И Люсьен, и Мариетт были отличные игроки, но, если бы Аманда играла в полную силу, она бы расправилась с ними в два счета. Вот бы посмотреть на их физиономии!

– У тебя отлично получается, – подбадривал ее Люсьен, когда они менялись сторонами.

– Вернее сказать, у Пьера, – поправила Мариетт. – С таким же успехом он мог играть один!

– Вот как? – Не зря же у Аманды рыжие волосы! Она сотрет эту гнусную улыбочку с лица Мариетт, чего бы ей это ни стоило. К счастью, была ее очередь подавать, и, легко размахнувшись, она отправила мяч в воздух, он перелетел через сетку и приземлился далеко за спиной Мариетт.

– Мяч закручен! – закричала Мариетт. Вид у нее был ошарашенный.

– Ничего подобного! – сказал Пьер. Аманда, пряча торжествующую улыбку, подала мяч Люсьену, ухитрившись забросить его точно на линию подачи. Люсьен отбил мяч довольно низко, и Аманда, крикнув Пьеру, чтобы он ушел с дороги, отбила со всей силой мяч Мариетт, чуть-чуть не угодив прямо в нее.

Все трое с удивлением смотрели на Аманду.

– Невероятный удар! – восхитился Люсьен.

– Случайно вышло. – Аманда пожала плечами и с этого момента подавала только на Мариетт.

Мариетт пропустила все подачи, кроме одной, и так разозлилась, что Пьер заметил, не скрывая насмешки:

– Похоже, Мэнди слишком хороша для тебя. Аманда изобразила святую невинность, а потом сделала еще два отменных удара, благодаря которым они с Пьером выиграли и сет, и матч.

Пьер поздравил ее, насмешливо улыбаясь, и заметил:

– Ты, наверное, много тренировалась. Еще чуть-чуть – и ты выиграешь Уимблдон!

Аманда уходила с корта с гордо поднятой головой.

– У меня есть занятия поважнее, чем гонять через сетку мяч взад-вперед.

– Подметать пол и вытирать пыль?

– А что в этом плохого?

– Ничего. Я с уважением отношусь к работе по дому, Мэнди, но, если у тебя есть способности, нужно их развивать.

– Значит, по-твоему, у меня есть способности?

– Есть. Лучше всего тебе удается гладить меня против шерсти.

– А хуже всего?

Она нарочно подкалывала его: ей было любопытно, проглотит ли он наживку. Но он не попался на ее уловку, а отправился к Мариетт, которая, не скрывая, переживала свой проигрыш.

– Давай охладимся в бассейне, – предложил Пьер.

Она тут же повеселела. Аманда, зная, что не выдержит картины их совместного купания, сказала, что идет к себе принять душ.

– Только не говори, что ты не умеешь плавать, – съязвил Пьер.

– Я отлично плаваю! – ответила она с вызовом и, надменно вскинув голову, удалилась.

После душа, надев модный сарафан, купленный в Париже, Аманда подошла к окну: прямо перед ней зеленели лужайки, окаймленные более темным кустарником, а вдали виднелся виноградник со стройными рядами лозы, словно коричневый ковер с густо-зеленым орнаментом. Как трогательно Пьер относится к своему делу! Жаль только, что такой же заботой он не одаривает своих женщин!

Впрочем, ему это не нужно: женщины готовы принимать его таким, какой он есть. Отвернувшись от окна, Аманда подумала: “Интересно, когда он женится, если вообще женится, будет ли он продолжать вести двойную жизнь?” Но это уже ее не касается. Сейчас ее волновало только то, что он собирается делать в ближайшие дни.

Мысль о том, что ей придется уехать отсюда, наполняла ее грустью, и чем больше она об этом думала, тем грустнее ей становилось. Она решила прогуляться. Несмотря на внушительный размер, замок был очень уютным, почти все комнаты использовались (кроме детской в западной башне). Последние дни Аманда частенько приходила сюда, ее тянуло как магнитом, как будто среди детских вещей Пьера ей удастся представить его ребенком.

Погруженная в свои мысли, Аманда вышла из дома и свернула на тенистую тропинку, которая привела ее к узкой грунтовой дороге вдоль виноградника: его-то она и видела из окна своей комнаты. Ее окружали кусты с обильными гроздьями еще твердого, мелкого зеленого винограда; глядя на них, она представила себе, как постепенно они нальются соком, и у нее даже слюнки потекли. Она бродила среди кустов винограда и мечтала, что Пьер с ней рядом. Не только здесь и сейчас, а всегда и везде.

Всегда и везде? Господи! Ну как же она ошибалась! Аманда вдруг поняла, что все чувства, которые вызывал в ней Пьер, – гнев, веселье, презрение, симпатия – неожиданно слились в одно: она его любит!

Вопреки всему она без памяти влюбилась в этого эгоиста. Это она, которая считала себя свободной, независимой женщиной восьмидесятых годов, сохнет от любви к этому типу, для которого женщина всего лишь игрушка!

Потрясенная своим открытием, Аманда в растерянности остановилась. Да, мама была права, когда предупреждала, что она затевает опасную игру. Шутки очень часто оборачиваются против самого шутника: то же случилось и с ней! В конце концов, “Мэнди” с ее неграмотной речью и оранжевыми волосами остается Амандой, а значит, должна возбудить в Пьере что-то большее, чем то унизительное вожделение, которое овладело им в ночь после вечеринки. Вот Люсьен уважает ее. Но вся беда в том, что любит-то она не Люсьена!

