— Госпожа де Валантон — мой друг — немного тревожилась об исходе дуэли и приехала осведомиться. Теперь она успокоилась… Простая царапина… Завтра все пройдет… Но я не понимаю, как могла она отыскать виллу Фоскари…

Командир улыбнулся, сверкнув своими прекрасными белыми зубами:

— В Венеции все известно, дорогой господин д'Аржимель; в ней следовало бы на Пьяцетте, между колонною святого и колонною Льва, воздвигнуть третью колонну с изображением нескромного Аргуса[42]… По этой причине я советовал бы вам не задерживаться у нас. Есть поезд на Милан в три часа…

XXIII

Дворецкий уносил поднос с кофе и ликерами. При свете огромной электрической лампы, низкой и прикрытой абажуром, г-н Валантон, откинувшись в кресле, просматривал иллюстрированные журналы.

Время от времени г-н де Валантон поднимал глаза, чтобы посмотреть на Бернара д'Аржимеля, расхаживавшего взад и вперед.

Вдруг г-н д'Аржимель остановился:

— Вы спите, Жюльетта?

Повелительный звук его голоса заставил ее вздрогнуть. Покорная, она поглядела на г-на де Валантона, погруженного в чтение… Г-н д'Аржимель принялся снова ходить. Г-н де Валантон захлопнул журнал.

— Он довольно занимателен, этот «Париж повсюду».

Он положил книгу на стол и продолжал:

— В нем можно найти кое-что обо всем. Между прочим, сообщается, что Сириль Бютелэ не приедет на зиму в Париж; из Венеции он поедет в Геную, чтобы затем морем отправиться в долгое путешествие по Египту… Но лампа мешает вам, Жюльетта…

Он опустил ниже абажур. Свет, изменив направление, озарил на подставке маленькую вакханку Клодиона. Жюльетта смотрела на нее молча, стройную и пляшущую, из хмельной красноватой глины. Она думала об Онэ, о том утре, когда она разбудила Марселя Ренодье; она вспомнила сад на острове Джудекка, корзину с каменными плодами, квартал Заттере и комнату, где однажды, в багрово-солнечный день, они вкусили румяного винограда… Маленькая статуэтка, казалось ей, была красная, словно она видела ее сквозь кровавую дымку… И она сидела неподвижно, закусив губы и подавив тайное рыданье, от которого вздрагивала.

Г-н д'Аржимель продолжал ходить. Его шаги стали более тяжелыми. Он словно старался что-то раздавить своими каблуками. Глухой звук отдавался в сердце Жюльетты, тяжелом, как один из каменных плодов Джудекки, тяжелом, как мертвый предмет!

— Вам следовало бы отдохнуть. Вы знаете, что завтра мы поедем навестить вашего отца в Корратри.

Г-н де Валантон подтвердил эти слова кивком головы, потом добавил:

— Бернар прав… Вам надо беречь себя, дорогое мое дитя!

Она поднялась с трудом.

— Это правда. Я немного устала.

Мужчины остались одни.

Когда дверь закрылась за Бернаром д'Аржимелем, который отправился в клуб заканчивать вечер, г-н де Валантон вздохнул. Он постарел. Медленными шагами он несколько раз обошел опустевшую комнату, на минуту остановился перед глиняной статуэткой, потом покорным движением направился к полкам библиотеки. С одной из них он взял книгу. Это был труд Поля Ренодье «Человек и Жизнь», и с этой книгой под мышкой он пошел наверх, чтобы лечь спать.