клетки стояли по длинной стене, один ряд над другим. Каждая клетка была размером примерно два фута на два и сделана из дерева и металлической сетки. Дэвид постепенно продвигался вдоль по стене, открывая одну дверь за другой. Он вытащил фонарь и забинтованной рукой прикрывал свет, заглядывая в каждую клетку.

Сейдж подошла, чтобы быть рядом. Она увидела, как собаки жмутся к стенам клеток. Хотя животные были немаленькими и длинноногими, они свернулись в клубки, словно змеи. У некоторых собак на сосках были щенки. Вонь от экскрементов была настолько сильной, что Сейдж зажала рукавом куртки нос и рот. В некоторых клетках были мертвые щенки: никто не удосужился убрать их.

— Бедные, — проговорила Сейдж, потянувшись, чтобы погладить одну дрожавшую собаку, но та оскалилась и клацнула зубами.

Сейдж отошла. Она наступила на что-то ногой и упала назад на мягкую кучу из меха. Куча была холодной и ужасно воняла. Когда Дэвид подошел к Сейдж и нагнулся, чтобы помочь подняться, она поняла, что упала на груду собачьих трупов.

— О, нет, — воскликнула она.

— Тихо, — проговорил Дэвид, снова отправившись к клеткам. — Не шуми.

Дрожа всем телом, Сейдж наблюдала за ним. Дэвид что-то искал, снова и снова осматривая клетки. Некоторые собаки начали красться к выходу. Самые смелые высунули носы на улицу и нюхали воздух, другие спрыгивали на землю, стараясь распрямить спины и ноги, возможно, впервые за всю свою жизнь. Сейдж смотрела, как они ступают по земле нетвердыми ногами, как жеребята.