— Ничего не предпринимайте! — раздельно выговорил Стив в телефонную трубку. — Я возвращаюсь!

Последовало такое долгое молчание, что он испугался, не повесила ли Мэй трубку, но вдруг услышал ее хладнокровное, типично британское заявление:

— Я не стану вас дожидаться. Нельзя терять ни минуты. Я должна как можно скорее увидеть Лили, может быть, сегодня вечером. Мои родители приедут через неделю — они хотят отвезти нас в Швейцарию, Макса и меня. У меня всего восемь дней на то, чтобы вытащить Макса из клиники. Поймите же: вы меня не остановите.

— У меня новости о Лили, — перебил он, — я знаю, в кого она метит.

— Стив, не надо блефовать. Вы не заставите меня поверить, что раскрыли все тайны, сидя в Каннах в разгар мертвого сезона.

Он решил удвоить ставку:

— Мэй, слово авиатора!

В телефоне снова захрустело, и опять послышался ее голос:

— Ах, ваше слово авиатора…

Она растерялась. Стив воспользовался этим и продолжал:

— Лили метит в Вентру. Они были любовниками во время войны. Я случайно встретил здесь братьев Ашкенази. Она и их шантажировала. Это опасная женщина, Мэй, опасная история. Дождитесь меня! Ждите…

Он использовал свои самые обаятельные интонации, те, перед которыми не могла устоять ни одна женщина между Бостоном и Филадельфией:

— …Через два дня, у вас, до полудня.

— Да, — ответила она коротко.

— Через сорок восемь часов! Не правда ли, вы будете меня ждать? Решено?

И она опять повторила свое краткое да.

* * *

Стив ураганом ворвался на виллу и сразу же увидел послание Мэй на столике у входа. Вместе с ее телеграммой лежала какая-то записка: там был указан только номер телефона, куда он должен был срочно позвонить. Он не придал ей значения и положил в карман вместе с остальным, после чего объявил слугам о своем немедленном отъезде.

Наслаждаясь хорошей погодой, он легко вел машину, не думая ни о чем, кроме дороги. Но ночью, после того как расправился посреди полей со своим ужином и устремился дальше по каменным горным дорогам, ему уже не удавалось скрыться от собственных фантомов.

Ужас от сцены в часовне улетучился, чтобы уступить место приятию смерти. Все было необратимо, и он согласился с этим. Хватит перетряхивать воспоминания юности: он думал и о той слепой эпохе его жизни в Америке, когда сколачивал себе состояние, но это было время забытья, пустые дни — когда, навеки лишившись Файи, но не признаваясь себе в этом, он еще в некотором роде был с ней.

Теперь никакой возврат в прошлое не был возможен. В тот день, едва отойдя от ее могилы, он чувствовал в тишине только красоту деревьев да запахи леса. Путешествие на юг завершило траур: Файя умерла, прошлое разрушилось, ее заклятия навсегда развеяны. Но появилась Лили, и теперь злых духов надо было изгонять из нее.

Он никак не мог выкинуть из головы фотографии в «Мон Синэ». На одной из них Лили в дезабилье из белой ткани полулежала на кровати, и кот, охраняющий ее, был рядом. Ее руки были скрыты под потоками кружев, смешавшихся с лентами, ноги выступали из оборок ткани в позе, одновременно и целомудренной и непристойной, позволяющей полет воображения. Доступная и одновременно запретная, Файя была опасной женщиной, но ее двойник во всеоружии новейших достижений колдовства был еще ужаснее. Казалось, читателю открывали фрагмент личной жизни, но на самом деле пропасть отделяла его от созданного ею образа. Стив хотел преодолеть эту пропасть как можно быстрее. Будто речь шла о его жизни. Ему необходимы была плотская Лили и знание всех обстоятельств ее жизни, о которых никто не хотел говорить, но которые вынудили Лиану де Шармаль начать эту жестокую игру.

В крайнем волнении он вдруг представил связь последних событий. Все логично соединялось: черная «Вуазен» — это могла быть Лили. Лили или один из ее сбиров, появившийся для устрашения графа, чтобы вытянуть из него деньги. Случай с его машиной, и снова это могла быть только она, распоряжавшаяся людьми, так же как и Файя: она была предупреждена о его приходе Лобановым и велела Пепе, чтобы он его убрал. Лили пряталась где-то, исчезала, но выходила из укрытия только для того, чтобы настигнуть своего врага — сверкающая, безжалостная, как в Венеции.

Наконец, Стив вспомнил о болезни Вентру Да, Лили была воплощением зла. Все, кто остался равнодушен к ее ужасному очарованию — Симон, Эммануэль, Минко, жили безмятежно, как будто им сделали прививку от ее ядовитого изображения. Другие, как Вентру или Стеллио, были обречены на гибель. Двойник Файи, она сеяла вокруг себя разрушение и в конечном счете смерть. В то же время Стивом все больше овладевало странное желание: пусть Лили преступна и опасна, но он хочет прикоснуться к ней. И покончить с оптической иллюзией. Почувствовать ее кожу сквозь макияж, ощутить ее тело, услышать, наконец, ее голос.

