Мери Каммингс - Стеклянные цветы

Все это время баронесса рассказывала Теду про свою будущую выставку. Стоило ему ненадолго уйти в спальню — залезла в бар, налила себе порцию джина и выпила.

В «Локомотив» они поехали вчетвером — телохранитель Рене остался в номере. Как заявила Амелия:

— На что он вам? Пусть сидит, собаку стережет! Двое мужчин — неужели вы нас не защитите в случае чего?! — Последняя фраза, как и кокетливая улыбка, предназначались Теду.

Филипп знал, что флиртовать с любым более-менее приемлемым мужчиной для Амелии так же естественно, как дышать, не предполагал только, что «мишенью» для подобного флирта может стать и Тед. Но Рене, очевидно, знала подругу лучше — теперь было понятно и ее плохое настроение, и нежелание ехать на дискотеку.

В такси Тед сидел между двумя женщинами; обнимал за плечи Рене, но голова его была повернута к Амелии. Баронесса со смехом выспрашивала, каково это быть частным детективом, и упрашивала рассказать что-нибудь «интересненькое».

Сидя рядом с водителем, Филипп то и дело поглядывал в зеркальце. Не на нее — на Рене. Та сидела очень пряменько, улыбалась скупой вежливой улыбкой, но если бы это была Линнет, он бы при первой возможности отозвал ее в сторону и спросил, почему у нее такие несчастные глаза.

Если бы это была Линнет… да он бы и не взглянул в сторону другой женщины — сидел бы, держал ее за руку и нашептывал ей на ухо все те ласковые слова, которые ему так давно уже некому было сказать.

Линнет… имя твое — как перестук капель весеннего дождя. Линнет…

«Локомотив» встретил их обычным шумом, пестро разодетой публикой и вспышками разноцветных огней. Филипп бывал здесь всего несколько раз и ориентировался не слишком хорошо, но Тед уверенно кивнул на боковую лестницу:

— Пошли туда. Я тот зал больше всего люблю.

Лестница привела их на балкон. Вдоль стены тянулась стойка бара, а через перила открывался вид на расположенную ниже танцплощадку. Звучала медленная мелодия, и публика, раскачивающаяся в такт музыке, показалась Филиппу похожей на пестрое варево, которое кто-то помешивает гигантской поварешкой.

Заметив несколько свободных табуретов у стойки, он подтолкнул баронессу туда. Садиться она не стала — прислонилась к стойке и махнула бармену:

— «Водка-Мартини»!

Медленная музыка сменилась быстрой и ритмичной.

— Ну что, — сказал Тед, — встречаемся здесь, в баре? — Протянул Рене руку: — Пойдем?! — Но та испуганно отступила:

— Нет, я… не умею…

Амелия, которая нетерпеливо отбивала ритм носком сапожка, тут же схватила его за руку.

— Пошли, пошли! — потянула за собой в сторону лестницы. — Она действительно не умеет, не мучай зря человека. Я еще со школы… — Последние слова прозвучали неразборчиво.

Рене проводила их взглядом и залезла на табурет. Почувствовала, что Филипп на нее смотрит, подняла голову и улыбнулась, вежливо и дружелюбно.

— Увы, я действительно плохо танцую.

— Я тоже, — улыбнулся в ответ Филипп. — Вам заказать коктейль?

— Да.

— Какой?

— Не знаю…

Он заказал «Шампань-коблер» — Рене кивком поблагодарила.

Внизу, на площадке, было почти темно — лишь с потолка серебристыми конусами били лучи прожекторов, блуждая по пляшущей толпе. Различить в таком освещении Амелию или Теда было невозможно.

Одна мелодия сменялась другой, серебристые конусы уступили место разноцветным вспышкам, но они все не возвращались. Рене вздыхала и чем дальше тем чаще украдкой поглядывала через перила.

Появились они внезапно. Филипп услышал возглас:

— Ух, давно так хорошо не плясал!

Тед вывернулся откуда-то сбоку; проходя мимо Рене, легонько потрепал ее по затылку свободной рукой — за вторую руку держалась Амелия, довольная и раскрасневшаяся.

— Здорово ты танцевать умеешь! — весело воскликнула она.

— Ну а ты думала! — обернулся к ней Тед. — Я сюда лет с пятнадцати через черный ход бегал! — Присев на табурет рядом с Рене, глотнул из ее стакана.

Только теперь Амелия отцепилась от него, но вместо того чтобы тоже сесть, снова прислонилась к стойке, втиснувшись между ним и Рене.

Что ж ты творишь, стерва?! Сначала ради подруги готова через всю страну мчаться, одежду буквально с себя снимаешь — а потом вдруг берешь и вот так, в наглую, парня у нее уводишь?! Причем парня, к которому та явно неровно дышит!

Филипп сжал зубы, так ему хотелось сейчас взять баронессу за шкирку и встряхнуть ее, чтобы опомнилась. Но вместо этого он заказал ей «Манхеттен» — и заодно себе, нарушив зарок не пить на работе ничего крепче сухого вина.

— Скучаешь? — улыбнулся Тед, дотронувшись до плеча Рене. — Ничего, как только заиграют что-нибудь помедленнее, мы с тобой тоже потанцуем!

— А почему через черный ход?! — перебила Амелия, не дав подруге ответить.

— Чтобы за вход не платить! — рассмеялся он.

Бармен принес коктейли. Баронесса выпила залпом и кивнула Теду:

— Пошли?!

Он сполз с табурета и послушно двинулся за ней.

Рене смотрела им вслед. Филипп не видел ее лица, только очень прямую закаменевшую спину и руку, судорожно вцепившуюся в край стойки.

И снова музыка, музыка — утомительно похожие одна на другую ритмичные мелодии. Рене, уже не таясь, все чаще и чаще поглядывала вниз, на площадку.

Может, потанцевать ее пригласить? — подумал Филипп. Пусть хоть немного отвлечется, чем так сидеть! Танцор он, конечно, никакой — но если медленная мелодия…

Словно угадав его мысли, Рене подняла голову и беспомощно взглянула на него. Он улыбнулся, пытаясь хоть как-то ее подбодрить — она заморгала, быстро отвела глаза, сказала:

— Ладно… я, пожалуй, пойду, — сорвалась с табурета и почти бегом устремилась к выходу.

Филипп промедлил лишь несколько секунд, прежде чем броситься за ней. Он сам не очень понимал, что собирается делать — но было ясно одно: отпускать ее одну в таком состоянии просто нельзя.

Тем более на бульваре Клиши, в полночь… район уж больно нехороший! А у нее на руке бриллиантовые часики, которые стоят больше, чем многие из местных завсегдатаев зарабатывают за год…

Нет, нужно убедиться, что она нормально села в такси, тогда он с чистой совестью вернется обратно, чтобы препроводить Амелию до отеля. Кстати, что делать, если эта сучка потащит Теда в номер — в холле ночевать?!

Мимо проехало свободное такси. Рене не попыталась его остановить — вместо этого вдруг повернулась и решительно направилась к подземному переходу.

Куда это она, неужели на метро? — удивился Филипп. Ноги тем временем сами понесли его вслед за ней.

Раз-два, раз-два — стук каблучков Рене далеко разносился по пустынной ночной улице. Он шел сзади, метрах в пятнадцати, стараясь ступать как можно более бесшумно. Не надо, чтобы она слышала его шаги за спиной, но если понадобится, он за несколько секунд окажется рядом.

Мимо входа в метро она прошла, не взглянув туда; поднялась по эскалатору, огляделась — и уверенно зашагала в сторону вокзала Сен-Лазар. Филипп немного замешкался, хотя в глубине души понимал, что выбора нет: если он сейчас вернется в «Локомотив», а с ней что-нибудь случится, он никогда себе этого не простит. А Амелия… в конце концов, обойдется она без него один раз!

Отбросив последние сомнения, он двинулся вслед за удалявшейся худенькой светлой фигуркой.

Довольно скоро он догадался, что Рене идет в направлении «Хилтона». Но почему пешком, почему такси не взяла?!

Наверное, Амелия давно вернулась в бар и сейчас удивляется, куда он делся. Или, не дай бог, уже напиться успела…

Нет, о ней сейчас думать не стоит. Думать надо о Рене.

Может, догнать ее, заговорить?

Очередная улица вывела их на берег Сены — отсюда до «Хилтона» было уже рукой подать. Только тут Рене впервые замедлила ход — перешла улицу, спустилась по пандусу к самой воде и села на большой гранитный шар, выступающий из мощеной булыжником набережной.

Филипп пристроился «этажом выше» — на парапете набережной.

К ночи сильно похолодало. Пока он шел, этого не чувствовалось, но стоило присесть, и даже сквозь пиджак, надетый поверх джемпера, холод начал пробирать до костей.

Рене сидела неподвижно, смотрела то ли на Сену, то ли на переливающуюся золотистыми огнями Эйфелеву башню на противоположном берегу. Дыхание белыми облачками вырывалось у нее изо рта.

Еще досидится, дурочка, до воспаления легких, мрачно подумал Филипп. Если он, здоровый мужик, зубами стучит, то что же должна чувствовать такая худышка, да притом в легком жакете?!

Наконец, не выдержав, он слез с парапета и нерешительно (еще за грабителя примет!) подошел к ней, позвал негромко:

— Рене!

Она медленно подняла голову.

— Вставай! Не надо тебе здесь сидеть, простудишься!

— Я не хочу идти в отель, — сказала она жалобно, как обиженный ребенок.

Филипп присел на корточки, взял лежавшую на коленях худенькую руку. Пальцы оказались такими же ледяными, как в ночь их знакомства.

— За мостом есть бар, пойдем туда. Там горячий пунш подают в глиняных кружках — выпьешь, согреешься. — Рене молча смотрела на него, и неясно было, доходят ли до нее его слова. Выпрямляясь, он подхватил ее за плечи и поставил на ноги. — Пойдем!

Бар оказался на прежнем месте. И бармен был тот же самый — невысокий носатый канадец с печальными черными глазами, он даже кивнул Филиппу, как старому знакомому, хотя они не виделись уже лет шесть.

Когда-то Филипп по дороге с работы частенько заскакивал в этот бар. Ел «дежурное блюдо», пил вино или пунш, сидел, расслаблялся и вполуха прислушивался к болтовне пожилых завсегдатаев — собравшись тесной группкой за столиком в углу, они обычно спорили о политике. Порой он уходил уже заполночь, а они все сидели — иной раз у него даже мелькала нелепая мысль: а не ночуют ли они здесь?!