Как-то раз секретарь герцога, мистер Грейшот, хотя и знал, что его светлость, задавая свой риторический вопрос, не ждет ответа, все-таки сказал:

— Заранее приношу свои извинения, ваша светлость, но мне кажется, ваша проблема в том, что вы избалованы жизнью.

— Избалован? — воскликнул герцог. Вопрос прозвучал резко, как пистолетный выстрел.

— Когда я был маленьким, моя мама учила меня считать удачи и подарки судьбы, — продолжал мистер Грейшот. — Когда я пытаюсь подсчитать ваши удачи и победы, должен сказать, у меня получается весьма внушительный список!

Герцог улыбнулся:

— Я совершенно согласен с вами, Грейшот. Но мне кажется, меня нельзя назвать неблагодарным. Если я и жалуюсь на судьбу, я говорю не о богатстве, а лишь о женщинах.

— Не вижу разницы, милорд, — настаивал Грейшот. — Вам дана какая-то необыкновенная притягательность для прекрасного пола. Женщины не могут устоять перед вами. Они хотят удержать вас подле себя, и когда вы бросаете их, это повергает их в отчаяние.

— Это и меня не оставляет равнодушным, — вздохнув, отозвался герцог.

— Есть одно изречение, подходящее к вашему случаю, — продолжал мистер Грейшот. — Ничто не дается даром, за все приходится платить.

— Вы полагаете, я не плачу своих долгов? — резко спросил герцог.

— Я говорил не о деньгах, ваша светлость.

— Я понимаю. Однако обычно это эффективное средство, когда требуется залечить душевную рану.

— Да, но не в вашем случае, ваша светлость.

Секретарь говорил тихо, но очень искренне.

Несколько мгновений герцог молча смотрел на него, затем рассмеялся.

— Ладно, Грейшот, ваша взяла! — признал он. — Но все, что вы мне сейчас говорили, только прибавляет мне уверенности в собственных силах.

Теперь, вспоминая этот разговор, герцог подумал, что ему и вправду есть чем похвастаться. А к концу Гудвудских скачек к длинному списку его побед, несомненно, прибавится имя Фенеллы Ньюбери.

Вспомнив прелестную Фенеллу, герцог ощутил какое-то волнение в той части тела, где, как он предполагал, у него находилось сердце.

Если бы в этот момент он мог видеть свое лицо, он сразу заметил бы в глазах блеск нетерпения в ожидании того, что ждет его в ближайшие дни.

Примерно то же самое он испытывал на охоте, когда после долгого преследования вскидывал ружье на плечо и прицеливался, заметив на фоне пурпурного вереска силуэт жертвы…

Такое же возбуждение охватывало его, когда он скакал по полю вслед за сворой гончих, которые травили лису и вот-вот должны были выгнать зверя на охотников.

Герцог был метким стрелком, он мог подстрелить осторожного фазана, который сидел так высоко, что оставался недосягаем для других. Ощущение глубокого удовлетворения охватило его, и, конечно, оно не могло не прибавить самонадеянности кому угодно.

«Бесспорно, в некоторых отношениях я человек исключительный, — размышлял герцог, правя лошадьми. — Каким был, по-своему, конечно, и Карл II. Благодаря таким, как мы, этот мир становится гораздо приятнее».

Он улыбнулся своим мыслям и принялся гадать, испытывает ли Фенелла Ньюбери такое же нетерпение в ожидании встречи с ним, как он сам.

Еще он подумал, что маркиза Беркхэмптон поступила очень предусмотрительно, пригласив к себе Фенеллу, коль скоро хотела заполучить в качестве гостя его самого и помешать ему остановиться, как обычно, в Гудвуд-Хаусе.

Сам герцог ничуть против этого не возражал.

Западный Суссекс изобиловал великолепными особняками, знатные хозяева которых оспаривали друг у друга право пригласить в свой дом на неделю Гудвудских скачек самых именитых и самых интересных гостей из высшего общества.

Уэстдин, Станстед, Аппарк, Каудри, Петуорт и Эрандел останавливались в домах самых богатых и знатных обитателей здешних мест.

И прибывали они непременно со своими камердинерами, горничными, кучерами в фаэтонах, двуколках, закрытых колясках, а лошади вместе с грумами размещались в конюшнях хозяев дома.

Многие из прибывающих высоких гостей сами были владельцами скаковых лошадей, но никто из них не мог похвастаться такими чистокровными скакунами, каким» владел герцог Уидминстер.

Сам герцог, испытывая одновременно волнение и уверенность, все-таки не сомневался, что его лошадям непременно достанутся главные призы предстоящих соревнований.

Его главным соперником в Гудвуде был герцог Ричмонд. Его светлость, большой знаток лошадей, в 1842 году выиграл пять главных призов Гудвуда.

«Возможно, его несколько задел мой отказ остановиться у него в доме, — размышлял герцог Уидминстер, — но, когда он увидит меня с Фенеллой Ньюбери, он поймет, в чем дело».

Герцог прекрасно сознавал, что утаить новый роман от любопытства высшего света невозможно.

Ему всегда казалось, что всем становилось известно о его новом увлечении еще до того, как у него действительно начинался роман.