«Бугатти» бойко штурмовала плохо размеченные дороги, фары высвечивали в темноте овраги и трудные виражи. Стив почти не нажимал на тормоз. У него была одна цель: как можно быстрее приехать в Париж, рискнуть всем ради всего. К чему и дальше скрывать желание обладать вполне реальной женщиной, которое заставило его покинуть этим утром спокойствие виллы «Силезия». Он был уверен в том, что она его не отвергнет, уверен, что коснется атласного дезабилье, в котором мечтал потеряться. Он будет единственным, кому не страшно колдовство кинодивы.

Через день, утром, когда над городом в грозовых облаках занималась заря, Стив приехал в Париж. Он чувствовал себя безумно уставшим, нога, натруженная после многих миль автопробега, давала о себе знать. Ему грустно было вновь видеть Париж, окутанный цветами устричной раковины, вместо синевы и золота Средиземноморья.

У Стива оставалось мало времени на отдых. Он передал свою машину швейцару «Ритца», взял у портье ключи вместе с конвертом посланий: счета от портного, уведомления из банка, множество документов, присланных зятьями, огромный конверт из «American Club» — узнав, что он в Париже, его засыпали приглашениями. Он вздохнул. Казалось, что мир вспомнил о нем. У него больше не оставалось времени на раздумья, вот что было теперь очевидно.

Он вызвал лифт и еще раз пролистал почту. Между двух писем затерялось стандартное уведомление. Как и на вилле, в записке был указан только номер телефона с подписью: Срочно позвоните. Он вбежал в свою комнату, схватил телефон и набрал номер. Телефонистка попросила его подождать. Стив затаил дыхание. Через минуту дрожащим беззвучным голосом в трубке заговорила женщина. По ее стареющим надтреснутым интонациям он без труда вспомнил все декорации сцены: это был дом Кардиналки.

— Я долго ждала вашего звонка, — взволнованно произнесла она.

Стив услышал прерывистое дыхание.

— Хотите, чтобы я сейчас приехал? — спросил он.

— Нет. Я все могу сказать вам по телефону. Д’Эспрэ умер, и мне больше нечего терять.

Кардиналка сделала паузу, и ее голос зазвучал необычно четко:

— Здесь разыскивали Файю. Ее семья, по крайней мере, те люди, которые претендуют на то, чтобы так называться. Нувориши. Отец, фармацевт из Сомюра. Он недавно сколотил себе состояние. «Splendid Protect» — предохранение солдат от постыдных болезней. Он снабжает всю французскую армию. У него дочь, которую он собирается выдать замуж за наследника «Латексного производства Индокитая». Семья жениха навела справки и узнала о младшей дочери, как полагают, незаконнорожденном ребенке, которая будто бы сбежала накануне войны, чтобы стать актрисой или танцовщицей. В городе пошли пересуды, будущие родственники попросили объяснений. В Париж с тайным дознанием послали каноника из Сомюра. Как и следовало ожидать, он в конце концов вышел на меня. Это… это случилось как раз накануне вашего визита.

Она снова выждала паузу, потом быстро добавила:

— Он хотел выйти на след прекрасной блондинки, даже произнес имя Файи, показав мне старую почтовую открытку. Возможно, вам покажется это смешным, но я испугалась за свой бизнес. Я назвала имя графа д’Эспрэ, полагая, что он ничего ему не скажет. Каноник снова появился здесь где-то неделю назад. Он побывал в Шармале и встретился с Эдмоном. Тот совсем обезумел и вскоре после его посещения… покончил с собой. В остальном расследование каноника мало что добавило, но он был вполне удовлетворен, так как семья на самом деле и не рассчитывала получить подробную информацию о блондинке. Мне надо было понять это раньше. Как видите, Кардиналка теперь немногого стоит. Я стала причиной смерти нашего дорогого Эдмона.

Она внезапно замолкла. Стив представил долгую дрожь в ее теле, костистую спину, сгорбившуюся над секретером с изогнутыми лампами, скрюченные пальцы, тянувшиеся к маленькой пудренице.

— Теперь остановитесь, Американец. Главное, не надо ездить в Шармаль. Мне неизвестно, что вам удалось узнать за это время, но больше ничего не ворошите. Некоторые из наших друзей еще живы, понимаете?

Ее голос понемногу слабел.

— Подождите, — сказал он, — я еду…

У него не хватило времени закончить фразу — Кардиналка уже повесила трубку.

Довольно долго Стив ждал у телефона, надеясь, что она ему перезвонит.

Теперь ему было понятно самоубийство д’Эспрэ в день странного визита черной «Вуазен». Но, с другой стороны, он не понимал, почему старая куртизанка так хотела посвятить его в это дело. Возможно, она чувствовала себя виновной в смерти графа и ей нужно было кому-нибудь открыться. Только почему именно ему? Ничто в ее речи не напоминало исповедь, лишь в новом повороте фразы, в краткой паузе он смутно ощущал тень сожаления. Ему хотелось продолжить разговор. Но ехать к ней в семь часов утра в таком виде: плохо выбритый, усталый, хромающий, с неприглаженными волосами…

Он дал себе поспать три часа и, прекрасно отдохнув, снова выглядел на тридцать. Но перед тем как посетить Мэй, — и только для того, чтобы доказать ей, что его посещения не вызывают таких ужасных последствий, какие она им приписывала, — он сделал небольшой круг и поехал к Кардиналке.