Она открыла глаза и увидела, что лежит на островке, рядом сидит Михаил, с ним еще какие-то мужики, до поясов раздетые.

— Очнулась, русалка, — буркнул Михаил. — Говорил же тебе, сиди на берегу! Черт тебя понес... Еле успели выловить.

— Это Виктор ее заметил! Лодка-то прямо на нее неслась. Сбить бы могли, да она под воду резко ушла, — проворчал сердито незнакомый Рите пожилой мужчина.

— Дак чуть и не утопла-то, — вторил ему другой мужик.

Михаил, не обращая на их ворчание внимания, накидывал на плечи Риты уже какое-то пахнущее рыбой одеяло.

— Погрейся пока... Идти можешь, или тебя отнести в лодку?

— Могу, — кивнула Рита. Не хватало еще, чтобы он ее нес! Лицо у Михаила было расцарапанным и в крови — досталось от птиц. Руки также — в бороздах.

— А... остальные? — испуганно пискнула Рита.

— На берегу уже давно. На другой лодке отвезли. Ваш Олег из деревни хорошую подмогу привел. Не знаю, что он там наговорил, но народ на двух лодках прибыл вовремя. Все в порядке и с Ликой, и Павлом. Если не считать царапин, конечно. Да переохлаждения. Вода-то холодная! Но, главное, живы. Ты-то мне скажи, чего ослушалась? Зачем в воду полезла? Хлопот только прибавила...

— Я... Я хотела не прибавить, а убавить, — испуганно пролепетала Рита.

— Ну-ну, — сердито сказал Михаил. И вдруг привлек ее к себе, крепко прижал и уткнулся ей лицом в затылок. — Дурочка. Если бы еще ты утонула...

Он не договорил, отстранился от нее и, не слушая ее протестов, подхватил на руки и понес в лодку.

По дороге к берегу Рита шепотом рассказала обнимающему ее Михаилу про свои приключения.

— Не знаю только, почему Хозяйка раньше не закрыла эти ворота...

— Сил у нее не хватало, — также шепотом ответил Михаил. — Все шло по одной схеме: кто-то один за кого-то погибал, и все. А то, что сегодня произошло, сломало эту схему. Мы, как в той сказке про Репку — дедка за бабку, бабка — за внучку... Лика — за Павла, я — за Павла и Лику, Павел — за Лику а ты вообще за всех нас. Видимо, такое коллективное самопожертвование дало Хозяйке достаточно сил, чтобы закрыть врата навсегда.

Эпилог

Рите в этот день пришлось задержаться после уроков, чтобы провести воспитательную работу. Видимо, почувствовав приближение летних каникул, ее подопечные из 9-го «В» вновь принялись за свои кудесничества. В изобретательности им не откажешь. Последнюю выходку совершили как раз перед праздниками. «Побрили» Менделеева, вернее, его портрет на периодической таблице в кабинете химии: взобрались на стул, чтобы дотянуться до висевшей на стене таблице, и аккуратно соскоблили лезвием бороду. Так что периодическую таблицу теперь украшал портрет значительно помолодевшего без бороды ученого.

И еще Рите пришлось разбираться с устроителями «аттракциона» «музыкальная шкатулка». «Шкатулкой» послужил кабинет алгебры, а жертвой — математичка Лина Геннадьевна, истеричная, надо заметить, особа.

Чтобы сорвать урок, много усилий прилагать не надо: чуть-чуть креативности «пионеров», чуть-чуть их физического труда, и, конечно, самое главное — истрепанные годами, натянутые до предела нервы педагога. Секрет «Шкатулки» прост. Из музыкальной открытки, приобретаемой в любом переходе, извлекается механизм и прячется в каком-нибудь укромном уголке класса. Треньканья этой игрушки как раз хватает на сорок минут. Первые две минуты еще можно выдержать, но уже на третьей «Хэппи бездей тую» так наездит по мозгам, что нервы не выдерживают. Могут, конечно, выдержать, если они отсутствуют или отсутствует слух. У учительницы алгебры Лины Геннадьевны были и истрепанные нервы, и преотличный слух, натренированный годами школьной практики даже на бесшумный полет мухи. И, как водится в музыкальном мире, если есть утонченный слух, то есть и голос. Только у Лины Геннадьевны он отнюдь не музыкальный, зато очень громкий (сказываются также годы школьной практики), и диапазон его колеблется от баса до фальцета (очень визгливого!).

Кабинет алгебры превратился в палату номер шесть: Лина Геннадьевна уже на второй минуте урока вопила так, словно без парашюта спрыгнула с самолета. А музыкальным сопровождением ее сольной арии послужило пресловутое «Хэппи...», тихо, мелодично и очень навязчиво звучавшее в стенах класса. Надо сказать, что солировала математичка недолго: ведущую партию через несколько минут уже исполняла дражайшая Анна Васильевна, покинувшая свой директорский кабинет, едва услышав вступительные аккорды взвинченной математички. Лине Геннадьевне остался лишь бэк-вокал. Поистине получилась «музыкальная шкатулка»!

Плохо одно: генераторы идеи были выявлены через пять минут, а Рите, как их классной руководительнице, поручили провести воспитательный процесс.

И вот уже целых полчаса она пыталась воззвать к совести оставленных после уроков Захаркина и Котова.

— Маргарита Степановна, ладно вам, мы уже и так все поняли. — Котов, сдув со лба обесцвеченную челку, поморщился. — «Шкатулку» на алгебре мы больше не будем практиковать.

