Я открыла дверь, и Грэм бросился навстречу, встретив меня залпом радостного лая.

Я присела, обняла его и посмотрела в добрые карие глаза.

– Должна извиниться перед тобой, дружок, – сказала я. – Ты был прав от и до.


– «Крюг»! – весело воскликнул Джос вечером того же дня. – Это же просто праздник!

– Да, – сказала я. – Почему бы нет? Боюсь только, это не марочное шампанское.

– Ничего, – сказал он с улыбкой, – выпьем и такое.

– Говорят, «Крюг» положено пить на крестинах.

– Неужели? – рассеянно бросил он. – Никогда бы не подумал.

– Значит, ты не бывал на крестинах в последнее время? – сказала я.

– О нет – уже тысячу лет. Какое чудо! – воскликнул он, глядя на календарь Рождественского поста,[131] который я повесила на стену накануне. – Я очень люблю эти календари, только ты еще не открыла сегодняшнее окошко. Я открою – ого! – чемодан. Это что-то напоминает мне, Фейт. Ты уже упаковала вещи?

– Не совсем, – отвечала я.

– Будешь путешествовать налегке? – спросил он, обнимая меня за талию.

– Только на этот раз.

– Ждешь отпуска?

– О да.

– Ммм – утка! – одобрительно воскликнул он несколькими минутами позже, когда мы сели к столу.

– На самом деле это утенок, – подчеркнула я, ставя на стол овощи. Это были крошечные свежие картофелины, бобы, маленькие початки сладкой кукурузы, миниатюрная морковь и малышки цуккини.

– Прямо овощной детский сад! – усмехнулся он.

– Мне нравятся овощи-малютки, Джос, а тебе? – Он улыбнулся и пожал плечами. – Обожаю маленькую морковь, горошек, кукурузу. А тебе нравятся малютки? – Он кивнул, потом отпил шампанского. – Нравятся? – повторила я. – Я не уверена, что это так. Нет, Джос. – Я вздохнула и покачала головой. – Я совсем в этом не уверена. Видишь ли, у меня такое впечатление, что ты не очень-то любишь малюток, особенно – свою собственную.

Он медленно опустил нож и вилку и посмотрел на меня таким пронизывающим взглядом, словно пытался прочесть все мои мысли. Но я решила, что уже достаточно с ним поиграла. Не садистка же я.

– Джос, – сказала я тихо. – Я знаю. Повисло молчание, и я слышала, как тикают кухонные часы.

– Что? – спросил он недовольно. – Что ты знаешь?

– Про ребенка, – сказала я.

Джос положил нож и вилку на край тарелки.

– Полагаю, Бекки рассказала? – сказал он.

– Да. Она рассказала. Но почему, ради всего святого, ты сам не сказал?

– Потому что это тебя не касается, – хладнокровно ответил он, снова берясь за вилку.

– Ты уверен в этом, Джос? И что же заставляет тебя думать, что можно оставаться со мной рядом на протяжении семи месяцев и не рассказать мне о своем ребенке?

– Послушай, – он начинал заводиться, – у меня было очень… трудное время. У меня большие проблемы с ней.

– Это мне известно, – тихо ответила я. – И еще мне известно, что у нее большие проблемы с тобой. Ты лгал мне, – продолжала я с милой улыбкой, – так же, как лгал во многом другом. Но эта ложь слишком серьезная, Джос, потому что ты сказал мне – у тебя нет детей. Когда мы познакомились, помнишь? Я спросила тебя, и ты ответил – нет.

– Я не думал, что он мой, – защищался он, – и я все еще не верю.

– Да? А я верю, – сказала я спокойно. – И кстати, это не он, а она.

Я встала, подошла к шкафу и достала фотографию, которую Софи дала мне на время.

– Ты уверен, что она не твоя? – спросила я, кладя снимок перед ним. Он вздрогнул и посмотрел в сторону. – Она удивительно похожа на тебя, Джос. Те же большие серые глаза, тот же рот, те же светлые кудри. И зовут ее так же.

