— Чай, кофе? — Трент щелкнул пальцами, блондинка тут же вскочила.

— Э-э… кофе, — Филипп на миг замешкался — ситуация выглядела чем дальше, тем непонятнее.

— Кристина, кофе, коньяк. — Девушка устремилась к боковой двери. — Берк, я хотел бы задать вам несколько вопросов. Прежде всего — как здоровье вашей жены?

— Без изменений.

Откуда он знает про Линнет? Филипп задал себе этот вопрос прежде, чем сообразил, что спрашивать надо не «откуда», а «зачем» — зачем Тренту понадобилось это знать?!

— Вы бывали в Европе? — последовал еще один вопрос.

— Да.

— Подробнее, пожалуйста.

— Пять лет провел в Париже. Учился в Сорбонне.

— Вы знаете французский язык?

— Да.

— Немецкий?

— Да.

— Насколько хорошо?

— Знаю с детства. Говорю свободно. Читать, писать тоже могу. Отец был из Эльзаса, он хотел, чтобы я знал немецкий.

Филипп не сомневался, что его ответы лишь подтверждают то, что Трент знает и так, но сама цель вопросов была ему непонятна, поэтому он стремился отвечать как можно короче.

Блондинка принесла поднос, поставила перед ними чашки с кофе, бокалы, на четверть наполненные янтарной жидкостью, и сахарницу. Похоже, в общении с ней Трент не тратил лишних слов: мельком бросив на нее взгляд, он сделал короткий жест — девушка тут же вышла.

— Прошу, — Трент кивнул на стол и взял бокал с коньяком. Филипп последовал его примеру — наличие в руке бокала давало возможность делать короткую паузу перед ответами на очередные вопросы, которые, как он подозревал, вот-вот последуют.

Он не ошибся.

— Как я понял, вы имеете подготовку телохранителя?

— Да.

— Опыт работы по этой специальности?

— Да.

— Почему прекратили?

— Эта работа не очень подходит для семейного человека.

— Как это вышло?

— Что?

— Ну… дипломированный психолог — и работали телохранителем… как-то не вяжется между собой.

На этот вопрос отделаться односложным ответом было нельзя. Поэтому Филипп, не вдаваясь в подробности, рассказал, как сразу после школы завербовался в армию. Прошел обучение в Форт Беннинге, служил в батальоне рейнджеров. Через полтора года — неудачный прыжок с парашютом и досрочное, по состоянию здоровья, увольнение из армии.

Армия выплатила щедрую компенсацию — хватило и на пару лет в Гарварде, и на первое время во Франции. Подрабатывал в частном охранном агентстве, параллельно с лекциями в Сорбонне прошел обучение в центре подготовки телохранителей — это дало ощутимую прибавку в заработке.

Получив диплом, вернулся в Бостон. Сначала работал телохранителем, потом, после женитьбы, начал работать в группе психологов «Линрайт Электроник». Через год — возглавил эту группу.

Слушая, Трент пару раз кивнул, но Филиппа не оставляло ощущение, что тот не столько вникает в то, что он говорит, сколько разглядывает и изучает его, оценивая по каким-то своим критериям.

— Какие-либо последствия той травмы остались? — спросил он, когда Филипп закончил.

— Нет.

— Что ж, в любом случае работа, о которой я хотел с вами поговорить, не подразумевает прыжков с парашютом, — Трент неожиданно усмехнулся, — так я, по крайней мере, надеюсь. — Снова стал серьезным и спросил: — Вы слышали когда-нибудь о моей дочери?

— Нет, — ответил Филипп, по-прежнему пытаясь сообразить, что все это значит. И при чем тут дочь Трента — он что, хочет нанять его к ней в телохранители?!

— Она живет в Германии, в Мюнхене. Четыре месяца назад она овдовела и… она никогда не отличалась примерным поведением, но после этого буквально как с цепи сорвалась. Компания «золотой молодежи», вечеринки, гулянки… По моим данным, в ее окружении многие употребляют наркотики, и, боюсь, она тоже может ими увлечься. Кроме того, ее выходки начали привлекать внимание прессы. — Трент отпил немного коньяка и, пристально глядя на Филиппа, произнес веско и медленно, выделяя каждое слово: — Поэтому я решил, что рядом с ней должен быть человек, который сможет более-менее контролировать ее поведение с тем, чтобы сократить до минимума количество… эксцессов и не дать ей связаться с наркотиками.

— Вы имеете в виду меня? — после небольшой паузы спросил Филипп.

— Да. Именно так. Как вы понимаете, вся эта информация абсолютно конфиденциальна. Если кто-то спросит, вы можете сказать, что я предложил вам работу на одном из своих предприятий в Германии.

— А если я откажусь?

— Будете продолжать работать здесь. Но я думаю, что согласиться — в ваших интересах.

Филипп молчал. Заинтересованной стороной сейчас был Трент — в такой ситуации, если не спрашивать, человек говорит порой больше, чем если ему задавали бы вопросы.

— Речь идет о годе… может быть, даже меньше, если она снова выйдет замуж: в этом случае ее поведение будет уже заботой ее будущего мужа. Все это время вы будете получать зарплату в десять раз более высокую, чем если бы вы продолжали работать здесь. Ну и, разумеется, ваши расходы там, в Европе, тоже будут оплачиваться.

