— Ты сама рассказала, как смотрела, когда я читал. И что тут такого? Между прочим, я знал, что ты подглядывала: яблоня, за которой ты пряталась, увы, не скрывала тебя полностью. Если уж хотела оставаться незаметной, то пряталась бы лучше уж не за тонкой яблоней, а за вон тем сараем.

— Но я сказала, что была влюблена в тебя! Целое лето! И эти слова... ты из меня вытянул! — в отчаянии закричала она.

— Тише, тише, не кричи. Если это такой уж секрет, то не нужно об этом голосить на всю деревню, — засмеялся он. — Рита, глупая, ну что тут такого, что в детстве целое лето ты была в меня влюблена? В кого мы только не влюблялись в детстве... Я вон в первом классе в классную руководительницу был влюблен, целую четверть! до тех пор, пока она не поставила мне первую двойку

— Но это ведь унизительно! Признаваться мужчине в любви первой. Пусть даже и в детской!

— О-о, как все серьезно, — вздохнул он. — Кто тебе это сказал?.. Не общайся больше с этим плохим человеком.

И вдруг, шагнув к Рите на крыльцо, протянул руки и привлек девушку к себе.

— Рита, прости, не хотел тебя обидеть. Поверь, что эта оплошность не стоит твоих нервов. Если тебя беспокоит, что я, слушая тебя, потешался в душе, скажу, что не потешался. А не признался тебе сразу в том, что мы — бывшие соседи, по той причине, что ты как-то слишком уж быстро и неожиданно выпалила о своих воспоминаниях.

— Мог бы прервать меня! — буркнула она. В его объятиях было так необычно и уютно... Если не считать первой ночи с Олегом да дружеских объятий Ивана, ее никогда еще не обнимал мужчина. Так вот одновременно крепко и нежно. И она, поддавшись порыву, прильнула к Михаилу, будто в поисках поддержки и сочувствия. Если за такой момент нужно было внести в плату пережитый стыд, то пусть... Ей уже совсем не стыдно!

А Михаил выпустил ее из объятий так же неожиданно, как и обнял.

— Не сердись, — сказал он, заглядывая ей в глаза и морща лоб.

Она покачала головой, и Михаил улыбнулся:

— Вот и славно! Завтра встретимся и продолжим наш разговор. Мне нужно проверить кое-какие догадки. Возвращайся к сестре, она ждет тебя. Завтра будет другой день, увидишь, хороший!

— Спасибо, — поблагодарила Рита с искренней улыбкой.

— Пойду сообщу, что Даша нашлась. Пусть отзывают людей с поисков.

Рита хотела спросить у него, такой ли он уж «сторож», но Михаил уже вышел за калитку.

***

За ночь, еще раз обдумав все, Михаил решил, что не хватает лишь небольших подтверждений его версии. Накануне, рассказывая о визитах к Клавдии, Рита упомянула Петра, спасшего ее маму из озера. С Петром Власовичем Михаил водил дружбу, поэтому решил навестить старика и поговорить с ним.

Когда он варил кофе, ему позвонили. Дело оказалось не то чтобы таким уж важным, но откладывать не хотелось: он сам просил об этой встрече. Только вот, по известному закону, все долго ожидаемое происходит не в самый подходящий момент, когда мысли уже заняты другим. Но делать нечего, он согласился на встречу, благо ехать не в столицу, а в областной центр.

Время еще было, поэтому Михаил решил не изменять своим планам и вначале навестить старика и его жену.

Он припарковал машину неподалеку от дома Петра Власовича и дальше отправился пешком.

Разговор вышел длинным, но узнать что-либо новое не удалось. Петр Власович и сам мало что знал. Да и выцвели прошлые события за давностью лет из его памяти. Старик и рад был бы помочь, ему хотелось угодить Михаилу, чью деятельность в деревне он воспринял с энтузиазмом, и за принесенные гостинцы был благодарен, да только что еще добавить сверх уже рассказанного? Не сочинять же!

