Джузеппе ожидал, что может встретиться с тем, кто тоже пойдет вдоль забора, только ему навстречу, и принимал меры предосторожности, чтобы первым не выскочить на него. Каждый раз, когда приходилось заворачивать за угол или огибать густые заросли, он останавливался, чтобы проверить, нет ли кого впереди и сзади. Пока неприятности обходили его стороной. Но все же вид свежих следов, оставленных уже после дождя (края их не были размыты и не оплыли) ребристыми подошвами солдатских ботинок, застиг его врасплох.

Он остановился внезапно, словно его ударили в лоб. Анюта из своего укрытия видела, как Джузеппе присел на корточки и что-то потрогал пальцами на земле. Затем оглянулся в ее сторону и покачал головой. Недоумение на его лице сменилось тревогой. И она догадалась: он увидел то ли кровь, то ли следы.

Анюта еще не видела мертвых алабаев, но Джузеппе передвигался с большой осторожностью, зачем-то подобрал обломок ржавой косы, и она поняла, что это вызвано какими-то нехорошими обстоятельствами, о которых Джузеппе только что узнал.

Но все же громкий окрик и лязганье затвора были для нее как гром среди ясного неба. Из кустов вынырнул человек с автоматом в руках. Он был одет в черный комбинезон, на голове — черный тюрбан, на лице — черная маска с прорезями для глаз. От Джузеппе его отделяло метров десять или чуть больше. И он, скорее всего, уже давно наблюдал за итальянцем.

Неизвестный дослал патрон в ствол и опять что-то прокричал, вероятно, велел подойти ближе. Анюта видела, как Джузеппе опустил в траву свое ржавое оружие и медленно поднялся. Человек в черном тюрбане опять что-то крикнул и дулом автомата показал, чтобы Джузеппе поднял руки вверх. Итальянец подчинился. Анюта не видела его лица, потому что он стоял к ней спиной. Но она вряд ли могла прийти к нему на помощь. Ведь черный тюрбан находился к ней лицом и, стоило ей неожиданно выскочить из кустов, успел бы расстрелять и ее, и Джузеппе.

Не спуская глаз с итальянца, тюрбан поманил его рукой, приказав подойти поближе. Джузеппе переступил через лезвие и, едва передвигая ногами, направился в сторону солдата. А о том, что перед ним солдат, догадалась даже Анюта. Действовал он четко и профессионально, но, видно, принял итальянца за беженца или дезертира-одиночку, потому что повел себя в конце концов беспечно, не проверив, нет ли кого за спиной задержанного незнакомца.

Все его внимание сосредоточилось на подходившем к нему грязном оборванце. Тюрбан держал его под прицелом, так как знал, что повстречал неизвестного там, где никаких неизвестных и чужаков быть не должно. И, как часовой, он должен был стать заслоном на пути подобных бродяг…

Словом, Анюта воспользовалась тем, что внимание часового сосредоточилось на Джузеппе, юркнула в траву и поползла, надеясь, что делает это достаточно незаметно. Она достигла уже обломка косы, когда задела локтем камень, и он покатился, стуча и задевая другие камни. Часовой вскинул автомат. Сейчас раздастся выстрел. Анюта вскочила на ноги и завопила:

— Беги, Джузеппе, беги! — и рванула что было сил в сторону елового леса.

Вслед ей раздался одиночный выстрел, затем другой… Пуля отколола от дерева щепку, срикошетила и просвистела рядом. Часовой что-то яростно выкрикнул, видно, велел остановиться. Но девушка уже достигла чащи и вдруг поняла, что слышит только топот собственных ног. Она оглянулась: Джузеппе лежал на земле, а часовой занес над ним приклад автомата.

Анюта развернулась и бросилась к ним. Только теперь она поняла, что сжимает в руках обломок косы. Часовой, заметив бегущую на него женщину, грязную, с развевающимися волосами и в рваной одежде, опешил, и это промедление стоило ему жизни. Анюта метнула в него лезвие косы. Девушка даже не думала, что попадет, просто хотела отвлечь его внимание. Но лезвие вонзилось в тело солдата острием точно под ребра.

Рот его раскрылся от удивления, и солдат с ужасом уставился на широкое лезвие, торчавшее у него из живота. Он сдавленно простонал, попытался навести дуло автомата на Анюту и уронил оружие. Затем колени его подогнулись, тюрбан свалился прямо на Джузеппе. Его пальцы скребли по земле, а руки широко раскинулись, словно он хотел обнять лежащего под ним итальянца.

Когда Анюта подбежала к ним, тюрбан был уже мертв. Но кровь, подгоняемая последними, затухающими ударами сердца, продолжала течь из раны тонким ручейком, окрашивая куртку Джузеппе в красный цвет.

Итальянец столкнул с себя мертвое тело и сел. Он был бледен, его трясло как в лихорадке. Анюта опустилась перед ним на колени, прижала его голову к своей груди. Она плакала, и сама не замечала этого.

— Успокойся, — с трудом выговорил Джузеппе и похлопал ее по плечу. — Надо убираться отсюда, пока не прибежали его приятели.

Они оттащили труп в ближайшие заросли. Итальянец быстро обыскал убитого, но никаких документов не обнаружил. Затем снял с него подсумок с запасными магазинами и двумя гранатами, подхватил автомат и велел Анюте следовать за ним.

