На самом деле все шло как по маслу, его словно несло по течению, не требуя никаких усилий с его стороны. Оставалось совсем немного, и он получит желаемое.

Нет, это просто смешно!

Фенелла была самой красивой женщиной, которую он когда-либо встречал. Герцога влекло к ней, и он был уверен, что это взаимно.

«Так что же я медлю?»— раздраженно спросил он сам себя.

Он решительно задернул занавески и потушил свет.


Герцог всегда любил вставать рано.

Независимо от того, как поздно он лег накануне, он всегда просыпался не позже шести часов утра.

Иногда в Лондоне, если погода была сырой и пасмурной, он оставался в постели и читал. Но это случалось редко. Как правило, в шесть пятнадцать грум уже держал для него оседланного скакуна.

В это утро герцог поднялся даже раньше обычного, несмотря на бурно проведенную ночь.

Фенелла превзошла все его ожидания: она была сама нежность и страсть, хотя сам герцог не знал себе равных в искусстве любви.

Он принял прохладную ванну, с наслаждением смывая остатки сна и экзотический запах духов Фенеллы, который ему почему-то совсем не нравился.

Яростно намыливаясь, герцог думал о том, как чудесно будет прокатиться верхом по окрестностям, всегда поражавшим его своей красотой.

Он был в конюшнях, когда часы еще не пробили четверти седьмого. Грум уже оседлал серого жеребца, которого прислали в Гудвуд за несколько дней до прибытия герцога.

Герцог приобрел его сравнительно недавно, животное еще не до конца подчинилось новому хозяину.

При виде жеребца глаза герцога заблестели. Он любил эту давнишнюю борьбу между человеком и животным.

Вскочив в седло, он уже собирался выехать во двор, когда заметил, что неподалеку в поле кто-то уже тренируется в верховой езде, перепрыгивая через высокий забор.

Преграда была так высока, что герцогу показалось, что коню понадобятся крылья, чтобы преодолеть ее, или, если ему это и удастся, он непременно упадет и подвернет ногу.

Но ничего подобного не произошло: лошадь, благополучно преодолев препятствие, помчалась дальше. Тут герцог сообразил, что в седле — женщина.

— Кто это? — резко спросил он.

— Это леди Альдора, ваша светлость, — отозвался грум. — Ее светлость приказали поставить здесь барьеры такой же высоты, как на национальных скачках с препятствиями, и теперь они тренируют здесь лошадей.

Герцог не поверил своим ушам.

На ипподроме в Ливерпуле, где проводились национальные скачки с препятствиями, устанавливались самые высокие барьеры, и было невероятно, что их с такой легкостью преодолевала женщина.

Не говоря больше ни слова, герцог направил своего скакуна в загон, откуда лучше был виден круг препятствий, на которых тренировалась Альдора.

Пока он разговаривал с грумом, она успела преодолеть два высоких барьера и теперь готовилась взять еще два, находившиеся дальше всего от того места, где стоял герцог.

Первым был высокий забор, за которым начинался широкий ров с водой. Когда Альдора заставила коня взмыть над ним в воздух, герцог был уверен, что и лошадь, и всадница упадут прямо в воду. Однако наездница искусно заставила коня вытянуться в струну, так что он приземлился там, где следовало. Стоило ей замешкаться хоть на мгновение, беды было бы не избежать.

На маршруте оставалось еще несколько препятствий, преодолевая которые Альдора постепенно приближалась к тому месту, откуда за ней наблюдал герцог.

Ему совсем не улыбалась перспектива провести время в компании хозяйской дочки, которая, как был уверен герцог, была слегка не в себе. Поэтому он счел за лучшее повернуть коня и поехать кататься в противоположном направлении.

Но Альдоре оставалось преодолеть еще два высоких забора, и герцог был вынужден признать, что ему нравится смотреть, как она делает это. Он и сам не смог бы выполнить прыжки безупречнее.

Взяв последнее препятствие, Альдора ласково потрепала коня по шее и что-то сказала ему, улыбаясь, от чего на ее щеках вновь появились ямочки.

— Ты умный мальчик, — хвалила она коня, — и я очень тобой горжусь!

Через мгновение она подняла глаза и увидела герцога.

Улыбка и ямочки на щеках исчезли, глаза смотрели враждебно.

Только когда ее конь почти поравнялся с его, герцог медленно снял шляпу.

— Вы рано встали! — заметила она. — Я думала, вы будете слишком утомлены, чтобы кататься верхом!

Альдора словно намекала на то, что ей известно, где и с кем он провел эту ночь. Подобная бесцеремонность так потрясла герцога, что он даже не смог разозлиться.

Она уже собиралась, не вступая в дальнейшие разговоры, повернуть коня и уехать, но герцог сказал:

— Я хочу поздравить вас: не каждый мужчина решился бы преодолеть подобные барьеры.

— Джонсон сказал вам, что это точная копия тех препятствий, что устанавливаются на национальных скачках?

— Да. Но, должен заметить, это большой риск. Можно покалечить и себя, и лошадь.