Она все про то, как кто-то ее топил, бормотала, — припомнил Петр Власович. — Бредила девка. Про ад, который увидела... Нес я, значит, ее на руках, а она вот такие страсти говорила как безумная. Тронулась умом еще тогда. А жаль, хорошая девка-то была. И девчонки две сиротами сделались.

— Это вы не о Степаниде ль и ее дочери говорите, а? — спросила вдруг Марья, жена Петра Власовича. Ради дорогого гостя женщина снарядила стол: чай, конфеты в хрустальной вазочке, маковые сушки.

— О них, Марья Прохоровна. Я накануне старшую внучку Степаниды встретил, говорил с нею.

— Так она что ж, дом разве не продала? Я видала, что хозяева там теперь другие, — удивилась Марья и присела за стол вместе с мужем и гостем.

— Продала, продала. Но новый хозяин — ее друг. Пригласил провести праздники в родных местах.

— Ага, понятно, — покивала старушка и, взяв сушку, задумчиво обмакнула её в чай.

— А вы что можете припомнить из того случая с мамой девочек?

— Да что могу припомнить? Не свидетельница я тому была. Петро мой вон все рассказал: как вытащил девицу из озера, как отнес ее к Клавке. Ну, а потом уж сюда прибежал за помощью. Врачей вызвали. Ольга-то как раз беременная была. Мало того, что сама чуть не утопла, так и дите чуть не утащила за собой. Стеша, мать ее, сама не своя была, помню. Да и понятно это: у Степаниды младшая сестра утопла тут. Валька.

— А что вы знаете об этом? — быстро спросил Михаил. — Как она утонула?

— Да как-как... Глупо очень! В деревне все гадали, почему две девки ночью отправились к озеру, да только Степанида замкнулась тогда, ничего не хотела рассказывать. Ну, оно и понятно: у Стешки такое потрясение случилось. Год почти молчала. Потом уже как-то проговорилась подруженьке своей... как ее звать-то было? Не помню, запамятовала. Да не суть, нет ее здесь уже давно: дочка в город забрала доживать. Так вот, Стеша рассказала подруге, а та потом — мне, что Степаниду будто кто вызвал ночью к озеру. А Валька за ней увязалась. Стешка-то зачем-то в воду полезла, да оступилась, стала тонуть. И младшая на помощь бросилась. Они дружны были — Стешка и Валька, везде вместе. Хоть и ругались, конечно. Валька как увидела, что сестра у нее на глазах тонет, так и кинулась в воду. Старшая-то спаслась, а младшая утонула. И не нашли так ее. Помню, искали-искали неделю целую. А то и больше. Стешка уже потом, когда дочка Ольга чуть не утонула, все причитала, что это прям рок у них какой-то.

— Спасибо, Марья Прохоровна, — поблагодарил Михаил и глянул на часы: до встречи оставалось немного, нужно торопиться. Все возможное он уже выяснил.

Прощаясь с хозяйкой, благодарил за угощение, а Петр Власович вдруг вспомнил:

— Михайла, не знаю, сказали ли тебе... Давеча эти, как их... Кто у вас там озеро туда-сюда меряет. Не суть! Так вот те самые лебедя, говорят, видели. Полуживого. То ли раненого, то ли слабого. Хотели поймать да в лечебницу отвезти, только лебедь в заводи скрылся. А искать стали, никого не нашли. Вот что хошь, то и думай. То ли залетел сюда как-то. То ли и правда, Хозяйка то была. Не нравится ей, что в озере копошатся...

— Когда? — быстро спросил Михаил. — Когда лебедя нашли?

— Да вот... Накануне праздников, кажись.

— Спасибо, Петр Власович! — поблагодарил Михаил, торопливо распрощался с хозяевами и заспешил к брошенной на обочине дороги машине.

***

Утро не задалось. Иван увез Татьяну в столицу, потому что пережитые волнения сказались на ее состоянии не лучшим образом. Татьяна пожаловалась на боли в животе, и встревоженный супруг решил показать жену врачу как можно скорей.

— Ничего страшного, Риточка, — слабо улыбалась бледная Татьяна, когда они прощались в коридоре. — Живот тянет и все. Но лучше уж перестраховаться. Ванечка отвезет нас к моему доктору. Просто чтобы нас с малышом поглядели.

Рита не знала, чем успокоить подругу. Она не могла себя поставить на место Татьяны, потому что не знала, как это — ожидать ребенка, чувствовать его шевеления и вдруг осознать, что что-то идет не так. И при этом не паниковать, стараться держать себя в руках, улыбаться гостям. Рите стало очень-очень страшно и за Татьяну с маленьким, и за Ивана, который был в это утро серьезен и немногословен. Собирался и собирал жену молча.

— Ваня потом за вами приедет. Ты не волнуйся, главное! Найдете, чем позавтракать?

— Найду, за это уж точно не беспокойтесь. С голоду не умрем. Может, не надо Ивану возвращаться? Нас Олег отвезет.

— У Олега машина сломалась, — наконец-то вымолвил Иван. — Он хотел уехать еще до нас, но машина не завелась. Разозлился, как черт. И ушел куда-то.

— Он еще с ночи злой, — сказала Татьяна и сокрушенно поджала губы.

— И есть из-за чего, — хмыкнул Иван и подхватил свободной от сумок рукой жену под локоть. — Ну, пойдем мы. Звони по любому поводу.

— Вы тоже позвоните, — попросила Рита. — Я же переживаю.

— А ты не переживай. Чтобы не думать о нас, займись вон делом, — подмигнул ей Иван. — Я в кладовку сложил все старые вещи... Не выбросил без твоего разрешения. Вдруг среди них окажется что-то для тебя ценное? Посмотри, забери нужное. Остальное я выброшу.

— Ой! С удовольствием, — обрадовалась Рита. Такие раскопки сулили не только интересные находки, но и экскурсию в детство.

После отъезда друзей Рита позавтракала на кухне чаем с бутербродом. Лика и Павел, которых так и уложили в одной комнате, еще не проснулись. Из их комнаты не доносилось ни звука. Лика — известная соня. А Павел, видимо, отсыпался после ночных потрясений.

О себе же Рита не могла сказать, что спала хорошо. Мысли беспокойными пчелками тревожили ее покой, разгоняли сон назойливым жужжанием, жалили домыслами и одновременно вызывали неясную радость. Возможно, она выспалась днем, но, скорее всего, дело было не только в этом. День, не считая тех часов, что она провела во сне, выдался слишком уж нервным. И концентрация беспокойств и потрясений на тот небольшой отрезок времени бодрствования оказалась высокой.

Еще ей думалось о Михаиле. Даже больше, чем обо всех событиях минувшего дня. Рита опять вспоминала, и при этом в груди что-то сладко замирало, тот момент, когда мужчина нес ее, замерзшую и босую, на руках в дом. И это событие ей казалось едва ли не важней того, случившегося с ней в двадцать два года. Велико ли дело — потерять девственность. А вот чтобы тебя носили на руках — это еще надо заслужить. И неважно, что Михаил нес ее на руках не в романтическом, а в рыцарском порыве. Кто сказал, что рыцари не были романтиками? Они как раз и были, в Ритином понимании, самыми настоящими романтиками. Конечно, она не строит никаких планов на этого мужчину, но ведь переживать в мечтах еще раз волнительный момент никто не запрещает. И в воображении Риты Михаил вновь и вновь переносил ее на руках через порог дома. Не менее значимым ей казался и другой момент — тот, при прощании, когда Михаил привлек ее к себе и обнял. Пусть это было всего лишь покровительственное объятие, опять же лишенное романтических порывов, но кто и в этом случае запрещает фантазировать?