Иоганн Гёте - Страдания юного Вертера. Фауст (сборник)

Магическою силой древний храм

На сцене в глубине показан нам.

И как Атлант, подперший небо шеей,

Легко несут постройку пропилеи.

Колонн под ней неисчислимый лес,

Хотя и двух хватило бы в обрез.

Вот в чем античность? Мне она тогда

Своей тяжеловесностью чужда.

В противность этой грубости, невольно

На ум приходит свод остроугольный.

При виде сети стрельчатых окон

Душой я как бы к небу вознесен.

Да будет превознесена звезда,

Которою нам этот час дарован.

Да будет заклинаньем разум скован

И не теснит фантазии узда.

Старайтесь увидать, что вам приятно.

Что невозможно, то и вероятно.

А вот искатель счастия упрямый

В венке и одеянии жреца.

Он доведет, что начал, до конца.

Земля разверзлась, жертвенник из ямы

Поднялся кверху в дыме фимиама,

Пора священнодействие начать.

По-видимому, можно счастья ждать.

Вы, Матери, царицы на престоле,

Живущие в своей глухой юдоли

Особняком, но не наедине.

Над вашей головою в вышине

Порхают жизни реющие тени,

Всегда без жизни и всегда в движенье.

Все, что прошло, стекается сюда.

Все бывшее желает быть всегда.

Вы эти семена задатков голых

Разбрасываете по сторонам

Во все концы пространств, всем временам,

Под своды дня, под ночи темный полог.

Одни вбирают жизнь в свою струю,

Другие маг выводит к бытию

И, верой заражая, заставляет

Увидеть каждого, что тот желает.

Ключом треножник тронул он, и гарь

Клубами мглы окутала алтарь.

Но это только видимая мгла,

На деле это – духи без числа.

У них способность есть за пядью пядь

В земле шагами музыку рождать.

Их поступь – песнь, симфония, псалом, —

Не описать ни словом, ни пером.

Следы их приближенья ощутив,

Поют колонны, стены, свод триглиф.[143]

Вдруг юноша неписаной красы

Выходит из туманной полосы.

Внимательней смотрите на кулисы:

Вы видите прекрасного Париса.

В каком расцвете юношеских сил!

Как персик свеж и несказанно мил!

Красивый рот с надутой верхней губкой.

Ты пить не прочь бы из такого кубка?

Хорош, хорош, хотя немного хмур.

Да и неповоротлив чересчур.

Не царский сын, а пастушок топорный,[144]

Без признаков учтивости придворной.

Другой рыцарь

Полунагой, пожалуй, он – по мне.

А вот каков-то будет он в броне?

Он сел. Какие гибкие движенья!

Вас так к нему и тянет на колени?

Рукой прелестно голову подпер.

Разлечься так при всех! Какой позор!

Мужчина рад к чему-нибудь придраться.

Пред государем на полу валяться!

Он вправе полагать, что он один.

Для грубостей не вижу я причин.

Он хочет спать и засыпает сладко.

И даже всхрапывает для порядка.

Но что за примесь в ладан введена?

Я веяньем ее освежена.

И у меня забилось сердце чаще.

Я думаю, так дышит мальчик спящий.

Пред нами – распустившийся цветок,

Душистый, как амброзии глоток.

Так вот она какая! Я бесстрастно

Любуюсь ей. Она мне не опасна.

Владей я словом огненных поэм,

Я б все равно пред ней остался нем.

Она вошла, и мелко все на свете,

Что ей во славу создали столетья.

Кто взглянет на нее – спален дотла.

Блажен счастливец, чьей она была.

Я не ослеп еще? И дышит грудь?

Какой в меня поток сиянья хлынул!

Недаром я прошел ужасный путь.

Какую жизнь пустую я покинул!

С тех пор как я тебе алтарь воздвиг,

Как мир мне дорог, как впервые полон,

Влекущ, доподлинен, неизглаголан!

Пусть перестану я дышать в тот миг,

Как я тебя забуду и погрязну

В обыденности прежней безобразной!

Как бледен был когда-то твой двойник,

Явившийся мне в зеркале колдуньи!

Он был мне подготовкой накануне,

Преддверьем встречи, прелести родник!

Дарю тебе все напряженье воли,

Все, чем владею я и чем горю,

И чту твой образ, и боготворю,

Всю жизнь, и страсть, и бред, и меру боли.

Владей собой, не выходи из роли.

Стройна, крупна. А голова – мала.[145]

Нога несоразмерно тяжела.

Княгинь я знал. Наружность – мой конек.

Она прекрасна с головы до ног.

К заснувшему подходит шаловливо.

В сравненье с ним она так некрасива!

Он ею, как лучами, озарен.

Она – луна, а он – Эндимион.[146]

Действительно, богиня, как в романе,

К нему нагнулась, пьет его дыханье.

Целует! – С завистью смотрю туда.

При всех? Особа эта без стыда.

К мальчишке благосклонность!

Тише, брат!

Пусть делают виденья, что хотят.

Проснулся он, и прочь она идет.

С оглядкой! Я ведь знала наперед.

Он видит чудо и смущен немало.

Ей это не в диковинку: видала.

Вот повернулась и идет к нему.

Теперь научит, бедного, уму.

Наверно, первым, как и все мужчины,

Себя считает дурачок невинный.

Как царственно строга и как стройна!

Какая вольность! Как искушена!

О, быть бы этим юношею там!

Кто б не хотел попасть в ее тенета?

Сокровище ходило по рукам.

С нее порядком стерлась позолота.

Гуляла, видимо, лет с десяти.

Пусть так, но я готов с большой охотой

Прекрасные останки унести.

Судить нельзя, увидев рост, осанку,

Елена это или самозванка.

Недостоверна видимость натуры

В сравненье с данными литературы.

Но в древней Трое, говорит рассказ,

Она старейшим по душе пришлась.

Итак, есть доводы со всех сторон,

Что это – настоящая Елена.

К тому же совпаденье несомненно:

Не молод я и тоже восхищен.

Не мальчик больше он. Шагнул вперед.

Она напрасно рвется из объятий,

Приподнял на руки и, слов не тратя,

Унесть намерен.

Дерзкий сумасброд!

Остановись! Ни с места, одержимый!

Ты сам ведь ставишь эту пантомиму!

Я понял наконец. Названье сцены,

Как видно: «Похищение Елены».[147]

Как «похищенье»? Разве я не в счет?

Я разве не сжимаю ключ чудесный,