Стелла Грей - Стон и шепот

Что-то подсказывало мне: загнанная в угол и отчаявшаяся птичка, пусть даже в золотой клетке с мягкими прутьями, врача может и стетоскопом придушить. Когда она сегодня угрожала перерезать себе вены, я, конечно, не поверил: слишком твердый взгляд был у девчонки. Пока еще без надлома, но кто знает, где у нее тот самый запас прочности, после которого у нее хватит сил наложить на себя руки.

Доводить до него я, разумеется, не собирался.

Тряпки, туфли, ювелирка – я дам ей все это без особых усилий. Будет пай-девочкой – еще и телефон подгоню для регулярных переговоров с бабкой.

Поднявшись от рояля, я подошел к панорамному окну и прямо через подоконник перешагнул на балкон второго этажа.

Вечер, тишина, где-то вдали шумела автострада, но даже она не портила красоты звука. Стрекотание цикад идеально гармонировало с обстановкой. Им хотелось наслаждаться. Вдыхая глубоко воздух, я невольно прикрыл глаза и в этот момент спиной почувствовал взгляд.

Ненавидящий.

Обернулся и задрал голову вверх.

Занавески в комнате, где была Ева, дернулись, словно не она только что стояла у окна и сверлила меня глазами, будто рентгеном.

Грязно выругавшись, в который раз подумал о том, что все бабы как бабы: дают, когда скажут, сосут, если им намекнуть, а у меня суровая Челябинская сирена – завел, мать ее, домашнюю зверушку.

Вроде и силой трахнуть можно, а не хочется. Точнее хочется, но не силой. Почувствовав себя редкостно ебнутым типом, я вернулся в дом – дожидаться Марину с гардеробом.

В моем плане тряпки будут первым пряником, раз уж кнут не удался. Еще ни одна баба на моей памяти не могла остаться равнодушной к брендовому шмотью.

Я захлебывалась слезами. Едва этот моральный урод вышел из комнаты, меня словно прорвало от ужаса и непереносимого чувства гадливости к самой себе. Воспоминания никак не желали исчезать из головы, подкидывая картинки, от которых приходилось краснеть с головы до ног… До тех самых ног, что я раздвигала, стремясь навстречу пальцам Руслана. Он сказал запомнить это имя. Тварь! Ненавижу! И пусть поверит, запомню, чтобы однажды рассказать всему миру, что он за чудовище.

Перевернувшись на другой бок, я поджала босые ступни и глубже зарылась в теплое одеяло, принесенное горничной Мариной. Та осмотрела меня с головы до ног, поставила на тумбу пузырек нурофена и бутылку воды и уточнила:

– Вы нуждаетесь в чем-то еще?

Услышав это, я уставилась на горничную во все глаза, стирая с них пелену слез. Нуждаюсь ли я? Да! ДА!

– Помоги мне сбежать! Умоляю… – шепнула, хватаясь за горло от нового приступа боли.

Девушка опустила взгляд и теперь стояла молча, завороженно разглядывая мои ноги. Странная и жуткая. Не выдержав, я спряталась под принесенным ею одеялом с головой и снова зарыдала, даже не заметив, когда она ушла.

Слезы кончились как-то очень быстро, хотя нервные вздрагивания и судороги еще некоторое время бродили по моему телу, заставляя испуганно замирать. А потом я поняла, что умираю от жажды. Кроме того, меня бил озноб. Вспомнились тогда и нурофен, и вода на тумбочке, я не побрезговала ни тем, ни другим.

А выпив лекарство, попыталась уснуть, только куда там? В голову лезли самые гнетущие мысли, а еще я несколько раз ловила себя на том, что трогаю собственные губы, припухшие от поцелуев Руслана. Этот псих закрывал мне рот, буквально сминая нежную кожу, а иногда и покусывая ее. Ненормальный. Зачем я ему? Почему не отпустит?

Кутаясь в одеяло, поднялась с постели и подошла к окну, чтобы задернуть шторы – в комнате было слишком много света, он мешал сосредоточиться на желании уснуть. Зря я это сделала. Стоило подойти, как увидела там, внизу, его. Мой личный кошмар стоял на балконе второго этажа и смотрел вдаль. Потрясающе красивый и величественный. Породистый, как говорила моя бабушка.

Мне хорошо был виден его точеный профиль, а при взгляде на недовольно искривленные губы снова захотелось дотронуться до своих. Я еще помнила вкус его языка у себя во рту, звук его дыхания и ощущение непередаваемого блаженства от прикосновений длинных пальцев между моих ног. Я всегда хотела быть честной с собой, это придавало сил. И теперь, глядя на Руслана, вдруг поняла, что он сломает меня. Не сегодня так завтра. Придет и возьмет то, что уже решил сделать своим. И будет брать снова и снова, а я буду кричать и стонать в его объятиях, чтобы потом оставаться одной в запертой комнате. Он будет пользоваться, а я не смогу ничего противопоставить.

И стало мерзко.

Захотелось помыться, а лучше протереть кожу наждачкой, срезая верхний слой, срывая следы мужчины с себя!

В тот миг, когда он обернулся, я отодвинулась, спряталась, прижалась к стене спиной, нервно дыша и чувствуя, как сползает по телу одеяло. Было невыносимо страшно встречаться взглядами. Страшно и стыдно. Нет уж, я еще попорчу кровь этому подонку, он не получит меня так просто!

