Иоганн Гёте - Страдания юного Вертера. Фауст (сборник)

Царь не указал предмета.

О, несчастье! О, беда!

Что тебя так огорчает?

Он тебя имел в виду.

Как? Меня?

И этих.

Горе!

Ты умрешь под топором.

Я предчувствовала это!

Этого не избежать.

Ах! А мы? Что с нами будет?

С честью госпожа умрет,

Вы же – смертию позорной: я под кровельным венцом

На стропиле вас повешу, словно пойманных дроздов.

Вы, словно статуи, застыли, призраки,

Дрожа за жизнь, вам не принадлежащую.

Так люди, тоже призраки не меньшие,

Расстаться не хотят со светом солнечным.

Но нет от рока никому спасения.

Все это знают, редко кто смиряется.

Но к делу! Вы пропали. Эй, подручные!

Сюда скорее, сил недобрых скопища!

Делами злыми вволю вы натешитесь.

Алтарь поставьте с золотыми крыльями,

С подставкою для топора серебряной.

Наполните кувшины, чтобы было чем

Смыть брызги черной крови на треножнике.

Ковер роскошный постелите под ноги

Коленопреклоненной жертвы царственной,

В который тело после обезглавленья

Мы с честью завернем для погребения.

Царица в стороне стоит, задумавшись,

Поникли девушки, как злак подкошенный.

Мне, пожилой, священным долгом кажется

Пообсудить дела с тобой, старейшею.

Ты опытна, умна, доброжелательна,

Хоть дуры эти на тебя накинулись.

Итак, скажи: спасти нас нет ли способа?

Легко сказать! Спасти себя со свитою

Зависит от царицы. Это требует

Решимости и быстроты немедленной.

Достославнейшая парка, чтимейшая из сивилл!

Жизни нить не обрывай нам и спасенье объяви.

Мысленно, в воображенье, мы уже непоправимо

Чувствуем, как холод смерти сковывает наше тело,

Созданное для любви.

Их страх простителен, а я расстроена,

Но не страшусь. Я выходом воспользуюсь.

Кто мудр – для тех возможно невозможное.

Итак, скажи, что ты нам посоветуешь.

Не скрывай, скажи скорее, как избавиться нам, бедным,

От петли, от удушенья, мысленно уже сдавивших

Наши шеи холодящим, тесным ожерельем смерти,

Если только милость Реи, матери богов великой,

Нас в беде не защитит.

Терпенья хватит ли у вас, чтоб выслушать

Мое повествование пространное?

Продли нам жизнь растянутою повестью.

Кто бережет добро и домоседствует,

Кто в доме подновляет стены старые,

Кто крышу от ненастья чинит вовремя,

Протянет долго под родимой кровлею.

Но кто через порог свой легкомысленно

В чужую землю прочь уходит из дому,

Тот, возвратясь, находит место старое

Переменившимся или разрушенным.

Уместны ль замечанья в миг решающий?

Рассказывай без вставок неприязненных.

То не в укор тебе, а только к сведенью.

По островам чужим и побережиям

Шатался Менелай морским разбойником.

С набегов возвращался он с добычею,

Которая внутри дворца наставлена.

Он десять с лишним лет провел под Троею,

А сколько лет он плыл домой – не ведаю.

Меж тем что сталось с домом Тиндареевым,

Что сталось с целым царством этим временем?

Придирчивость срослась с твоей природою,

Не можешь слова ты сказать без горечи.

Была долина столько лет покинута

Меж Спартой с юга и Тайгетом с севера,

Откуда ручейком Эврот спускается

И, в камышах разлившись, лебедей ютит,

Что там обосновалось племя смелое,

Горсть северян, страны полночной выходцы,[171]

Построив замок, в нем они запрятались

И правят краем всем из этой крепости.

Им это удалось? Почти не верится.

За двадцать лет осели и обстроились.

У них начальник есть? Они разбойники?

Нисколько. Но один из них начальствует.

Хоть он не обошел меня поборами,

Я не браню его. Он из имущества

Взял малое, назвавши дань дарением.

Каков собою он?

Он мне понравился.

Живой, бесстрашный, вежливый, понятливый.

Такой понятливости нет меж греками.

Хотя их племя варварским считается,

Они до людоедства не опустятся,

Как греческие воины под Троею.

Я верю в благородство их начальника.

А замок их на круче! Поглядела бы!

Он не чета твердыням ваших прадедов,

Которые и впрямь циклопы строили,

Так глыбы друг на друга наворочены.

А этот замок весь по нитке выверен.

Взглянула бы! Весь к небу устремляется,

Прямой, лощеный весь, как сталь, как зеркало.

Взлезть на него? Уже само намеренье,

Со стен соскальзывая, обрывается.

Внутри – дворы, пристройки, службы разные,

Балконы, галереи, ходы крытые,

Гербы.

Что это?

У Аякса, помните,

Был на щите представлен змей свернувшийся,

И семеро у Фив таким же образом

Щиты снабдили знаками особыми.

Там можно было видеть звезды с месяцем

Или мечи, и факелы, и лестницы,

Угрозу городов во время приступа,

В резьбе или в изображенье выпуклом.

Такие же значки в роду наследуют

От прадедов мои вояки храбрые.

Чего-чего у них в гербы не вставлено:

Орлы и львы, рога козлов и буйволов,

Цветы, хвосты павлиньи, крылья, полосы

Серебряные, золотые, черные

И синие. Щиты с гербами этими

Висят вдоль зал, просторных, как вселенная, —

Вот где для танцев место подходящее.

Там есть танцоры?

Есть! Золотокудрые!

Красавцы, так и пышущие юностью,

Как юностью дышал Парис единственно

В те дни, когда с царицей близко встретился.

Держись границ, не уклоняйся в сторону

И слово мне свое скажи последнее.

Нет, ты его скажи мне, и немедленно

Очутишься в том замке по желанию.

Скажи то слово, дай свое согласие

И нас спаси.

С такой жестокой низостью

О Менелае мысль моя не вяжется.

Меня он не погубит так безжалостно.

А как он Деифоба изуродовал,[172]

Убитого Париса брата младшего,

Который был с тобой, вдовой, в сожительстве?

Отрезал уши, нос перекалечивши.

Смотреть ужасно было на несчастного!

Из-за меня он с бедным так разделался.

Из-за него с тобой он так расправится.

Красы не делят. Кто владел ей полностью,

Всю истребит сполна, а не поделится.

Как раздирает уши резкость трубная,

Вселяется в мужчину ревность грубая,

Долбя о том, чем обладал он некогда

И что невозвратимо им утрачено.

Ты не слышишь труб раската? Видишь, это блеск мечей.

Здравствуй, царь и повелитель. Дам тебе сейчас отчет.

Как же мы?

Вам все известно. Ей придет сейчас конец,

А потом и вам за нею. Я помочь вам не могу.

Свой шаг ближайший я уже обдумала,

Хотя ты демон зла, – я это чувствую, —

И обратишь во зло мое доверие,

Но в замок твой решила я последовать.

Иная вещь самой царицы помыслы,

Я никому на свете не открою их.

Вперед, старуха. Будь нам провожатою.