– Пицца? – спросил он с надеждой.

Она отрицательно покачала головой.

– Макароны. Всех видов.

Он с сожалением вздохнул:

– А я люблю мексиканскую. Чем острее, тем лучше.

– Что до меня, то я не очень жалую острые блюда.

– А как вы относитесь к спорту? – Такер вздернул голову вверх, с любопытством глядя на Джоселин.

– Я неизменная поклонница «Redskins», – призналась Джоселин, не подумав.

– Правда? – удивился Такер. – Если учесть, что вы из Айовы, то можно было подумать, что вы поддерживаете «Packers» или «Kansas City Chiefs»… – Пока Такер это говорил, Джоселин придумывала, как ей оправдать свой опрометчивый выбор команды. Но он избавил ее от этих объяснений. – А я люблю баскетбол. Может быть, потому, что сам в него играл. Однажды я даже забил решающий гол во время каких-то школьных соревнований. Хотя чемпионами мы не стали. Нас разгромила команда из старших классов. Их центральный нападающий был ростом почти в два метра. И руки у него, казалось, были такой же длины… – Такер с любопытством посмотрел на Джоселин. – Вы демократка или республиканка?

Этот вопрос вызвал у нее панику, но она быстро пришла в себя.

– Это имеет значение? – спросила она с вызовом. – Разве не ясно, что наши с вами предпочтения не сходятся? Если вас будет все это так заботить, то у нас останется очень мало общего. – Джоселин испытала странное разочарование и сама этому удивилась.

– К тому все и идет, – согласился Такер. – Но это означает, что мы друг с другом не заскучаем. Жизнь интересна, если она непредсказуема!

– Почему вы так говорите?

– Потому что так оно и есть на самом деле, – ответил он спокойно. – Мой дедушка говорил, что лучший брак – это когда сходятся две противоположности. Один супруг дополняет другого.

– Никогда не слышала более глупого изречения. – Джоселин была потрясена. – А вы представляете, как много конфликтов у них возникнет?

– Только если вы попытаетесь изменить другого человека, – заключил он.

Джоселин раздраженно усмехнулась:

– Интересно узнать, а что думала обо всем этом ваша бабушка?

Такер улыбнулся. При этом его глаза засияли настоящей теплотой и нежностью.

– Моя бабушка об этом не думала. Она была слишком занята, просто наслаждаясь жизнью. Думать входило в обязанности дедушки.

– Чье это мнение? Ваше или вашей бабушки? – бросила злобно Джоселин. – Видимо, в симпатичной маленькой голове вашей бабушки совсем не было мозгов.

– Это неправда. – Такер грустно вздохнул. – Моя бабушка была яркой, образованной личностью, а дедушка – первый, кто вам об этом сказал бы. По природе своей она была мягкой, жизнерадостной, смешливой. Никогда не сидела на месте и умела удивляться сияющей утренней росе, которая покрывала акры пшеничного поля, словно настоящими бриллиантами. Дедушка никогда такого не заметил бы, если бы она не хватала его за руку и не тащила из дома посмотреть на это поле. Более того, бабушка умела выводить его из спокойной задумчивости и заставляла смеяться. Он знал наизусть Библию, но именно бабушка указывала ему на чудеса. И все это значит, что они дополняли друг друга, – объяснил Такер. – Каждый из них мог дать другому что-то, чего у того не было.

– Замечательно! – Джоселин подумала, что она никогда не рассматривала отношения между людьми с такой точки зрения. Но затем добавила: – К сожалению, мы недостаточно терпимы друг к другу.

– Это глобальная проблема человечества, не так ли? – с грустью отметил Такер. – Мы считаем, что другие люди должны разделять с нами наши мысли, взгляды, интересы и чувства. И если не разделяют, значит, они не правы. Тогда мы пытаемся склонять их к своей точке зрения.

– И из этого ничего не выходит, – подытожила Джоселин, присмиренная серьезным поворотом разговора.

– Я надеюсь, никогда и не получится. – Такер искоса посмотрел на нее. – Вы только представьте, каким скучным стал бы мир, если бы все говорили об одних и тех же вещах, думали об одном и том же, видели одно и то же. Это так же плохо, как если бы на земле остался всего один человек. – Он посмотрел вдаль. – А вон и Обедиа возвращается с такси. – Такер попытался встать, опираясь на правую ногу, но снова сел и нахмурился. – А зачем он поймал две машины?

Когда Джоселин тоже увидела, что одно за другим остановились два такси, она, как и Такер, очень удивилась.

– Может быть, одно такси привезло пассажира?

Но Обедиа Мельхиор оказался единственным человеком, который вышел из машины. Он что-то сказал одному таксисту, затем другому, показывая им жестом, чтобы они подождали здесь.

– Зачем нам две машины? – спросил Такер, когда Обедиа подошел к ним.

– Первый таксист отказался везти собаку. – Обедиа подставил Такеру свое плечо, чтобы тот мог на него опереться. – Он утверждает, что у него на собак аллергия.

– Аллергия? – проворчал Такер и зашагал хромающей походкой, опираясь на плечо старого джентльмена. Джоселин шла следом, ведя на поводке Молли. – Скорее всего, он просто не захотел, чтобы Молли валялась на сиденье его машины. Ну и ладно. Мы поедем на другой.

