Трент наконец замолчал. Вот теперь было самое время ответить. Ответить и идти домой. А завтра нужно съездить и забрать из «Форрест Вью» вещи Линнет — платья, туфли… и тот светлый сарафан с открытыми плечами, в котором он видел ее в последний раз…

Слова не шли с языка, будто что-то сжало горло, не давая вымолвить ни звука. Потому что сейчас он скажет их — и останется наедине с этими бесконечными «Нужно… Нужно…».

Словно почувствовав его настроение, Трент сказал:

— Лучше не отвечайте сейчас, позвоните мне в понедельник. Теперь вот что я хотел спросить — что вы думаете относительно увлечения Мелли всеми этими стеклянными штуками?.. — Достал из под бумаг и продемонстрировал журнал со знакомой обложкой с красными буквами…


В машине, по дороге в Бостон, Филипп вспоминал и добавлял к списку новые и новые «нужно».

Нужно что-то делать с картинами, не могут же они до бесконечности пылиться в мастерской! Может, передать их какому-то музею — с сохранением, разумеется, за собой права собственности — а себе оставить только самые любимые? Наверное, и родители Линнет тоже захотят взять что-то на память…

Нужно разобрать шкаф — вещи, которые она носила… или так и не успела поносить. Там, на полках, между стопками свитеров и пакетами с бельем лежат деревянные шарики, пахнущие ландышем — Линнет покупала их, она любила этот запах.

Покупала… любила…

Линнет… О господи, Линнет — ну почему все так?!

Впереди на шоссе образовалась пробка — машины двигались еле-еле. Справа высветился указатель: через полмили — поворот на запад. Филипп включил поворотник и начал перестраиваться в правый ряд. Через четверть часа он уже мчался в сторону Спрингфилда.


Эдна, разумеется, буркнула, что вежливые люди не являются по ночам без предупреждения (было всего девять вечера). Филипп не стал спорить — молча прошел на кухню.

— Ужинать будешь? — спросила она.

— Не хочется мне супа.

— Есть тушеные овощи и пюре. Линни его любит на завтрак есть.

Это тоже нужно будет выучить — что она любит, что не любит…

— Я поднимусь к ней, ладно?

— Мне только ее удалось угомонить! — сердито мотнула головой Эдна — Но ты же все равно по-своему сделаешь! Долго у нее не засиживайся — я не могу ее потом полночи успокаивать, мне завтра рано вставать.

«Между строк» так и слышалось: «Я даже не буду говорить, почему мне завтра рано вставать — тебе, разумеется, мои дела до лампочки!»

— Почему тебе завтра рано вставать? — терпеливо спросил Филипп.

— У меня одна из продавщиц взяла свободный день, мне придется самой магазин открывать. Руки помой! — велела она, увидев, что он встал. — И не гаси ей ночник — она боится в темноте спать.

И это нужно знать…


Линни не спала — обрадовалась, протянула ручки.

— Папа!

Филипп подошел, перегнулся через сетку и дал обнять себя за шею. Девочка мокро поцеловала его в щеку и повторила:

— Папа…

— Давай, ложись, а я тебя по спинке поглажу.

— А ты не уйдешь?

— А я тебя по спинке поглажу… — повторил Филипп.

Девочка послушно перевернулась на живот и зажмурилась. Он знал, что Линни любит, когда ее гладят по спинке, и от этих монотонных движений быстро засыпает. Действительно, не прошло и минуты, как она начала ровно посапывать.

Филипп продолжал гладить ее, пытаясь вызвать в себе то же чувство нежности, которое возникало, когда он прикасался к Линнет — но в душе не было ничего, кроме тоски и усталости. Нет, он ни в чем не имел права винить девочку, но не мог отрешиться от мысли, что если бы ее не было, вся его жизнь… их с Линнет жизнь сложилась бы иначе.


Линнет хотела ребенка — хотела куда больше, чем сам Филипп. Говорила: «Хочу, чтобы у нас был мальчик — такой же, как ты, упрямый и со светленькими волосами!» Он обычно отвечал: «А если будет девочка — такая, как я?» Для мужчины такая внешность, как у него, еще куда ни шло, а для девушки…

Филипп до сих пор до мельчайших подробностей помнил то утро, когда она позвонила ему на работу и сказала: «Приезжай, мне, кажется, уже пора». Он примчался, Линнет встретила его бледная от боли — и радостная. Потом она сидела на стуле, а он стоял на коленях, застегивал ей сапожки и повторял: «Ты потерпи, я сейчас!» — молнию заело, и ему было не по себе от того, что из-за его неуклюжести ей приходится ждать.

Но она смеялась, хоть ей и было больно, говорила: «Все хорошо, не бойся!», хотя это он должен был ее утешать.

Потом он, поддерживая под локоть, помог ей спуститься по лестнице, готовый снести ее на руках — она была такая легонькая! Линнет села в машину… и больше домой уже не вернулась.

