—Ну, здравствуй, друг ты мой прекрасный, чего ты хмур, как день...

—Хватит, хватит, я не сомневаюсь в твоих познаниях русской поэзии. Что хочешь? – Резко перебила я, задвигая ноги на ходулях на место.

 Давний знакомый Русик, а если быть точной, то познакомились мы на каких-то курсах повышения кулинарного мастерства сразу после окончания училища, всю сознательную жизнь был для меня бельмом на глазу.

—Давно не виделись. – Не обращая внимания на моё нежелание общаться, Русик подсел к столу и уставился своими голубыми очами, источающими все чувства на свете разом.

—И тот факт, что увиделись, не осчастливил меня. Давай, топай, не хочу портить настроение.

—А оно у тебя ещё осталось?

—Ты в этом сомневаешься?

—А мне показалось, что только что ты собиралась уходить. Нет?

—Нет. – Скривилась я. – Я здесь, как видишь, не одна.

—Да-а? – Издевательски потянул этот гад и так же показательно осмотрел пустующий стол. – И кто рискнул посягнуть на твою честь в этот раз?

—Что значит посягнуть? И что значит на это раз? Она у меня одна. Была. И её давно нет, так что и обсуждать нечего.

—Ну, мне же интересно, ну, Ларочка, ну, солнышко. – Канючил тридцатипятилетний детина, видом напоминающий Алёшу Поповича.

—Я здесь с мужчиной. – Стараясь не запутаться в сочетании шипящих и звонких звуков, я усиленно изображала трезвую.

—И где он, этот несчастный.

—Там.

 Невнятно и, скажем честно, весьма размазано махнула рукой в сторону. Наверно хотела попасть в танцующих, но проследила за долгим взглядом Русика и отметила на другом конце стола, куда и указывала моя пьяная ручонка, Викторовича и Филю.

—Судя по тому, что рядом с первым, -- как я догадалась, Викторовичем, -- сидит белокурая краля, против которой твой характер-танк не попрёт, то второй?

—Второй. – Уверенно кивнула я, надеясь, что Русик тут же испугается и исчезнет с горизонта.

—А что же он  так далеко сидит? Да и кампашка подобралась странная. Офисники, что ли?

—Что ли.

—А ты здесь каким боком?

—Говорю же, с мужчиной. – Увереннее кивнула я, да так, что пышная горка салата, которую недавно поднесли, мелькнула прямо перед объёмной чёлкой.

—А почему сидите не вместе? – Не унимался этот... этот, не буду выражаться кто.

—Да потому что он наказан! – Выкрикнула я и повторила пируэт рядом с салатом.

—А если учесть, что на галёрке сидишь ты, то ты и наказана. Га-га-га. – Заржал гусь лапчатый.

—Слушай Русик, мы, конечно, гхм-гхм, друзья, но наглеть тебе ещё никто не позволял. Ты же меня знаешь.

—Знаю, знаю, -- махнул он на меня рукой, вытащил из салата веточку зеленушки и всунул её между зубов, -- и про мужиков твоих знаю и про возможности. Не понимаю просто, Ларка, неужто ты, самая принципиальная из всех, продалась за место шефа и за пару десятков акций?

—Ну-у, дорогой, их там не пара, а сорок девять. И продаваться больше по тебе, так что, уволь.

—И уволил бы! – Наконец оскалился Русик и я его полюбила с новой силой. Терпеть не могу непрофессиональную игру.

—Да ладно тебе, чего так нервничать? – Чувствуя своё негласное превосходство, я свободно откинулась на спинку стула, который в один миг стал удобным, закинула ногу на ногу, не обращая внимания на то, что пришлось немного отодвинуться и слащаво улыбнулась. – Всё равно против меня не попрёшь, а нервничать тебе вредно, морщинки будут.

—Они у меня и так есть, и всё из-за тебя. Вышла бы замуж, нарожала бы себе сопляков-спиногрызов и слилась бы с горизонта. Ты мне дышать не даёшь, Читаева!

—И не тебе одному. Таких как ты, Русик, много, а я такая одна. Так что давай, не будем ссориться при народе, иди к своему прилавку, ты ведь всё ещё здесь?

—Нет, Ларочка, уже не здесь.

—Ну и удачи тогда, дорогой.