– Могу я кое-что сказать? – начал Обедиа, не дожидаясь ответа. – Я предполагаю, что вам обоим понадобится помощь, чтобы залезть в такси и вылезти из него тоже. Я знаю, что ваше колено потеряло гибкость. Поэтому я буду счастлив сопроводить вас до дома. Однако возникает другая сложность: нам троим и Молли в одной машине будет неудобно. Молли, конечно, очень хорошая и благородная собака, но иногда она немного нерасторопная и шумливая. И хотя она вряд ли захочет причинить вам боль, риск все же велик.

Еще до того, как Обедиа подвел Такера к такси, Джоселин уже знала, что означают эти две машины. Она поняла, что затеял Обедиа, и машинально замедлила ход, сопротивляясь этой идее, в то время как Молли тянула поводок в нетерпении догнать хозяина.

– Вот почему я решил поймать два такси. – Крепко поддерживая Такера, пытающегося сохранять равновесие, Обедиа открыл заднюю дверцу автомобиля. – Одно для вас, другое – для Молли. Таким образом, вы поедете вместе с мисс Джонс, а я – с Молли.

Ухватившись рукой за открытую дверцу автомобиля, Такер через плечо посмотрел на Джоселин.

– Мисс Джонс может не согласиться на это предложение. – Его взгляд выражал одновременно и вопрос, и надежду на то, что она все-таки согласится.

– Я уверен, мисс Джонс не будет возражать, – заявил Обедиа, удивленный, что на этот счет есть какое-то сомнение.

– Решайтесь, наконец, – возмутился водитель. – Счетчик работает. Или вы едете, или платите и отпускаете.

Такер не двигался, пристально глядя в глаза Джоселин:

– Ну, Линн… я…

Джоселин все еще злилась из-за того, что она попалась в ловушку и что расстроились все ее планы. Она проворчала:

– Не смотрите на меня, залезайте в машину и ничего не говорите.

Решив, что она полная дура, Джоселин передала поводок Обедиа, доверив Молли его заботе.

После нескольких неуклюжих маневров, во время которых Такер был вынужден прыгать на одной ноге, согнуться пополам и удариться головой о дверцу, он, наконец, уселся на заднее сиденье и вытянул вдоль него левую ногу. Джоселин удалось проскользнуть в салон с другой стороны машины, задев его раненую ногу только однажды.

Получив адрес Такера, водитель уверенно завел мотор и отъехал от тротуара. Джоселин оглянулась, чтобы убедиться, что Обедиа и Молли следуют за ними в другом такси, затем снова уставилась перед собой, усиленно избегая смотреть на Такера.

Возникло неловкое молчание. Наконец, Такер его нарушил:

– Спасибо, что согласились поехать. Я думал, вы откажетесь.

– Я тоже так думала, – сухо буркнула Джоселин.

– Наверно, я испортил вам планы на выходной. – В его голосе чувствовалось сожаление.

– Вы не знаете и половины. – Джоселин осознала, что бесценные минуты ее свободного дня исчезают одна за другой. А хуже всего то, что она еще не успела сделать ничего из того, что хотела.

– Правильно; вы столько хотели сделать, столько увидеть, – вспомнил Такер ее слова. – Я так понимаю, что должен перед вами извиниться, но так сложно, потому что я очень рад, что вы здесь.

– Мило, что хоть кто-то из нас этому рад, – проворчала Джоселин.

– Погодите минутку. Но ведь никто не приставлял к вашему виску пистолета и не заставлял вас садиться в это такси, – напомнил ей Такер, весело усмехнувшись. – Вы здесь по собственному желанию.

Она тяжело вздохнула:

– Может быть, это и так. Но выглядит все совсем по-другому. В этот самый момент я должна была подниматься на мемориал Вашингтона, сейчас он только что открылся. А когда я сюда вернусь, мне придется простоять в очереди целый час. Может, и больше.

– Лучше всего это делать ночью, – посоветовал Такер. – Это чудесное зрелище: когда освещены все памятники, Капитолий и Белый дом сияют огнями, уличные фонари расходятся во всех направлениях, мерцают неоновые вывески на зданиях, мчатся автомобили с включенными фарами.

Слушая его, Джоселин вспомнила все знакомые ей достопримечательности, названные Такером, и легко представила их ночью, вплоть до навигационных лодочных огней на реке Потомак. И, несмотря на свое раздражение, улыбнулась.

– Вы говорите об этом с таким вдохновением, словно вид ночного Вашингтона так же прекрасен, как и пшеничное поле вашей бабушки, покрытое росой, будто бриллиантами.

– Я не думал над этим, но полагаю, что это городская версия. – Нагнувшись вперед, Такер обратился к водителю: – Вон то второе здание за углом, из ужасного старого кирпича.

Это оказался один из тех темных и угрюмых домов в викторианском стиле с угловой башенкой и незаметным крыльцом, что лишены воздушной легкости и грации более узорчатого стиля времен королевы Анны. Возле входной двери висело четыре металлических почтовых ящика.

Как только Такер смог вылезти на дорожку, Джоселин подняла голову и посмотрела на крышу трехэтажного здания.