— Но они должны научиться, — отозвалась Альдора. — Пока они не приобретут достаточно опыта и уверенности, я тренирую их на более низких барьерах.

Герцогу показалось, что Альдора говорит с ним неохотно, но, когда речь заходила о лошадях, она не могла быть неискренней.

Помолчав, он сказал:

— Я бы хотел попробовать и своего жеребца на этом маршруте, но, по правде говоря, ему еще не приходилось брать барьеры такой высоты. Мне жаль им рисковать.

Он говорил словно сам с собой и вдруг подумал, что Альдора, услышав его слова, может счесть его трусом и поднять на смех.

К его удивлению, она ответила:

— Конечно, вы не должны рисковать ни своей головой, ни жеребцом, пока он еще не готов к такой скачке. Но, если хотите, можете попробовать Ред-Руфуса. Он просто прекрасен. Я собираюсь выставить его на следующий год в Ливерпуле.

Не дожидаясь, пока герцог подтвердит свое согласие, Альдора распорядилась привести жеребца.

Через несколько минут помощник конюха подвел герцогу гнедого красавца. Глядя на длинные и стройные ноги животного, герцог понял, что эта лошадь как нельзя лучше подходит для скачек с препятствиями.

Пока грум седлал гнедого, всадники хранили молчание.

Герцог присматривался к препятствиям, выбирая наиболее подходящую тактику их преодоления.

Вскочив в седло, он сразу же понял, что Альдора была права, превознося достоинства Ред-Руфуса. Чувствовалось, что дистанция ему хорошо знакома.

Он легко перелетал барьеры, как могло показаться, едва не задевая их копытами. Но в этом и заключалось мастерство и всадника, и скакуна.

Герцог получил огромное удовольствие, которого давно не испытывал от скачек с препятствиями.

Он шагом направил коня туда, где стояла Альдора, понимая, что просто обязан поблагодарить ее.

— Спасибо, — проговорил он, — я вновь хочу вас поздравить. Уверен, Ред-Руфус оправдает все ваши ожидания.

— Да, если мне удастся попасть в Ливерпуль, — отозвалась она.

Герцог пересел на своего жеребца, понимая, что она вновь намекает на планы ее матери относительно их обоих.

Ему не хотелось повторять вчерашний разговор, поэтому он с вежливым поклоном приподнял шляпу и двинулся в противоположном направлении.

«Возможно, она странная девушка, — подумал герцог, — но я только что видел собственными глазами, что в седле она держится лучше, чем кто бы то ни было».


Герцог вернулся к завтраку. В столовой присутствовали лишь мужчины. Говорили почти исключительно о предстоящих скачках, о том, на каких скакунов стоит сегодня делать ставки.

Сам герцог был абсолютно уверен, что именно ему достанется кубок. Однако он предпочел не вдаваться в споры, считая, что это может уменьшить его шансы.

Через некоторое время спустились и дамы, одетые в прелестные летние легкие платья, и столовая вновь стала похожа на клумбу в полном цвету. У всех в руках были зонтики от солнца. Увидев Фенеллу Ньюбери, герцог подумал, что непременно должен помочь ей сделать правильные ставки.

Она выглядела просто прелестно! На ней было элегантное платье ее любимого голубого цвета, соломенную шляпку и зонтик украшали розовые розы.

Ее глаза убедительно говорили герцогу, что она влюблена без памяти. В их отношениях легкий флирт сменился, как герцогу хорошо было известно по прошлому опыту, бурей эмоций и океаном волнующих страстей.

Прошлая ночь была чудесным, но довольно привычным развлечением, поэтому во время верховой прогулки герцог почти забыл о ней.

Теперь же с некоторой долей раздражения он вспомнил о том, что вчера ночью, даже в разгар любовных утех, ой не мог забыть о разговоре с Альдорой. Где-то в глубине души он хранил память о ее осуждении.

Он пытался заставить себя забыть все, что было связано с Альдорой, но оказалось, что это ему не под силу.

Каждый раз, ловя на себе откровенно зовущий, полный обожания взгляд Фенеллы, герцог мысленно возвращался к Альдоре.

Он с досадой увидел, что она собирается ехать в том же экипаже, что и он. Правда, девушка села в самом дальнем от него углу, и это избавляло герцога от необходимости всю дорогу развлекать ее разговорами.

Однако он испытывал какое-то чувство неловкости и от того, что она рядом и в любое мгновение их взгляды могут встретиться. Герцогу совсем не хотелось вновь прочесть в ее глазах презрение и ненависть, которые она и не пыталась скрыть.

За все время их недолгого знакомства, лишь сегодня утром, когда они беседовали о лошадях, Альдора была естественна и искренна. Однако даже при этом между ними стояла воздвигнутая ею стена отчуждения.

«Она портит мне весь отдых!»— мысленно воскликнул герцог.

Он не стал додумывать эту мысль до конца, пытаясь решить, как это удается столь юной и неопытной особе, к тому же мало ему знакомой.


Прежде чем экипажи достигли ворот Гудвуд-парка, пришлось проехать три мили по пыльной извилистой дороге.

Затем гости подъехали к дому, перед которым был разбит большой шатер.