Однажды Марина даже провела с отцом почти целый день. Ему надо было сдать в поликлинике какой-то анализ (полчаса мытарств), а дома он сказал, что едет проходить полное обследование и будет только вечером. У поликлиники они и назначили встречу. Чтобы не пугать отца своим видом, Марина накануне из брюнетки перекрасилась обратно в блондинку. С оттенком краски она немножко промахнулась, и теперь была скорее светло-рыженькой, но это ее тоже устраивало. Она долго экспериментировала у зеркала с тенями для глаз, выяснив что теперь ей подходят зеленоватые и светло-сиреневые тона, и коричневая тушь для ресниц. В последний момент перед выходом из дома Марина, повинуясь минутному импульсу, сделала себе два задорных хвостика, и стала выглядеть поэтому совсем как школьница. Когда отец выйдя из дверей здания, увидел ее, то сначала даже не узнал, растерянно и чуточку близоруко глядя прямо на нее.

— Папуль, привет!

— Марина, это ты? Здравствуй, моя доченька, здравствуй, мой малыш. Как же ты изменилась! И прическа новая, у тебя раньше другая была.

— Новая жизнь — новая прическа.

— Ну, коли так, то действительно: даешь все новое! Куда пойдем?

— А куда скажешь, мне все равно. Папка, как же я по тебе соскучилась! Просто ужас!

— Ну ладно, ладно. Не прыгай возле меня, как козленок перед козой. Лучше скажи, ты есть хочешь?

— Уже немножко проголодалась, так что какой-нибудь бутерброд я бы в себя не отказалась забросить.

— Тогда пошли в кафе, тут неподалеку есть одно. Накормлю тебя и напою тебя. Мариночка, солнышко, как же я рад тебя видеть, золотце ты мое!

Обнявшись, они дошли до летнего кафе, заказали себе по салату, шашлык и томатный сок, уселись за крайний угловой столик. Марина ела и исподтишка рассматривала отца. Да, за этот год он сильно сдал. Лицо все в морщинах, а ему всего-то пятьдесят. На пять лет старше Димы. Ой, всего на пять лет? Она попыталась представить Диму в роли своего отца. Не получилось. Дима для нее — друг, любовник, кто угодно, но не отец. А разница в возрасте — ну кого она волнует? Главное, что им вместе хорошо, а остальное неважно.

— О чем задумалась, принцесса?

— Да так, ни о чем.

— Расскажи мне лучше, как живешь, чем занимаешься. Хозяин квартиры не достает?

— Да нет, что ты, он — нормальный мужик.

— Вот это меня и настораживает. Ладно, дай хоть побрюзжать немножко по-стариковски, не хмурься. Вы все-таки живете под одной крышей, мало ли чего может произойти. А я не хочу, чтобы тебя больше обижали. Только-только в себя пришла, вон, глазища блестят, как звездочки.

— Никто меня не обижает. Дмитрий — мой друг, и мой покой он охраняет лучше, чем любой телохранитель, уж поверь мне.

— И что, никого из друзей к тебе не пускает? Ты же молодая, красивая девушка. Конечно, в мое время это было не принято, но сейчас так все поступают. Я про то, что должен же у тебя быть мужчина, ну, ты поняла о чем я… Негоже тебе сидеть, запершись в четырех стенах и ждать у моря погоды, а если Дмитрий такой сторожевой пес, то как же ты сможешь встретиться с тем, с кем захочешь?

— Папа, мне сейчас никто не нужен. Честно. Того, что было, мне хватило по самую макушку. Пока я просто живу и наслаждаюсь своим одиночеством. Я устала от ругани и хочу немного передохнуть от романов.

— Ты уверена? Ладно, давай сменим тему. Кстати, как тебе шашлычок? По-моему, на славу удался?

Марина не хотела рассказывать кому бы то ни было, насколько далеко зашли их с Димой отношения. Тем более, как объяснить другим то, в чем сама до конца не разобралась. Это ее жизнь. И она никого в нее не впустит. Даже родного отца, хотя он никогда не делал ей ничего дурного. Хотя временами и не делал того, чего должен был бы. Например, не защищал ее перед матерью. Не делал замечаний ее младшей сестре. Ирка выросла такая избалованная отчасти и благодаря невмешательству отца в процесс ее воспитания, и теперь это уже не исправить. Он, конечно, сам расхлебывает последствия своей бесхарактерности, но что толку-то?

Отец принес ей Иркины свадебные фотографии. Марина еще по телефону попросила его об этом, и хотя он не понял, для чего ей это надо, но просьбу все же выполнил. Теперь она рассматривала одну фотографию за другой, и внутренне злорадно ухмылялась. Вот Ирка с зареванными, злыми глазами подписывает бумаги, вот облитый шампанским Валера выходит с ней под руку из дверей ЗАГСа. Черт, а она-то сама как в кадр попала? Нет, точно, вон стоит в своих очках, правда как-то боком и на заднем плане, но это определенно она. Забрать что ли эту карточку себе? Хотя если они до сих пор не догадались, кто устроил им такое «веселье», то даже с помощью этой фотографии они ни до чего не додумаются. Как можно невиннее Марина поинтересовалась у отца:

— А чего они здесь такие взъерошенные и сердитые?