Подхватив одеяло, вернулась в кровать и, укрывшись, с удвоенной силой постаралась уснуть. Первое, что мне нужно было – это восстановить здоровье, чтобы продолжать бороться за свою свободу. Упрямо сжав зубы, я твердила себе одно и то же: даже если он все-таки одержит победу над моим телом – неважно. Разума коснуться я ему не позволю.

Сон почти отозвался на мольбу похитить меня в мир без боли и страхов, но когда дыхание уже выровнялось, а сама я наконец провалилась в безмятежную дрему, чертова дверь снова открылась. Без стука, не дожидаясь приглашения, Руслан вошел в комнату и остановился у кровати, сбрасывая на нее ворох коробок и пакетов с позолоченной каемкой.

Непонимающе моргая, с удивлением посмотрела на солнце, рвущееся через занавески. Оказывается, уже утро. Протерев глаза, я села, плотно прижавшись к изголовью и натянув одеяло до подбородка. Глаза слипались от усталости, словно и не спала, а горло болело сильнее прежнего.

– Как спалось, Ева? – словно издеваясь, пропел хозяин дома, небрежно проводя длинными загорелыми пальцами по одной из коробок. Он не сводил с меня голодного испытывающего взгляда, мерцающего в сумраке комнаты. – Соскучилась по мне?

Я молчала, с ужасом наблюдая, как негодяй приближается. От него пахло дорогим парфюмом, по-настоящему мужским, будоражащим… И мне вдруг подумалось, что встреть я такого мужчину где-то в нормальной обстановке – сама последовала бы за ним, как зачарованная. Потому что в нем было привлекательно все: от внешности – суровой, но с правильными чертами – до манжет на рубашке. А уж какой был голос… Низкий, ласкающий слух жертвы. И этой жертвой стала я.

Он обошел кровать и присел совсем рядом, не трогая меня руками, но отчего-то я чувствовала их прикосновения к своей коже, и та снова горела.

– Говори со мной, Е-ева-а, – почти пропел, слегка растягивая гласные, он. И от этого маниакального желания произносить мое имя все внутри сжалось. С ним ведь явно творилось неладное. Руслан смотрел на меня, как психопат, едва сдерживающий порыв сделать что-то гадкое.

Я молчала. Просто не могла заставить себя произнести хоть слово.

Тогда он приблизил свое лицо к моему, замер в миллиметре и, чуть склонив голову, начал отсчет:

– Раз… два…

Голос хриплый, тихий, без намека на агрессию, а вот глаза обжигают злобой.

– Что мне сказать? – просипела, поняв, что не хочу знать, что будет, если снова ослушаюсь.

Его губы растянулись в подобии улыбки.

– Как ты себя чувствуешь?

И столько заботы в голосе, а глаза уже спускаются ниже, к шее, к рукам, и словно забираются под одеяло, разглядывают грудь, которую просто не могут видеть. От этого безумия у меня вдруг твердеют соски. Словно он уже дотронулся до них, как тогда, в музыкальной комнате. И я мучительно краснею, вспоминая то, что хочется выкинуть из головы навсегда.

Он все видит, замечает каждую малюсенькую перемену в моем лице и наслаждается.

– Я… кажется, заболела, – шепчу, стискивая в руках одеяло. Во рту пересохло, и взгляд невольно падает на пустую бутылку из-под воды.

Это Руслан тоже подмечает. Обернувшись к двери, говорит, лишь слегка повышая голос:

– Николай, прикажи Марине принести молоко с медом. И графин с теплой водой.

Мне становится смешно. Даже истерический спазм проходит по телу и врывается наружу тихим “хм”. Заботливый насильник. Кажется, мне повезло?

Руслан вскидывает одну бровь и вдруг рывком стаскивает с меня одеяло до пояса, обнажая грудь с болезненно твердыми вершинками. Я ахаю, пытаюсь вернуть пропажу на место, но его руки не дают.

– Лежать!

Всего одно слово, но сказано так, что я замираю и с ненавистью смотрю снизу вверх. А он уже развлекается вовсю. Подушечки пальцев правой руки касаются шеи и скользят ниже, проделывая точно тот же путь, что раньше делал его взгляд. Левая рука продолжает удерживать мои запястья. И стон сам вырывается наружу. Мой стон. Предательски срываясь с губ, он будто застревает в пространстве между нами. И от потяжелевшего взгляда Руслана становится тяжело дышать.

Мне кажется, что он вот-вот набросится на меня, но тут мужчина просто встает и отходит к окну, приказывая:

– Поднимись и взгляни, что я тебе принес.

Слова сопровождаются царским жестом в сторону пакетов и коробок, о которых я, признаться, успела позабыть.

И снова спорить не решилась, потому что, глядя на его напряженную спину и сжатые в кулаки руки, вдруг поняла – он сдерживается, чтобы не продолжить начатое. Это какая-то понятная только ему игра. Вряд ли такие, как Руслан, способны жалеть, но отчего-то он решил отсрочить экзекуцию.

На негнущихся ногах поднялась и потянула за собой одеяло.

– Оставь! – новый приказ. Голову даже не повернул, но голос стал еще раздраженнее.

С трудом проглотив вязкий ком в горле, я подошла к коробкам и нерешительно распахнула первую попавшуюся. Внутри оказалось бежевое платье на тонких бретелях с глубоким вырезом на спине. Вынув его, я разложила потрясающе красивую вещь на кровати и с удивлением уставилась на Руслана, при этом закрывая грудь руками. Тело снова начинало знобить, а в голове шумело.