Но такова была плата за высокое положение в обществе и за выгоды положения холостяка.

«По крайней мере, — думал герцог, — нет необходимости оправдываться перед ревнивой женой, или, что еще утомительнее, соблюдать приличия в обществе».

Лорда Ньюбери он решительно сбрасывал со счетов в предстоящем любовном приключении, хотя нередко мужья бывших любовниц оказывались весьма агрессивны.

На счету герцога были три дуэли с оскорбленными мужьями, и каждый раз он, хотя и незаслуженно, выходил из них победителем.

— Если бы на свете существовала справедливость, — сказал как-то герцог мистеру Грейшоту, — это я, а не бедняга Андервуд, должен был бы носить повязку на руке.

У него были все основания чувствовать себя оскорбленным.

Мистер Грейшот рассмеялся.

— Осмелюсь заметить, — сказал он, — лорд Андервуд проявил немалое мужество, бросив вызов вашей светлости. Некоторые мужья предпочитают закрывать глаза на то, что происходит у них под носом, чтобы не выглядеть слишком глупо.

Надо сказать, что герцог в подобных случаях не испытывал ничего, кроме сожаления.

В такие минуты он говорил себе, что, когда женится, хотя это произойдет еще не скоро, он никогда не позволит сделать из себя рогоносца.

Конечно, это было бы только справедливо, но герцог про себя был уверен, что подобной идеальной справедливости в жизни обычно не бывает.

Чем ближе к Гудвуду, тем ощутимее соленый морской воздух освежал лицо путешественника.

Вокруг, куда хватало глаз, расстилался великолепный ландшафт. По мнению герцога, эта часть Англии была прекраснее всех на свете, а он побывал во многих красивых местах. Чем чаще он сюда приезжал, тем сильнее влюблялся в очарование окрестностей Гудвуда.

Иногда он почти завидовал герцогу Ричмонду, чье поместье располагалось в столь живописной части Англии.

Однако и герцог Уидминстер владел роскошным особняком Уайд. Фамильное поместье располагалось в Бекингемшире.

Густые леса окружали его со всех сторон, подобно оправе, которая еще больше подчеркивает игру драгоценного камня чистейшей воды, вызывая всеобщее восхищение гостей Бекингемшира.

Как раз неделю назад в его доме состоялся грандиозный прием, на котором в роли хозяйки выступала бабушка герцога.

В молодости она была замечательной красавицей, но и теперь, в свои семьдесят три года, сумела сохранить и живость характера, и привлекательность.

Еще в молодости ее светлость снискала славу остроумной и даже язвительной собеседницы. Прямота, с которой она выражала свое мнение, нередко многих шокировала.

Только ей герцог позволял обращаться с собой так, как не позволил бы никому другому. На этот раз ее светлость перед приемом завела с внуком разговор о браке.

— Прошу вас, бабушка, не пытайтесь запугать меня, — улыбнулся герцог. — Я не собираюсь жениться. По крайней мере до тех пор, пока я не состарюсь настолько, что меня перестанет развлекать такая жизнь, какую я веду сейчас. Но думаю, это случится не раньше, чем я буду стоять одной ногой в могиле.

— Но тебе же нужен наследник! — настаивала ее светлость.

— Ну разумеется! — соглашался герцог. — И могу вас заверить, он будет не единственным. Я не собираюсь повторять ошибку моего отца.

Он понимал, что это замечание довольно некорректно, как говорится, удар ниже пояса. Герцог знал, что бабушка всю жизнь корила себя за то, что у нее был только один сын — отец самого герцога, который тоже имел единственного наследника.

— Тем более я советую тебе не терять времени даром, — не смутившись, ответила герцогиня.

— Я понимаю ваши чувства, бабушка, но мои собственные интересуют меня значительно больше.

— Жена вряд ли помешает тебе предаваться привычным удовольствиям, — произнесла герцогиня, словно размышляя вслух. — Ты ведь всегда сумеешь соблюсти приличия. А бедняжка наверняка будет без ума от тебя, как и другие дурочки!

— Однако вы не склонны им льстить, бабушка! — рассмеялся герцог.

— О, я знаю, сейчас ты занят исключительно своими развлечениями, — продолжала герцогиня. — Ты словно павлин, а хорошенькие павы так и снуют вокруг тебя. Но помни: я хочу подержать на руках твоего сына, прежде чем умру.

— Тогда у меня в запасе не меньше двадцати лет! — заметил герцог. — Наша семья известна своими долгожителями.

— Несмотря на все твои комплименты, позволь напомнить, что в подобных развлечениях ты понапрасну растрачиваешь время, умственные силы и энергию! — твердо произнесла герцогиня.

— У меня другое мнение. Мое время принадлежит только мне, так же как и энергия, — отозвался герцог. — А что касается умственных сил, то я немало работаю над законопроектами, которые обсуждаются затем палатой лордов. И хотя вы не хотите этому верить, сам премьер-министр время от времени обращается ко мне за советом!

— Хотела бы я надеяться, что это так! — ответила герцогиня. — И все-таки тебе пора подумать о семье и о будущем, а не тратить все силы на поиски приключений.

Герцог вновь рассмеялся: