– Ты давай не молчи. Давай обсуждать, – велела Майка.

– Давай. А как? – шепнула Юлька. – Как обсуждать? Про что?

– Он что, развелся с тобой? Он же не мог жениться, не разведясь? Или – смухлевал? Юля! Давай говорить!

– Он – да. Он развелся. Мы иначе здесь бы не устроились, Май. Он развелся. И мы должны были скоро-скоро снова пожениться.

– Охтыжбожежмой!!! – схватилась за голову Майка. – И он ничего тебе не сказал? Не предупредил? Не поговорил?

– Нет, – качнула головой Юлька, – не-а.

– Ты – знаешь что? Ты можешь сейчас зареветь? – злобно закричала Майка. – Можешь ты заплакать по-человечески, дура несчастная, какявасвсехненавижунесчастныхдур!

– Нет, – ответила Юлька. – Я пока не могу. Но я постараюсь.

– Юль! У тебя там есть кто-то рядом, к кому приткнуться? Я бы прилетела, но у меня нет визы, понимаешь? Ты можешь сама прилететь сюда? Я буду все время с тобой! Я соскучилась! Ты мне нужна! Слышишь? Я тебя встречу в аэропорту.

Юлька молчала и смотрела на Майку.

– Я одного не понимаю, – задумчиво произнесла она вдруг. – Как же мне быть с ребенком? Он же обещал, что будет ребенок, я так давно хотела. А теперь – как?

– Юля! Будет ребенок. Я тебе обещаю! Увидишь! Ты просто поверь мне сейчас. Ребенок будет. Мечты сбываются. Все, что ни делается, к лучшему. Будет еще лучше!

– Еще лучше? – откликнулась Юлька.

Она пожевала ртом, как старушка, лицо ее скривилось, как от кислого, можно было подумать, что она вот-вот заплачет, но ничего не получилось.

– Юль! Слушай! Подожди! Ты так вот все сразу на веру приняла, а ведь я сама не уверена. Это же надо все проверить. Может, все еще и не так! Надо спокойно все выяснить, поговорить. Ну, эта бывшая жена Ивана так сказала. А кто ее знает? Может, она соврала, чтоб Ивана со следа сбить? Боялась, что он помешает. Ну я например говорю. Она назвала Вадика так – с бухты-барахты, а мы поверили. Так нельзя отчаиваться. Надо все проверить. Да?

– Надо, – тускло согласилась Юлька. – Только я знаю, что все именно так. Я теперь только все поняла. Все у меня сложилось. И даже более чем. Помнишь, я тебе говорила, что на нас вроде наезжать собираются? Он все наврал. Это только что до меня дошло. А я поверила. Я ему верила. И я точно знаю, что продала я все – ему же. Через его подставное лицо. И он даже еще дешевле купил. С огромным наваром остался. А я – сбитый летчик. Я не при делах. Он меня так из бизнеса вывел, понимаешь? Я все на него перевела. Огромные бабки. И претендовать не могу ни на что. Мы давно в разводе. Сама, своими руками. Пятнадцать лет на него вкалывала. И ни сном ни духом. И даже если не ему же, какая разница? Хотя – наверняка он во всем замешан. И покупатель был мутный, и Вадик настаивал – соглашайся, пусть дешевле…

Юлька разговорилась, и это было хорошо. К ней вернулась способность трезво мыслить, чем она обычно отличалась. Но смотреть на нее было страшно. Ее внутренний свет погас. Она еле губами двигала, когда говорила.

– Олигарх, – сказала Юлька, словно пробуя на вкус что-то тухлое. – Май, ты тут?

– Я тут, конечно тут, Юль. Может, прилетишь?

– Я чего подумала. Мне вот что в голову пришло. Ты говорила, в дом кто-то приходил? Не таились, чего-то искали? А я теперь даже догадываюсь, что это было! Вот ведь идиотка. Ну просто клиническая! Понимаешь – он очень настаивал, чтобы я дом продала. И я уже практически все сделала, как он хотел. Мебель даже вывезла. А потом меня словно кто-то за руку схватил. Просто ночь не могу спать, в голове только: не продавай, не предавай, не продавай, не предавай! Это же родина наша! Мы оттуда пошли, вот с этого кусочка земли! Я подумала: что папа скажет? Он же мне это не для того дарил, чтоб я просто так, не от нужды великой, взяла и продала. И я отказалась. А это были миллионы. Не рублей, ты ж понимаешь! И Вадик очень огорчился! Очень! Зол был на меня. А я еще думала: ну если припрет, продадим, что уж так спешить? Не понимала его тогда. И вот что я думаю. Мужики-то эти от Вадика приходили. Просто попугать. Чтоб мне страшно сделалось. А там глядишь – и продала бы. И денежки на его счет… Бог-то уберег! А? Родину не дал продать. Все остальное – дал. А это – не допустил. Так что, Майка, ты не бойся. Мужики больше не придут. Я с ним сейчас поговорю. Он увидит, что я все знаю, взять с меня больше нечего…

Юлька сухо засмеялась.

– А ведь в прошлый раз, когда ты звонила, мы же с ним вместе были, в отеле. И помнишь, он еще сказал, чтоб ты не общалась с соседом, на всякий, мол, случай.

– Помню, очень хорошо помню! Я все никак понять не могла, что они не поделили, пока Иван мне не рассказал.