— Только на алгебре? — Его ответ не устроил Риту.

— Ну... На других уроках тоже. Неохота больше слушать вопли Грымзы.

— Котов!

— Да ладно вам! Грымза она и есть грымза, сами знаете.

Это была всем известная кличка директрисы. Рита тоже мысленно так и обращалась к директрисе. Ну что поделать, если начальница и есть грымза...

— Витя!

— Да ладно вам... Рита Степановна.

— Маргарита Степановна!

— И все же жаль, Маргарита Степановна, что вы не оценили наш прикол.

— Нет, почему же, Захаркин, оценила. Потрясающая, надо сказать, идея. Одно непонятно — почему на моих уроках вы такое не практикуете? Аж обидно, — усмехнулась Рита.

— А у вас нервы еще крепкие, вы бы просто не отреагировали на «шкатулку» так, как Лина Геннадьевна. Во воплей-то было!

— А еще алгебра тем выгодней, что часто контрольные проводят.

— Так вы сегодня сорвали контрольную по алгебре?!

— Ага! — Хоровой ответ и довольные ухмылки. — Итоговую!

— С ума сойти...

— Да не переживайте вы так! Мы и то не переживаем.

— Еще бы вам переживать... Просто не знаю, что с вами делать.

— Отпустите нас домой. — Котов, недолго думая, подсказал «решение», и ему тут же поддакнул Захаркин:

— Во-во, домой. И нам уютней, и вам спокойней. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон.

— Я сама знаю, когда мне вас отпустить.

Дверь вдруг со скрипом приотворилась, и в кабинет заглянула секретарша Эллочка. И, смешно округляя, подведенные синим карандашом глаза, громким шепотом произнесла:

— Маргарита Степановна, вы здесь? А вас там ищут!

— Кто, Элла? — устало спросила Рита, наполняясь тоской. Ну почему, почему так? Только собралась сходить в кино — в кои-то веки! Все будто противится тому, чтобы она заполучила это удовольствие.

— Мужчина какой-то! Такой... шика-арный, — пропела Эллочка и сладко зажмурилась.

— Отец какого-то ученика?

— Не знаю. Он заглянул в кабинет и спросил, где может найти вас. Ждет там, в коридоре.

— Хорошо, Элла, уже иду. А вы, обормоты, — обратилась она к переминающимся в нетерпении ученикам, — марш по домам!

— Слушаемся, Маргарита Степановна! — отрапортовал Котов.

— Есть по домам! — отсалютовал Захаркин. И ученики с гиканьем вылетели в коридор.

Рита пригладила руками волосы, одернула строгую юбку и тоже вышла.

Его она узнала сразу, еще издали. И сердце, замерев, затем заколотилось так часто и суетливо, будто завилял от радости хвостиком щенок.

Михаил обрадовано улыбнулся и, когда Рита к нему подошла, неожиданно, без слов, обнял и привлек ее к себе. А она тихо уткнулась лбом ему в грудь и затихла, парализованная внезапно накатившим счастьем. Ей и верилось, и не верилось, что она в его объятиях. И совсем не казалось странным внезапное появление Михаила. Как-то нашел ее и сразу, не сказав ни слова, без приветствий, обнял и крепко прижал к себе. Но, может, так и надо: никаких объяснений, только молчаливые, но объясняющие все объятия.

Два месяца спустя

Рита в растерянности оглядывала заваленные старыми вещами антресоли. И как в этой куче найти то, что ей нужно? Ведь была же где-то тут еще одна дорожная сумка. Небольшая, которую можно взять с собой в самолет! Не приснилась же ей эта сумка, точно была. Рита очень давно не ездила отдыхать, поэтому сумка и пылилась на антресолях. И вот сейчас, когда наконец-то понадобилась, куда-то пропала. Михаил пригласил ее на море! Купил путевки и ей, и Лике с Павлом. Рита возражала против подобных подарков, но Михаил твердо заявил — подарок Лике и Павлу за то, что они поступили в университет.

А может, ну ее, старую сумку? Новая жизнь, новые вещи. Пожалуй, так она и сделает. И все же Рита еще раз заглянула в глубь антресоли, передвинула какую-то корзину и случайно уронила на пол тряпичный мешок.

— А это что?

Она с любопытством заглянула внутрь — детские вещи. Пинетки желтого цвета — мягкие и теплые. Кружевные чепчики, распашонки, ползунки. И все — с ручной вышивкой. Кто-то готовил «приданое» с любовью и заботой, думая о будущем малыше, мечтая о нем. У Риты затряслись руки от догадки, а на глазах показались слезы. Она вытащила тряпичного медвежонка и прижала его к груди. Она вдруг вспомнила, как мама набивала лоскутками брюшко медвежонка. «Это для будущей деточки», — поясняла она, светло улыбаясь. А Рита сидела рядом и с серьезным видом старательно резала ножницами лоскутки для «начинки». Готовили они тогда вместе с мамой этот подарок, еще не зная, кто родится — братик Рите или сестричка. Но мастерили медвежонка с увлечением и любовью.

И вспомнилась ей другая мама — кричащая, что в Лике живут демоны. Не была она больна, а была одержима, как заметила когда-то старуха Клавдия бабушке, тем злом, которое желало избавиться от Лики — будущей Хранительницы. Многое теперь в поведении мамы стало Рите понятным. «Демоны» показывали ей ее родную дочь так, что видела она не малышку, светлую, невинную, а чудовище. Как это ужасно!