Возможно, та легкость, с какой я всегда делала выбор, в итоге и превратилась для меня в самую большую проблему. Но я никогда не ощущала это так явственно, как сегодня. В отличие почти от всех, кого я знаю, мне никогда не приходилось мучительно раздумывать, по которой из тропинок идти дальше.

Я снова прочла объявление в «Таймс», и глаза защипало от навернувшихся слез.

— Тебе нехорошо? — Би кладет руку мне на плечо. Потом сжимает мою руку, которая все еще дрожит.

— Сигарету — шепчу я настойчиво. Она кивает, как покорный исполнительный солдат.

«Слава богу, у меня есть Би».

* * *

Спустя десять минут мы с Би уже прячемся на лестничной площадке. И, подстелив одеяло, чтобы не запачкать мое белое платье, мы раскуриваем нашу вторую контрабандно пронесенную «Мальборо лайт», делясь ею по-братски, и жадно лакаем «Вдову Клико» прямо из горлышка. Я похожу на беглянку и знаю, что живу сейчас в каком-то виртуальном времени.

— Мэнди организует поисковую операцию уже через две минуты, — фыркает Би. Неврастеничка Мэнди — эта «ригерша», обязательная организаторша свадебных церемоний, которую Люсиль навязала мне на следующий же день после того, как мы с Рэндаллом обручились. (Вот вам совет от меня: никогда не доверяйте незамужним организаторшам старше тридцати пяти.) Мэнди не замужем, и ей уже сорок два.

Когда Мэнди и Люсиль вместе, их дипломатический натиск сопоставим разве что с бульдозером. При разработке планов по проведению свадьбы я сначала было оказывала им вялое сопротивление, но они быстро сломали меня. В итоге сбор узкого круга ближайших родственников и друзей на ферме моих родителей буйно разросся в белогалстучный «суаре», вечерний бал в отеле «Сент Реджи» на шестьсот наших «самых близких друзей». В переводе это означает трехсот обитателей Палм-Бич, вернее, «сливки» этих обитателей, из постоянного круга общения Люсиль, двухсот пятидесяти деловых партнеров Рэндалла и всего лишь горстку моих друзей и членов нашей семьи.

Сетовать на это мне не пристало, Коксы взяли на себя оплату всех счетов. Мама никак не смогла бы позволить себе оплатить свадьбу, на которую всем сердцем настроилась Люсиль.

— На. — Би протянула мне бутылку с шампанским. Я запыхтела, и пузырьки ударили мне прямо в нос.

Два месяца накануне свадьбы были для меня просто изнурительны. Моя шефиня, хорошо известная издательскому миру психопатка Вивиан Грант, особенно неистовствовала. Я работала (едва ли это можно назвать преувеличением) сутки напролет. Если бы не вмешались Мэнди и Люсиль, у меня не нашлось бы ни единой свободной минуты, чтобы вникать в детали, связанные со свадьбой. Я едва находила время, чтобы видеться с Рэндаллом, с тех пор как три месяца назад мы обручились.

Люсиль даже назначила за нас дату бракосочетания, которое должно было состояться непременно летом. Она не хотела, чтобы наша свадьба «потерялась» в череде светских свадеб, запланированных на осень.

Дверь на лестничную клетку резко раскрывается, и мы с Би обмениваемся заговорщическими взглядами.

— Клэр… — начинает Би, покусывая ноготь мизинца, она всегда делает это, когда не знает, как бы ей помягче выразиться. (После десяти лет неразлучной дружбы мы научились понимать язык телодвижений друг друга, порой это даже граничило с телепатией.)

— Ладно, не надо, — перебиваю я ее. — У всех невест, наверное, поджилки трясутся.

Теперь я не могу идти на попятную. Хотя Джулии Робертс и удавалось сбегать несколько раз от алтаря и оставаться обворожительной, но мы не экранизировали голливудский сценарий. Это была моя жизнь. Ставки сделаны… О чем это я? Я не могу идти на попятный теперь, потому что Рэндалл — хороший парень. Нет, он просто классный! И было бы настоящим безумством сбежать от него.

Я делаю последнюю затяжку нашей общей сигареты, и в памяти непроизвольно всплывает (нечаянные воспоминания накатывают все чаще, как бы им не превратиться в серьезную проблему) ночь перед свадьбой Беатрис и Гарри, после которой уже прошло три года. Би одной из первых из нашего круга выходила замуж, и новобрачные остановились на скромной церемонии в домашнем саду дома семьи Би. Вечер накануне свадьбы мы провели в попытке испечь нечто отдаленно напоминавшее свадебный торт. Мы сидели за большим столом на их кухне и занимались тестом.

— Тебе страшно, Би? — спросила одна из подружек невесты.

Я помню, как Би тогда пожала плечами, взяв очередную порцию теста:

— Я волнуюсь, это правда. Но мне не страшно, — честно призналась она.

Я думаю о моем собственном свадебном торте. Какая невеста не придет в волнение от вида величественного, в двенадцать ярусов торта, окутанного тончайшими нитями сахара, с ботанической точностью выполненными бутонами роз и ирисов с крупинками цветного сахара, напоминающими пыльцу, не говоря уже о глазури, цвет которой подобран в тон фарфоровой посуде и вышивке на моем платье? Я не исключаю, что этот кондитерский небоскреб стоит приблизительно столько же, сколько год обучения в частном колледже. Торт, без всякого преувеличения, выполнен безукоризненно. Шедевр Сильвии Вейнсток. О чем еще можно мечтать и чего желать?

Тяжелая дверь на лестничную клетку со стуком открывается, и мы с Би слегка вздрагиваем. Ищейки настигли нас.

— Клэр, дорогая! Милочка моя! Я повсюду тебя ищу — наверху, внизу! Остался всего лишь час до отъезда в церковь! — раскрасневшаяся Мэнди бросается ко мне, чтобы поднять меня и разгладить платье. — Я приведу парикмахера и стилиста, пусть сделают последние штрихи.

— Просто невероятно, — отчетливо слышу я ее шепот.

Мэнди всегда пасет нас. Ей не хватает только прутика в руках, чтобы мы стали похожи на пастуха и отбившихся от стада овец. Я молча бреду за ней, как заключенный, отозванный с прогулки.

* * *

— Клэр! — бросается ко мне мама, когда мы заворачиваем за угол. Она оттесняет Мэнди от меня и заключает в объятия, в которых я отчаянно нуждаюсь. Я чувствую, как мои плечи опускаются, шея расслабляется. Как же хорошо, когда тебя искренне обнимают. Я глубоко вдыхаю слабый аромат эвкалипта от ее шампуня и сильнее прижимаюсь к ней.

— У меня кое-что есть для тебя, дорогая, — говорит она, вытаскивая маленький бархатный мешочек из сумочки, — жемчужное ожерелье твоей бабушки. Я знаю, что оно всегда тебе нравилось, вот я и подумала: пусть оно станет твоим «чем-то старым»…

— Ой, мамочка! — Я судорожно вздыхаю, поглаживая пальцами прохладные, блестящие жемчужины. В детстве, когда мы летом приезжали к бабушке, мне доставляло какое-то особое удовольствие примерять ее жемчуг. — Очень красиво, мамочка. Спасибо большое…

— Жемчуг прекрасен, Тиш-Тиш, — прерывает меня Люсиль, — но Рэндалл только что сделал Клэр сюрприз, он передал ей в подарок вот это ожерелье. Оно бесподобно, не так ли?

Мамочка отступает назад, заметив наконец сверкающие бриллианты на моей шее.

— Боже мой! — восклицает она. — Какое… какое великолепие! Рэндалл проявил настоящую щедрость. Ладно, Клэр, наденешь бабушкин жемчуг как-нибудь в другой раз. Теперь он твой. — Мама опускает жемчуг в бархатный мешочек. Мне больно видеть, как она силится улыбнуться…

— Или, гм-м, может быть, мне стоит надеть ожерелье Рэндалла в другой раз? — осторожно спрашиваю я, хотя знаю, что стреляю в воздух.

Естественно, Люсиль немедленно взрывается:

— Как ты можешь? Не надеть ожерелье Рэндалла? Клэр, да ведь он будет убит, это его свадебный подарок тебе! Ты просто должна быть в этом ожерелье, должна, и все тут!

Мама согласно кивает. Потом протягивает руки, чтобы снова обнять меня.

«Пожалуйста, не отпускай меня», — думаю я, уткнувшись в ее грудь, словно нет уже этих промелькнувших двадцати лет. В маминых объятиях мое сердце хоть ненадолго успокаивается.

— Тиш-Тиш, ну пожалуйста, я отчаянно нуждаюсь в твоей помощи с сережками, — хнычет Люсиль, отрывая от меня маму. И вот уже мама отпускает меня. По ощущениям это даже хуже звонка будильника после бессонной ночи. Я снова беспомощна. Но я слишком взрослая, чтобы зарыться в мамины колени и крепко вцепиться в нее руками, хотя мне требуются неимоверные усилия, чтобы не сделать этого.

И тут, когда кажется, что хуже уже ничего не бывает, я понимаю: бывает!

Поскольку я слышу Ее. Этот голос нельзя спутать: глубокий, гортанный, властный, жестокий. Голос этот бьет рикошетом от стен из моих кошмаров все эти одиннадцать месяцев.

И страшный, ужасающий голос стремительно движется по коридору прямо ко мне.

— Клэр!.. Клэр! Вот ты где!

Если бы я была оленихой, вместо этого голоса моим кошмаром стали бы автомобильные фары. В их свете я застывала бы каждый раз на месте как вкопанная.

Неужели это возможно?! Какая жуть! Вообразить такое…

— Черт, Клэр, я оставила тебе дюжину сообщений, и на мобильном, мать его… и на домашнем телефоне! Наконец я наткнулась на какую-то безмозглую тупицу, твою родственницу, и после того как она долго мямлила что-то невнятное, она наконец сумела сообщить мне, где ты. Ты позволяешь себе недопустимые вещи, Клэр! Мне надо, чтобы ты всегда была под рукой…

«Дыши, — отчаянно уговариваю я себя, не оборачиваясь. От ужаса у меня вспотели ладони. — Это, должно быть, просто очередной ночной кошмар. Это не может происходить на самом деле».

Я заставляю себя повернуться. Она и вправду здесь. Та самая шефиня, как будто возникшая прямо из преисподней: беспощадная, безжалостная, обворожительная, единственная и неповторимая Вивиан Грант. Ростом она всего-то метр с кепкой, но имеет какую-то ужасающую власть надо мной! Нетерпеливо выставленное вперед бедро, лицо, искаженное гневом, в руке блокнот.

«Нет, нет, нет! — раздается внутри меня крик. — Это уже слишком!» Вивиан действительно ворвалась в комнату невесты. И выражение ее глаз могло означать только одно…