— Насколько я в курсе, у них с самого начала все пошло вкривь да вкось. Если честно, я думаю, что это им знак был. Ну не пара они, как не крути. Как говорят: «Не везет, так по полной программе». Сначала Ирина где-то умудрилась испачкать платье, потом какие-то шутники облили их с Валерой шампанским. Я только не понимаю, каким образом у всех трех машин одновременно спустили колеса. Скорее всего, дети постарались, там вроде бы какая-то малолетняя банда орудует. Развлекаются они таким образом. Кто-то что-то такое видел, кажется, какие-то бабушки про это рассказывали. Я так до конца ничего и не понял, что же там конкретно имело место быть. Но представляешь себе, всем гостям, и даже Ирине с Валерием пришлось добираться до ресторана своим ходом! Первые два часа застолья мы только тем и занимались, что приводили Ирину в себя. Она так испереживалась из-за этого ЗАГСа, ты себе представить не можешь!

— Мистика какая-то!

— Знаешь, я грешным делом на тебя подумал, но Ирка кричала, что тебя там и духу не было, она бы, мол, точно почуяла. Они же даже не поленились работников ЗАГСа опросить, не видели ли они девушку, похожую описанием на тебя. Конечно, никто ничего не видел. Там за день столько народа проходит. Слушай, а это правда не ты им такую свинью подложила?

— Да что ты, конечно нет. Хотя я многое отдала бы, чтобы посмотреть на то, какой цирк творился в ЗАГСе.

— Все никак не можешь ее простить?

— Такие вещи не прощаются и не забываются.

— Марина, но она ведь сестра тебе! Выслушай меня, я ведь тебе плохого не скажу. Я все понимаю, но пойми и ты меня: когда две родные кровиночки готовы друг другу в горло вцепиться, это неправильно. Нельзя так. Пообещай мне, что если когда-нибудь Ира или твоя мать попросят у тебя помощи, ты сделаешь для них все, что только сможешь.

— Я не могу тебе этого обещать. И честно говоря, сомневаюсь, что они когда-нибудь обратятся ко мне за помощью. Скорее, солнце с неба упадет. Да и это не в Иркином стиле, я-то ее с пеленок знаю.

— Все равно, обещай мне. Мне легче станет.

— Ладно, обещаю, что если Ира или мать обратятся ко мне за помощью, то я не прогоню их прямо с порога и может быть даже выслушаю. И может быть, даже сделаю для них что-нибудь.

— Ну хоть так. Теперь я буду спокоен за это.

Марина пожала плечами. Зачем это ему нужно? И неужели он настолько наивен, что верит в то, что когда-нибудь они с Иркой смогут хотя бы просто нормально поговорить без взаимных упреков и припоминания друг другу былых обид? Ситуация из разряда «очевидное — невероятное».

Выйдя из кафе, они с отцом еще часа три просто побродили по городу, тактично обходя в разговоре «острые» и неудобные темы, и расстались вполне довольные взаимным общением. Отец, правда, видимо ожидал, что Марина пригласит его к себе в гости и покажет, где и как она живет. Марина же делала вид, что не понимает более чем прозрачных намеков родителя.

* * *

Как-то незаметно пролетело лето, и земля вновь укрылась разноцветным лиственным ковром. Дима все так же верстал и правил макеты, Марина время от времени переводила очередную «халтурку», и казалось, что время просто остановило для них свой бег. Мир их был очень тесен и замкнут, друзья и знакомые не тревожили их своими набегами, но никто из этого странного союза не беспокоился излишне по этому поводу. Марине нравилось жить с этим странным лесным бродягой, создавать уют в его «логове», делить с ним свои ночи. Она нашла то, что искала, и в плане собственного душевного комфорта, и в плане секса, поэтому не собиралась предпринимать хоть что-нибудь, чтобы изменить такое положение дел. Да, внутри нее еще жила мечта о принце, который придет, одним махом завоют ее расположение и увезет в сказочную страну, где ей всегда будет светло и хорошо. Только она знала еще и то, что сказки оборачиваются в жизни кошмарами, а розовые очки, когда слетают с носа и разбиваются об асфальт, восстановлению обычно не подлежат. Что же касается любви, вечной и пламенной… Марина была склонна думать, что она скорее, плод фантазии или удел избранных счастливцев. Любовь не может быть пошлой, за нее не надо платить вкусным ужином или хорошим отношением, как это было в семье ее родителей. Она либо есть, либо нет. Скорее, впрочем, нет. Для нее — точно.

Единственное, что служило источником постоянного раздражения для Марины, так это то, что Дима чуть ли не через день заводил одну и ту же песню. Она называлась: «Я старый, больной пропойца. Ты красавица и умница. Мы друг другу не пара. Ты должна будешь уйти от меня, хотя я этого и не хочу, потому что я страшный эгоист». Эту песню он с различными вариациями повторял снова и снова, рискуя свести Марину с ума. Она пыталась объяснить ему, что уходить никуда не собирается, а в ответ слышала, что рано или поздно это все равно произойдет. Образовался какой-то замкнутый круг: слышать о том, что Марина останется с ним насовсем, Дима не мог, а отпустить ее сам — не хотел. Однажды они почти поругались из-за этого, но вовремя остановились. Марина списывала все это на ипохондрию, свойственную многим мужчинам в этом возрасте, но как донести до Димы то, что ей абсолютно все равно, сколько ему лет, не могла придумать, как не старалась.