Он едва удержался, чтобы не схватиться за голову. Ну почему Господь послал именно ее? Гордую, высокомерную, упрямую и вместе с тем ранимую и нежную? Почему именно ее, ту, которая ни в чем не дает ему спуска и не восхищается тем, отчего заходились в восторге его бывшие симпатии. Они так хотели нравиться ему в своих сногсшибательных нарядах, дорогом белье и боевой раскраске, которой позавидовал бы индейский воин. Да, по части раскраски Ксения несомненно проигрывала. В грязной куртке, рваной рубашке и в пыльных кроссовках она, может, и произвела бы отталкивающее впечатление, но ни грязь, ни пыль не могли скрыть чудесного сияния ее глаз и той ослепительной улыбки, которой она изредка одаривала своих друзей, и его в том числе.

Никогда он не ощущал такой нежности к женщине. Нежности, от которой щипало в горле. Он был совершенно беззащитен перед ней. И любое ее неосторожное слово причиняло ему боль, заставляло обижаться на нее. В эти моменты он чувствовал себя маленьким, беспомощным кутенком, оказавшимся на проезжей части дороги… И испытывал самое настоящее счастье, если она обращалась к нему за помощью, искала его защиты… Но сейчас он был счастлив вдвойне, потому что понял: нет, она больше никогда не убежит от него, потому что вернулась, когда его жизни угрожала опасность. Вернулась, чтобы умереть вместе с ним. Она ведь и предполагать не могла, что Максим Богуш окажется двужильным и его не так-то просто убить…

Он слегка переменил положение. Страшно хотелось курить, но солдаты отобрали у него сигареты после того, как избили до потери сознания. Мысли о курении заслонили даже боль от побоев. Он почти забыл про свои болячки. По крайней мере, они не должны были помешать его планам оказаться вновь на свободе.

— Как ты думаешь, когда они придут за нами? — неожиданно подала голос Ксения. — Мне кажется, этот чертов Чингис вряд ли покажется. Слышишь? — Она приподняла голову. — Снова стреляют!

Максим прислушался и различил звуки далекой канонады.

— Опять схлестнулись, — произнес он устало, — только кто кого давит на этот раз, Рахимов Арипова или наоборот?

— Президент должен быть благодарен тебе, — усмехнулась Ксения, — все-таки ты спас его от прихвостней Садыкова. Ты и впрямь знаешь свое дело, Максим.

— А, — махнул он рукой, — мне от этого мало радости. Деньги наверняка пропали, так что приходится довольствоваться чувством глубокого удовлетворения. — Он очень похоже изобразил голос одного из последних генсеков компартии. — Если получится вернуться в Россию, опять придется рассчитывать только на пенсию, пока какой-нибудь кожеед не придет к власти. Эти твари особенно берегут свои задницы. И платят неплохо. Только надо вовремя успеть смыться с гонораром. Их секьюрити не любят выпускать из своих рук подобные секреты и тех, кто ими владеет.

— Максим, это ты прикончил двух головорезов Садыкова? — Ксения обняла его за талию и заглянула в глаза. Теперь она могла это сделать, потому что в комнате заметно посветлело.

— Откуда ты знаешь? — удивился Максим. — Садыков поделился своим горем?

— Нет. Я догадалась — похоже, ему именно об этом сообщили, когда он допрашивал меня. Донесение привело его в такую ярость, что он принялся крушить все, что попадется под руку. А меня спровадили в камеру, ту самую, где мы встретились…

— Что ж, ради таких минут стоит жить, — улыбнулся Максим. — И я рад, что этим помог тебе.

— Я тоже рада, — прижалась к нему Ксения и вдруг весьма ощутимо шлепнула его по затылку. — Это за то, что повел себя как свинья. Надо ж такое придумать — обвинить меня в краже кошелька!

— Но я же признал свою вину, — взмолился Максим, — нельзя наказывать дважды за одно и то же преступление.

— Ладно, я отпускаю все твои грехи, Максим Богуш, — торжественно произнесла Ксения и перекрестила его. — Прощаю и обещаю не вспоминать о них отныне и во веки веков!

— Аминь! — весело откликнулся Максим и крепко поцеловал ее. — Я тебе тоже обещаю, что мы непременно улизнем отсюда.

— Обещаешь? — спросила она лукаво. — Как можно верить твоим обещаниям? Ты же обещал, что больше никогда не прикоснешься ко мне?

— Но это же совсем другое дело, — протянул он, окидывая ее отнюдь не целомудренным взглядом.

— Другое? — нахмурилась Ксения. — Почему, если не секрет?

— Я тебя намеренно обманул, чтобы притупить твою бдительность. — Он негромко рассмеялся, и Ксения улыбнулась ему в ответ.


Рашид Бейбулахов впервые в своей жизни охранял пленников. И это занятие ему очень не нравилось. Скучнее и противнее дела не сыскать во всем Баджустане, думал он, прохаживаясь по длинному коридору. Взад-вперед, взад-вперед. Его напарник Ахмет спал сном младенца. Да он еще и был младенцем по своей натуре. Лет четырнадцать ему, не больше. Всего неделя прошла с того дня, как его вырвали из привычной жизни и всучили в руки автомат.

Мальчишка почти с самого рождения пас овец на горных пастбищах, не умел ни читать, ни писать и, главное, понятия не имел, что такое карты. Он также плохо понимал Рашида, потому что язык горцев отличался от того, на котором изъяснялись жители долины. Поэтому Рашиду было легче, когда мальчишка спал.