В зарослях ельника они нашли подходящее место для наблюдения за турбазой.

— Ты думаешь, он был здесь не один? — спросила Анюта.

— Без всякого сомнения. Там, — кивнул он в сторону ворот, — я нашел следы. Прошли человека три в солдатских ботинках, в таких же, как у этого мерзавца.

— Но почему они не прибежали на выстрелы?

— Вероятно, ушли, — сказал угрюмо Джузеппе, — но вернутся, если оставили часового.

— Но что здесь делать солдатам? — продолжала допытываться Анюта. — И зачем такие предосторожности? Откуда они могли знать, что здесь появятся посторонние?

— Часового и ставят на случай появления посторонних, — буркнул Джузеппе. — Но сдается мне, мы с тобой попали в очередную переделку. И кажется, я знаю, что это были за солдаты. Ты заметила, как он одет? Не в обычный камуфляж, а во все черное и в азиатский тюрбан. Все это, конечно, своего рода выпендреж, но эти ребята сильнее и страшнее ариповских «слуг Аллаха». Это «Черные беркуты» — спецназ Рахимова. Их готовили русские из ГРУ в специальном лагере на Алтае. А возглавляет их сын Рахимова, Зайнулла, бывший майор того же ГРУ.

— Ч-черт! — выругалась Анюта. — Что им здесь нужно?

— Можно только догадываться. Мы слышали канонаду, значит, войска Арипова снова пошли в наступление. Вероятно, они опять завладели Ашкеном, потому что правительственные войска по численности значительно превосходят армию Рахимова. Представляю, какая там развернулась бойня.

— Но как «Черные беркуты» могут помочь Рахимову? Ведь их наверняка не слишком много?

— Перемычка… — сказал тихо Джузеппе. — Она отделяет Темирхоль от долины. Ты представляешь, какая масса воды нависла над Баджустаном? Это страшнее водородной бомбы. Стоит взорвать ее в нескольких местах, остальное доделает вода. Селевой поток захлестнет долину и сметет с лица не только Ашкен. На его месте останется огромная грязная лужа, которая через несколько суток превратится в железобетон. Баджустан станет братской могилой. Конечно, там, где был Ашкен, можно будет построить новый город, если к тому времени останется тот, кто захочет это сделать.

— Ты думаешь, армия Рахимова тоже пострадает?

— Наверняка, — пожал плечами Джузеппе, — хотя не исключено, что какие-то ее части успеют подняться в горы.

— А население? Мирные жители? — спросила Анюта. — Ведь в городе остались люди…

— Во время войны жизнь мирных жителей для полководца не столь значительна, как жизнь солдат, которые умеют воевать. Смерть стариков, женщин и детей попадает в разряд закономерных потерь и мало кого волнует.

— Выходит, мы тоже попадаем в этот разряд и нас можно убивать без предупреждения?

— Пока им это не удается, — усмехнулся Джузеппе, — но это не значит, что нам будет везти до бесконечности. Дураки часто суют свою голову туда, где боится показаться старушка с косой, но ты же не отрицаешь, что дуракам везет гораздо чаще, чем людям, которые просчитывают каждый свой шаг?

— В таком случае я согласна, чтобы меня считали непроходимой дурой, — улыбнулась Анюта, — правда, если от этого нам будет постоянно везти. — Она вдруг схватила Джузеппе за плечо. — Смотри, что там на крыльце? Кажется, Галина Ивановна приходит в себя!

И правда, Галина Ивановна пошевелила ногой, затем оперлась рукой о доски крыльца и перевернулась на живот. Анюта и Джузеппе наблюдали за тем, как она пытается встать на колени. Затем, схватившись руками за перила, она с трудом подняла свое крупное тело и застыла на время, видимо пыталась справиться с головокружением.

— Я пойду, — почему-то шепотом сказал Джузеппе. — Надо проверить, что ее испугало в домике, и посмотреть, в порядке ли рация.

— Ты хочешь позвать на помощь? — поразилась Анюта. — Но кого? В стране война. Сам же только что сказал, что ни до кого нет дела!

— Я не знаю, на какой частоте работает рация турбазы, но я попробую выйти в эфир в телефонном режиме. Все-таки попробую передать May Day[8], может, кто и услышит. Киргизские пограничники, например. Хотя это весьма проблематично. У военных раций другой диапазон частот, чем у гражданских.

— Ты сообщишь о своих подозрениях насчет «Черных беркутов»? — спросила Анюта.

— Сообщу, — вздохнул Джузеппе, — но не надейся, что это нам поможет. Скорее всего, «беркуты» первыми засекут, что кто-то сидит у них на хвосте, и поспешат с нами разобраться. Конечно, ты можешь уйти в горы…

— Нет, я останусь с тобой, — быстро ответила Анюта, — и мы не можем бросить здесь Галину Ивановну.

Джузеппе пристально посмотрел на девушку, отметил решительно сжатые губы, вызов в глазах, вздохнул и ничего не сказал.

Пригнувшись, они миновали низкие заросли кустарника на опушке леса. Джузеппе показал Анюте рукой, чтобы она оставалась на месте. И Анюта присела у забора недалеко от того места, где они спрятали труп убитого ею солдата. Она зябко поежилась, представив торчащее из его живота ржавое лезвие.

Но происходившие на территории турбазы события отвлекли ее от воспоминаний и тем самым избавили от неприятных ощущений.