Она так и не узнала, что родилась все-таки девочка. Очень похожая на нее: с такими же волосами, глазами, улыбкой… Порой, когда Линни улыбалась, Филиппу становилось жутковато видеть на ее лице эту до боли знакомую улыбку.

Он медленно убрал руку, встал. Посмотрел на спящую девочку, вздохнул и пошел вниз. Разговор с Эдной обещал быть весьма нелегким.

Глава третья

Бруни догадывалась, что тем, что Филипп возвращается в Мюнхен, она обязана папаше. Как он этого добился, она не знала — он просто вызвал ее в кабинет и сообщил:

— Берк едет с тобой в Мюнхен. На когда вам заказать билеты?

Говорить «Ах, папочка, неужели я тебе уже надоела?!» Бруни не собиралась — ей и самой осточертело по расписанию являться к ужину и вести трезвый и скучный образ жизни.

— На среду.

— Хорошо. Теперь насчет Эрни. Думаю, что с его каникулами вопрос решен, но хочу тебя предупредить — не забудь, что ему всего двенадцать лет…

Ясно — сейчас начнет нудно требовать, чтобы она вела себя как примерная старшая сестра, не подавала парню дурной пример и так далее… Можно подумать, что она собирается при ребенке оргии устраивать!

— И в город он один выходить не должен — только с тобой или с Берком. Впрочем, я его уже обо всем предупредил.

К удивлению Бруни, приготовившейся с умным видом внимать поучениям, про «дурной пример» он не сказал ни слова и никаких моралей читать не стал.


Филипп, как к в прошлый раз, появился в аэропорту за полчаса до посадки — мрачный и хмурый. Она все же попыталась завязать разговор:

— Ну, как дела?

— Нормально.

— Как дочка?

На этот раз он взглянул на нее с чем-то вроде легкого удивления. Вздохнул и сказал чуть помягче:

— Нормально…

Только теперь Бруни заметила, что глаза у него совершенно измученные, будто он несколько дней не спал.


Она думала, что в самолете Филипп сразу заснет, но он сидел, отрешенно уставившись на спинку переднего сидения. Даже когда стюардесса начала развозить выпивку, не обратил на это внимания — той пришлось переспросить его, прежде чем он очнулся и пробормотал:

— Нет, спасибо, ничего не надо.

Когда начали показывать фильм — ужастик про инопланетян, и в какой-то момент Бруни, забывшись, схватила его за руку, он дернулся и взглянул на нее так, словно она совершила нечто недопустимое.

Она решила больше не делать попыток к общению, если он сам к ней не обратится. Но за двенадцать часов полета он так и не заговорил с ней, если не считать за разговор просьбу подвинуться, когда ему потребовалось выйти в туалет.

До самого дома они едва ли обменялись несколькими репликами. Дотащив до спальни ее чемоданы, Филипп хмуро спросил:

— Ты сегодня куда-нибудь выезжать собираешься?

— Не знаю… — Бруни даже растерялась: ну в самом деле — сейчас два часа дня, откуда она знает, что будет вечером?!

Он угрюмо взглянул на нее и пошел к себе.


Кризис разразился вечером, когда, разобравшись с письмами и автоответчиком, поработав несколько часов в мастерской, Бруни спустилась на кухню и позвонила Филиппу, чтобы пригласить его вместе поужинать.

И тут он показал себя во всей красе.

Нет, он не отказался, соизволил придти. Но соизволил вовсе не для того чтобы мирно разъесть вместе с ней пирог с почками и салат, как предполагалось. Вместо этого, заявившись на кухню с каменным лицом, с порога сообщил неприятным голосом:

— Знаете что, госпожа баронесса, давайте-ка расставим точки над Я — ваш телохранитель, вы — дочь моего работодателя. Никаких других отношений между нами… в общем, больше не будет.

— Ты чего?! — опешила она. — Мы же с тобой вроде как друзья…

— Вот именно, «вроде как»! — сухо подтвердил Филипп. — Так что не надо никаких этих, — он кивнул на стол, — совместных ужинов. И ночью ко мне тоже больше не приходи.

Смерил ее взглядом, словно убеждаясь, что до нее дошло сказанное, повернулся и пошел в сторону лестницы.

Первым желанием Бруни было запустить ему вслед пирогом. Но удалось сдержаться, помогла мстительная мысль: что ж — он хочет официальных отношений, он их получит!

— Филипп! — громко и четко позвала она.

Он обернулся с недовольным видом.

— Через полчаса я хочу поехать в город, — распорядилась Бруни и, повернувшись к нему спиной, принялась резать пирог. Не хочет есть с ней вместе — пусть остается голодным! Ей же самой как раз хватит получаса, чтобы поесть и переодеться для дискотеки.


Проснулась Бруни в собственной постели, одна, раздетая и укрытая одеялом. Как она сюда попала, скрывалось в тумане забвения.

Последнее, что запомнилось — это как она танцевала с каким-то парнем, которого пару раз до того видела, но по имени не помнила. Он прижимался к ней и словно невзначай «выруливал» в сторону туалета (имея целью, судя по всему, не просматривающийся из зала тупичок у пожарного выхода).