Аманда пошла дальше, пытаясь привести в порядок свои мысли и чувства. Ну чем Пьер отличается от всех прочих? Тем, что у него замок и виноградники? Или стиль жизни, так похожий на ее? Напрасно она обманывает себя: ее любовь к Пьеру не имеет ни малейшего отношения к его богатству; просто ей нужен именно он, и никто другой.

Ее мысли прервал какой-то шорох, Аманда остановилась и увидела, что чуть не наступила на маленькую серую птичку. Она трепыхала одним крылышком, второе неподвижно повисло.

– Бедняжка! – Аманда наклонилась. Птичка задрожала, и Аманда осторожно взяла ее, поднесла к лицу, бережно погладила по грудке и шептала что-то ласковое. Она так увлеклась, что, пока на нее не упала чья-то тень, не заметила Пьера.

– Что это у тебя? – спросил он.

– Птичка. У нее сломалось крылышко.

– Дай посмотреть.

– Только понежнее.

– С птицами я всегда нежен. – Он осторожно взял птичку с ладони Аманды. – Особенно с самочками.

– Откуда ты знаешь, что это самка? – спросила она, сделав вид, что не слышала первую часть реплики.

– До окраске. – Он потрогал крылышко. – Все будет в порядке. Отнесу ее к Мишелю. Он ее вылечит: у него золотые руки.

Аманда погладила крохотную головку.

– Повезло птичке, – заметил Пьер, и когда Аманда встретила его теплый взгляд, у нее тревожно забилось сердце. – Повезло, что ты шла мимо, – поспешил добавить он. – А что ты здесь делаешь? Виноград еще зеленый, есть нельзя.

– Знаю. Просто пришла посмотреть. И еще мне нравится, как здесь тихо. Так странно, будто время остановилось.

– Вот и мама так говорит. Ведь это она тебе сказала?

– Ты уверен – своих мыслей у меня быть не может? – спросила Аманда. – Или тебе нравится делать из меня кретинку?

– Конечно, нет. Хотя ты сама часто даешь повод так думать. Я никак не могу тебя понять, Мэнди.

Значит, его не обманул ее маскарад? У Аманды от радости потеплело на душе. Может, еще не все потеряно? Еще чуть-чуть, и он влюбится в “Мэнди”, и, как только это случится, она ему во всем признается.

– Давай отнесем птичку Мишелю, – сказал Пьер и так стремительно повернулся, что ей показалось, будто он от чего-то пытается убежать. Может, от своих чувств?

– Пьер, подожди! Мне надо с тобой поговорить! – Она вдруг решила положить конец игре.

– О чем? – спросил он, не замедляя шага. Аманда не успела открыть рот, как из-за кустов появилась Мариетт в небрежно запахнутом шелковом кимоно, из-под которого виднелся микроскопический купальник.

– Что это у тебя, Пьер? – полюбопытствовала она.

– Иди посмотри, – сказал он, и они вдвоем склонились над птичкой, а Аманда быстро направилась к дому, радуясь, что не успела во всем признаться.

Похоже, Пьера все-таки придется проучить, и она откроется только тогда, когда он полностью подчинится “Мэнди” и признается ей в любви. Хорошо бы это случилось поскорее!

Глава 10

Аманда открыла шкаф и осмотрела элегантные туалеты, купленные для нее Пьером в Париже. Впрочем, какая разница, что она наденет? Мариетт умудрится сделать так, что все внимание будет приковано к ней. А зачем ей подражать этой хищнице? Она играет свою роль и сыграет ее до конца.

Улыбнувшись, Аманда вынула черное вечернее платье из крепа, совершенно неподходящее к семейному ужину, но выбора у нее не было: играть так играть!

Через полчаса, глядя на себя в зеркало, Аманда твердо знала, что никогда еще не выглядела так эффектно: глубокий вырез платья подчеркивал линию груди, юбка с мягкой драпировкой облегала округлый живот и бедра, фалдами ниспадая к серебряным босоножкам на высоком каблуке.

Покрутившись перед зеркалом, Аманда поняла: не хватает последнего штриха – украшения на шею!

Она порылась в ящике и наконец извлекла, что ей нужно: кулон из стекла, талисман, который она хранила еще с детства. Аманда надела кулон и старательно спрятала дешевую застежку под волосами. На ее матовой коже прозрачная побрякушка заиграла, как бриллиант в двадцать каратов, не меньше: Мариетт лопнет от зависти! Хорошо бы еще сережки, и она вспомнила про те, которые одолжила у горничной, – длинные висячие стекляшки под бриллиант. Отлично! Вот теперь она выглядит на миллион долларов.

Взглянув на старые каминные часы, Аманда поняла, что пора спускаться к ужину; но потом решила задержаться, чтобы ее появление было еще эффектнее. Когда через пятнадцать минут она вплыла в гостиную, Пьер и Люсьен в повседневной одежде и Мариетт в брюках приветствовали ее гробовым молчанием.

– Разве мы идем на званый ужин? – саркастически поинтересовался Пьер.

– Вовсе нет, – защебетала Аманда. – Просто захотелось покрасивше одеться.

Он оглядел ее и остановил взгляд на ослепительном кулоне и стекляшках в ушах.