– Ну вот! А ты говоришь, может, все не так. Все именно так. И самое главное – мне плевать! Мне только жалко, что я была такой дурой и что ребенка у меня нет. Остальное – урок. Очень дорогой урок. Только и всего. А столько денег и на фиг не надо. У меня просто азарт был, когда мы все это раскручивали. Больше, больше, больше – а я могу еще и еще. И видишь – впрок не пошло.

– Юль! И все же я бы поговорила. Мало ли что. В любом случае – это пока наши домыслы. Надо услышать вторую сторону. В жизни всякое бывает.

– Я сейчас услышу вторую сторону, Май. Это хорошо, что я плакать не могу. Я сейчас как под заморозкой. Потом отойдет, станет очень больно. Но пока так, надо выяснить все до конца. Ты не беспокойся. Я выживу. Выдержу. Мы увидимся. Я тебе позвоню.

– Я люблю тебя, Юльчик! Держись!

9. «Люблю! Скучаю!»

Собственно, можно было не звонить. Пусть бы сам изворачивался, думал, как ей сказать.

Юлька не была уверена, что хочет сейчас что-то выяснять. Однако они же должны были провести вместе несколько дней? Куда же он денет новобрачную? Будет и ей пудрить мозги? Конечно, возможно и такое. Зачем разбрасываться такими ценными кадрами, как она, Юлька? Такими преданными и доверчивыми?

У него есть еще время в запасе. Пока она еще не получила разрешение на постоянное проживание. Сначала получит его. Потом они с Луиджи подадут заявление о разводе. Еще время пройдет. А она, Юлия Денисовна, за это время – глядишь – и дом свой продаст подмосковный. Лишние денежки на счет лягут. Чем плохо? Над ним не каплет. Конечно, у него руки развязаны. Он ее припугнул всякими мнимыми преследованиями, чтобы она лишний раз ни с кем не контактировала и не узнала лишнего.

Юлька подошла к зеркалу (у Луиджи по всему дому полно зеркал – венецианского стекла, в причудливых рамах). Посмотрела на себя. И не узнала. Серый тощий человечек смотрел на нее из серебристого стекла совершенно пустыми глазами. Юлька попробовала улыбнуться человечку, и он улыбнулся в ответ – одними губами.

Перед тем как идти в бассейн, Юлька долго вертелась перед этим же самым зеркалом: примеряла новый купальник и парео. Ох, тогда они с отражением прекрасно понимали друг друга! Хороши они были! Это же надо, как легко можно уничтожить человека! Несколько слов – и из роскошной рамы выглядывает серый обрубок. И за что? Что она делала не так? Верой и правдой служила… Любила…

Отражение вдруг оживилось. Зловещий огонек блеснул где-то в глубине глаз.

– Любила! – хмыкнуло отражение. – Деньги ты любила! Богатство! Ребенка, говоришь, хотела? Хотела бы – родила! Никто не помешал бы! Откладывала – значит, не хотела. До лучших времен, говорила? А сама – что? В худших жила? На пропитание бы не хватило в случае чего? Поклонялась золотому тельцу? Научилась все превращать в золото? Пусть теперь тебя золото спасает, пусть золото греет.

Предательство за деньги приобретешь. Больше денег – больше предательства и ненависти вокруг. Любовь – никогда. Она раньше этому не верила, а сейчас поняла каждой клеточкой тела. Она теперь – человек без любви. Страшный человек.

Ну что? Не звонить? Знать – и ждать? Хотя… Чего ждать? Все уже случилось. Другой вопрос – ждать из интереса. Из болезненного желания видеть, как низко может пасть человек, которого любила, берегла, считала своей половиной. По-настоящему считала, не ради красного словца. Половина отодрана от нее. Вот душа и кровоточит.

Серое отражение кивало ей: да, да, больно, очень больно!

Телефон зазвонил сам. О! На ловца и зверь бежит! А ведь не должен был звонить-то! Учуял. Юлька не раз замечала: у Вадика настоящее звериное чутье. Хищник! Это ей и нравилось в нем поначалу. Уважение вызывало. Он никого не уважал, выбрасывал людей из дела, увольнял при первом сомнении, несмотря на самые печальные человеческие обстоятельства. Сейчас что-то ему его нутро подсказало. Встревожился. Хотя – что ему тревожиться? Он же все сделал как считал нужным. А раз так, значит, она, Юлька, – для него уже никто. Прошлое. Так что тогда звонить?

– Ты что так долго не подходишь? – услышала она ничуть не изменившийся голос бывшего мужа.

– Пока дошла, – тупо ответила Юлька.

– У бассейна жаришься?

– Угу.

– А что с голосом?

– Сел.

– Простудилась?

– Типа того.

– Вот и я – типа того… Заболеваю. Придется отложить свидание.

Чутье у него! Это надо быть такой дурой, чтобы про чутье подумать! Он звонит, чтобы от встречи отказаться, а она фантазии про чутье включает.

– Ты свободен, урод, – сказала вдруг Юлька, совершенно неожиданно для самой себя.

– Что? – недопонял собеседник.

– Ты свободен, урод. И не звони мне больше ни по какому поводу.

– То есть?

Вадик наверняка удивился. За все долгие годы совместной жизни они ни разу не поссорились, а уж уродом назвать…

– А то и есть, что есть. Иди своей дорогой. Пошел вон из моей жизни!

Вадик явно боялся догадываться. Он чуть помолчал, выбирая направление беседы, но нервы сказались – пошел напролом:

– А тебе все мало? Что для тебя ни делай, тебе все мало? Заграницу получила, живешь – все имеешь… Совести нет!

Вот она, тенденция последних времен! Тренд уже которого сезона! О совести говорит вор и предатель! И попрекает, и учит!