Едва ли кто-нибудь, глядя сейчас на маловыразительное лицо Филиппа, смог бы заметить ту сумятицу, которая творилась у него в голове. Первой мыслью было: нет, ну как же — а Линнет?! Нельзя уезжать и оставлять ее одну!

Но потом пришла другая мысль, трезвая и спокойная: она все равно ничего не узнает… А это предложение поможет решить те проблемы, которые в последнее время не давали ему спокойно уснуть.

«Форрест Вью» была одной из лучших реабилитационных клиник в штате — но при этом дорогой. Настолько дорогой, что его зарплаты вместе со страховкой едва хватало на оплату счетов. Да и Эдна… нет, она не просила денег, он давал сам: Линни росла, и нельзя было допустить, чтобы девочка хоть в чем-то нуждалась.

Поэтому перед Филиппом все острее вставал вопрос — что делать дальше?! Можно было, конечно, перевести Линнет в другую клинику, подешевле. Но дешевле — значит, и хуже…

Или продать картины… Вырученных денег хватило бы надолго, тем более что теперь, когда известно, что новых картин Линнет уже не напишет, цены на них выросли чуть ли не в десятки раз. Но именно этого Филипп делать не хотел — и потому, что не считал себя вправе, и потому, что продать картины для него означало словно бы продать саму Линнет: ее душу, ее талант, воспоминания, связанные с этими картинами — ведь многие из них она написала в те два года, что они были вместе.

Разумеется, оставался еще один выход: обратиться за помощью к родителям Линнет. Они уже не раз предлагали взять на себя и оплату клиники, и заботу о внучке (как-то само собой получалось, что эти два предложения непременно связывались одно с другим). Но Филипп понимал, что в этом случае наверняка будет, под любым предлогом, начисто отстранен от девочки. Хотя внешне отношения с мистером и миссис Дейн у него были ровными, но он знал, что они с самого начала недолюбливали его, считая, что их дочь могла бы найти мужа и получше: более богатого, светского, красивого. И, как выразилась однажды мать Линнет, «близкого ей по интересам» — то есть художника или кого-то в этом роде.

Да, если бы внезапное предложение Трента не было связано с отъездом, он не колебался бы ни минуты…

— Хочу еще добавить, что если вы успешно справитесь с этой работой, то, вернувшись, сможете рассчитывать на повышение. Возможно, весьма существенное. — Очевидно, Трент посчитал, что пауза чересчур затянулась, и решил добавить «информации к размышлению». — Но должен предупредить сразу: работа эта не из легких, моя дочь — человек далеко не покладистый и не простой в общении. Вот с этими материалами, я думаю, вам стоит ознакомиться перед тем, как вы примете окончательное решение…


Весь вечер Филипп изучал материалы — газетные вырезки, полицейские рапорты, черновики заметок «скандальной хроники», которые так и не были, судя по всему, опубликованы — и фотографии.

Внешне Амелия Трент была похожа на отца. Светловолосая, голубоглазая, весьма привлекательная — и уверенная в своей привлекательности, это было видно сразу — она походила скорее на немку, чем на американку.

Она была дочерью Трента от первого брака. С тех пор он успел жениться и развестись еще дважды. Мать Амелии, бывшая манекенщица, в настоящее время была замужем пятый раз.

Похоже, и дочь стремилась пойти по стопам родителей: в первый раз она вышла замуж в восемнадцать лет, за своего сверстника. Брак продлился семь месяцев. Второй брак — в девятнадцать лет. На сей раз супруг был старше Амелии на сорок два года, зато теперь она могла по праву именоваться баронессой фон Вальрехт.

Из пяти лет брака последние три года барон фон Вальрехт провел в окружении докторов и сиделок — возможно, именно попытка «соответствовать» молодой жене стоила ему двух инфарктов. Новоиспеченная баронесса же тем временем вела весьма свободный образ жизни: в светской хронике часто появлялись заметки о ней, причем имя ее связывали с самыми разными мужчинами.

В скандальной хронике заметки тоже встречались. Поводом для них служили различные инциденты — от превышения скорости до коктейля, публично вылитого за шиворот известной фотомодели.

Возможно, именно поэтому, когда третий инфаркт унес барона фон Вальрехта в могилу, выяснилось, что большая часть его состояния завещана различным благотворительным организациям. Баронессе достались лишь вилла в пригороде Мюнхена и сравнительно небольшое содержание.

Молодая вдова была далека от траура — напротив, «инциденты» стали происходить чаще и начали носить более серьезный характер. Снова превышение скорости, но уже в пьяном виде и сопровождающееся оскорблением словом и действием задержавшего Амелию полицейского. Участие в скандальной вечеринке, на которую каким-то образом ухитрился проникнуть папарацци (фотографии, весьма откровенные, в печать не попали: Трент сумел «погасить» скандал). И — самое идиотское: воскресным утром, при большом скоплении народа, баронесса фон Вальрехт в полном ковбойском наряде зашла в зоопарке в загон с зебрами и устроила там нечто вроде родео — как выяснилось, на пари. Отделалась легко: вывихом плеча и парой ушибов…