 Понимая, что ничего больше добиться не сможет, Русик добровольно отчалил, позволяя мне вспомнить некоторые события прошлой жизни. А вспомнить есть что. Русик всегда был амбициозным и пробивным, про таких говорят без мыла в ж... пролезут, и если на его стороне всегда была удача, то на моей стороне талант, который никакой удачей не перебить. Вот и скрещивались наши клинки за право быть лучшим не единожды, а апофигеем этой битвы титанов стало моё лидерство как раз в этом ресторане, в котором сейчас отмечается сделка, а Русик так и остался на вторых ролях. С тех пор стараемся не видеться, не пересекаемся и всячески минимизируем возможности встреч. А вот сегодня Русик осмелел, сам подкатил, думал если я подшофе, то и соображать перестану, слабость свою проявлю, а о том, что она есть, Русик, один из немногих, знал всегда. С того самого раза, как мы с ним расстались. Да, да, я же говорила, что питаю страсть к крупногабаритным мальчикам? Так вот и от Русика отказаться не смогла, когда он предложил «отношения». Разве я тогда могла предположить, что эти его отношения будут исключительно для отправки меня в нокаут? Нет, конечно. Вот и разрыдалась, когда увидела его с молоденькой красавицей-официанткой, истерику пыталась закатить, скандал устроить, но завершилось всё лишь тем, что меня обозвали курицей (причем суповой), линули в лицо водицы, чтобы остыла, а в завершение миниатюры «А очи здесь мокры», была выдворена за пределы совместно нажитой квартиры, вместе с несовершеннолетним сыном, который и оказался тем самым спиногрызом, о котором с такой любовью Русик вспомнил сегодня. Билась я не об заклад, конечно, о металлическую дверь, но тщетно, в итоге выяснила (в отделении милиции), что квартира является собственностью исключительно Русика, а прописана я там с его великого соизволения. Сын был прописан у моей мамы и это сыграло решающую роль: я осталась на улице. С тех пор точно знаю, что мои любимые габариты сволочи, как и их хозяева, но от случайного секса, как, например, с красавцем Филей, который отчего-то сейчас так на меня уставился, не откажусь. А... насчёт уставился... я ковырялась личной вилкой в общественной салатнице, выковыривая из общей массы креветки. Стыдно, но не настолько, чтобы краснеть, Филе я помахала ручкой, похлопала ресничкой и, заметив крупную креветинку, отвлеклась на излюбленный деликатес.

 Понемногу достопочтенная публика стала прибывать за наш столик и с новыми усилиями сметать то, что принесли официанты, пошёл в ход и ограбленный мною на креветки, салат, надеюсь завтра на собрании Филипп Аркадьевич не раскроет мою тайну своему коллективу? Завтра мне точно будет стыдно. После небольшого перекуса, когда ритмы музыки стали приглашающими и вызывающими из-за стола, народ повалил обратно, и я снова осталась наедине с салатом, из которого розовым хвостиком махала... или уже не махала, свежевыкопанная креветка, но что-то меня отвлекло. И это что-то, как  оказалось, неизменная троица во главе стола. Аллочка о чём-то загадочно хихикала, Викторович сначала посмотрел на меня, затем на Филю и после этого что-то тому шепнул. Филя уставился на Викторовича как на нездорового на голову человека, негромко прокряхтел что-то в ответ, но из-за стола всё же поднялся. И, извиняюсь за продолжение столь занимательной санта-барбары в моём исполнении, но подошёл вышеуказанный Филя ко мне, подошёл со спины, можно даже сказать, подкрался, поэтому в том, что я ткнула его вилкой в бок, нет ничего удивительного.

—Я всего лишь хотел пригласить даму на танец. – Вымученно крякнул он мне на ухо, на интимный шёпот, который так нравится мне в Филином исполнении не походило точно, но я согласилась.

—Раз вы так настаиваете...

 И потащила пока ещё скрюченного после серьёзной травмы в виде вилочного прокола пиджака, болезного, в самый центр импровизированной танцплощадки. Песня была замечательная, одна из моих любимых, но кислая рожа Фили не давала покоя, поэтому стараясь углубиться в смысл слов, я улыбалась и слушала, слушала и улыбалась.

 Помню рыжую осень у моря,


У подножия диких вершин.


Познакомился я с Ханумою,


И покоя себя лишил.


Осень стелет в ущельях туман,


Ханума ты моя, Ханума.


Боже мой, я схожу с ума.


Полюбил я тебя, Ханума.


Ты - мой опиумный дурман,


Я с тобой без вина пьян.


Свет ты мой и моя тьма,


Ханума ты моя, Ханума.

 Я напевала знакомые слова, стараясь уложиться в мотив и поспеть за мелодией, прижималась сухонькой грудью к широкой мужской груди, к рёбрам, которые давно уже не прощупывались ввиду хорошего питания, к поджатому животику, который маскировался под продолжение груди, мне даже в какой-то момент показалось, что Филя отвечает мне и прижимается в ответ, но, подняв взгляд выше (а с нашей разницей в росте примерно сантиметров десять, я ведь на шпильках, это не так уж и трудно), столкнулась с вымученной улыбкой, силой выдавленной из себя и меня словно окатили водой. Ледяной. И кусочки льда больно поцарапали самолюбие. Теперь всё было ясно: именно Викторович попросил Филю потанцевать со мной, именно обо мне Филя что-то пропыхтел тому в ответ с недовольной физиономией, и именно поэтому смеялась крыса Аллочка, но ей-то я устрою райскую жизнь, сейчас не до этого, главное не расплакаться.

 Мы встречались с тобой на закате,


Целовались за камнями.


Я дарил тебе лучшие платья,


Осыпал твои персты перстнями.


А потом, когда сошел туман,


Ты ко мне приходила сама.


Убегала из дома в ночь


От своих отца-матери прочь.

Весь второй куплет я старалась отгородиться от навязчивых мыслей, не наталкиваться на насмешливые взгляды, не вспоминать, как нагло и, как выяснилось, беспричинно, я прижималась к этому интригану. А ещё я представляла себя в роли этой самой Ханумы из песни Гарина, и так мне было легче, только выдержки хватило ненадолго, я снова подняла робкий (робкий... в моём исполнении робкий, наверно напоминал взгляд терминатора, обещающего, что он вернётся) взгляд на Филю, увидела всё ту же улыбку, которая казалась мне ещё более наигранной чем прежде, и пришлось сдаться. Я сбросила со своей талии его ручищи, показательно отступила назад, хотела, было, скрестить руки на груди, но что-то меня остановило, точнее не что-то, а кто-то. Русик не заставил себя долго ждать.