Он тяжело вздохнул от скуки и усталости. Их обещали сменить вечером, но приближалось утро… о них, кажется, прочно забыли, как только русских поместили в эту комнату. Забыли даже покормить и пленников, и часовых. И Рашид догадывался почему. Его ухо ясно различало артиллерийскую канонаду и встревоженные крики и команды. Вероятно, правительственные войска снова пошли в наступление. Рашид зевнул и потянулся. Драки баев его мало беспокоили. Его больше волновало собственное самочувствие. А оно в данный момент было не ахти какое! Совсем плохое было самочувствие! Часы перед рассветом — самое собачье время для часовых! Врагу не пожелаешь — не спать в то время, когда большая часть человечества нежится в мягких постелях.

Рашид опять зевнул и с интересом посмотрел на дверь комнаты, за которую бросили русскую девку и избитого в кровь мужика. Девка светленькая и, кажется, готова была переспать с ним в обмен на воду и лекарства. Но этот грязный громила не вовремя влез между ними. Но это было днем, когда им так и так могли помешать, а ему еще и устроить взбучку за то, что он решился трахнуть русскую сучку. Ведь им строго-настрого запретили прикасаться к пленникам до появления какого-то важного офицера.

Но сейчас была ночь, и неизвестно, какие еще неприятности принесет с собой утро. Рашид подошел к двери. Из-за нее доносились тихие, но весьма подозрительные звуки: приглушенные стоны и вскрики. Он насторожился и облизал губы, но все-таки не поверил своим ушам. Этот русский был избит так, что едва держался на ногах… Рашид прислушался снова. В комнате стало тихо, и он подумал, что все ему померещилось от усталости, хотя сил у него, не в пример русскому, на эту красотку хватило бы. Уж он бы с ней позабавился на славу.

Солдат оглянулся по сторонам, узкие глазки похотливо блеснули. Рашид почувствовал, что не ошибся. Одна только мысль о том, что он возьмет эту женщину на глазах у беспомощного русского, неимоверно возбудила его. Он сделал к двери один шаг, другой, остановился в нерешительности.

А вдруг Ахмет проснется и не увидит его? С него станется поднять тревогу. Сбегутся все, кому не лень, и застанут его верхом на русской девке, которую ему ведено беречь как зеницу ока. Нет, пожалуй, стоит потерпеть, иначе можно запросто лишиться головы. Рашид отступил от двери и облегченно вздохнул. Аллах вовремя вразумил его не связываться с этой грязной шлюхой…

Рашид вернулся к дверям второй комнаты, откуда начал свое путешествие по коридору, и вдруг вздрогнул от неожиданности. В предрассветной тишине раздался страшный, пронзительный крик — кричала та самая русская, которая только что избежала «счастья» быть изнасилованной грязным ублюдком, охраняющим ее. Ахмет соскочил со стопы газет в углу, которую использовал вместо лежанки. Оба часовых испуганно смотрели друг на друга, не зная, что предпринять. А крики продолжались, к тому же баба принялась изо всех сил стучать в дверь.

Оба охранника, вытянув шеи и выставив перед собой автоматы, осторожно подошли к дверям комнаты Женщина орала как резаная, и среди воплей Рашид разобрал одно слово, от которого его чуть не парализовало. В череде непонятных слов оно повторялось чаще всего.

— Он умер! Умер! — кричала женщина исступленно и повторяла как заведенная:

— Врача! Позовите врача Рашид приказал ей заткнуться, но она продолжала голосить:

— Умер! Умер!

Охранники переглянулись. Губы у Ахмета тряслись. Он едва сумел пролепетать, что русский, видно, и вправду умер, потому что он сам видел, как сильно его избили вчера днем.

— Заткнись! — рявкнул на него Рашид. Он вдруг представил, как отделится его голова от туловища, когда полевой командир узнает, что этот важный русский умер в его, Рашидово, дежурство. Он был свирепым командиром, весьма скорым на расправу, и Рашид знал, что ему непременно отрежут голову, как самому паршивому барану, чтобы другим неповадно было столь плохо исполнять свои служебные обязанности.

Он повернул ключ в замке и, слегка приоткрыв дверь комнаты, попытался рассмотреть, что происходит внутри. Русский, вытянувшись во весь рост, лежал в углу. Похоже, и вправду мертв. Обезумевшая женщина, продолжая кричать, бросилась им навстречу и повисла на хлипкой шее Ахмета. Парнишка вытаращил глаза. Он тщетно пытался оторвать руки женщины от себя. Но Рашид этого не видел. Осторожно ступая, он приблизился к телу русского и склонился над ним. Тот смотрел на него абсолютно живыми глазами и улыбался. И это было последнее, чему удивился Рашид в то утро…

Ксения отлично справилась со своей ролью. Разыграла истерику как по нотам. Но мальчишку-охранника не позволила тронуть. Он и так впал почти в коматозное состояние, когда увидел, как скоро его напарник превратился в бесчувственное тело. Ахмету затолкали в рот кляп, и он совсем не сопротивлялся, когда Максим велел ему снять форму. В нее переоделась Ксения. Максим с трудом втиснулся в форму второго охранника. Тот был выше ростом и шире в плечах своего щуплого напарника, но все же Максим едва втиснулся в его брюки, которые едва прикрывали ему щиколотки. Но он рассчитывал что в предрассветном сумраке и всеобщей суматохе вряд ли кто станет разбираться, почему он одет не по уставу. К тому же он сильно сомневался по поводу наличия этого самого устава в армии Рахимова. А может, они — вояки Арипова? На что ему было тоже наплевать.