Я убрала фотографию и снова села к столу.

– Это моя проблема, – настаивал он. – Это не имеет к тебе никакого отношения.

– Нет, Джос, честно говоря, имеет. Потому что теоретически я могла стать ее мачехой, так что мне, естественно, хотелось бы все знать. Но главное, мне теперь интересно, в чем еще ты мог обмануть меня, если ты готов был лгать про это?

– Это просто кошмар, – простонал он, запуская пальцы в волосы. – Я не хотел впутывать тебя, Фейт, потому что было нечестно расстраивать тебя по этому поводу.

– Да ладно, Джос, – сказала я устало. – Ты просто не хотел расстраиваться сам. Софи говорит, ты не дал Бекки ни гроша. Нисколько. Это правда?

– Тебя не касается, давал я ей денег или не давал! – резко ответил он. – И нечего было слушать эту, эту чокнутую… лесбиянку!

Меня не удивила его агрессивность. В конце концов, сказала я себе, это человек, который кричит на собак.

– Ты прав, Джос, – сказала я невозмутимо. – Это меня не касается. Больше не касается. Потому что мы расстаемся.

Он уставился в стол.

– Но я не понимаю, что это меняет между нами, – простонал он.

– То, что ты не понимаешь этого, еще раз подтверждает, что нам не стоит быть вместе.

– Так значит, ты бросаешь меня? – зло сказал он, и его губы сжались в знакомую тонкую линию. – Ты пытаешься избавиться от меня? Я правильно понял?

– Да, полагаю, что правильно.

– Я не позволю тебе сделать это! – сказал он.

– Извини, Джос, но, боюсь, у тебя нет выбора. Я знаю, что обычно ты сам рвешь с женщинами, но на этот раз я расстаюсь с тобой. Не из-за ребенка, а потому что я тебе больше не верю. Ты – лжец, – сказала я. – Я всегда это знала и, честно говоря, я не была влюблена в тебя. – При этих словах он посмотрел на меня потрясенно, его глаза метали молнии. – Что-то в тебе было не то, – продолжала я, – и теперь я знаю что. Ты как будто не настоящий. Ты – только то, что видится на поверхности. Ты похож на свои картины: смотришь и кажется, что все как настоящее, но это обман зрения. Ты – очаровательная иллюзия, только и всего.

– Я делал для тебя все, – бросил он.

– Да, – сказала я, – делал. Но только потому, что хотел заставить меня полюбить тебя. «Я сделаю так, что эта женщина влюбится в меня» – разве не это ты говорил себе? А в последнее время ты был особо мил, и теперь я понимаю почему – ты знал, что история с Бекки вот-вот всплывет, и пытался подольститься. Но, честно говоря, Джос, то, что ты делал для меня, не меняет того, как ты обошелся со своим ребенком.

– А как бы ты чувствовала себя на моем месте? Что делать, если категорически говоришь женщине, что ваши отношения случайность, а она берет и поступает так! Ты могла бы проявить сочувствие, ведь и с Питером сейчас произошло то же самое.

– Разница между тобой и Питером заключается в том, что он поступит так, как подобает честному человеку. Бекки нужны деньги, – сказала я. – Ты с легкостью можешь позволить себе заплатить.

– О, она получит свои деньги в конечном счете, – бросил он нагло, – но я не собираюсь облегчать ей задачу, потому что все это ее чертова вина.

– Почему это ее вина? Ведь это ты занимался с ней сексом, зная, что она сходит по тебе с ума.

– Да. Но я был честен. Я говорил ей, что у нас с ней ничего не выйдет. Я все время говорил ей, – в его голосе слышались истерические нотки, – я все время говорил ей, чтобы она нашла себе нормального парня.

– Как благородно с твоей стороны, – сказала я.

– Я не думал, что она сделает это, – проскулил он, и черты его красивого лица перекосились от досады.

– Джос, почему ты думал, что не сделает?

– Потому что это было бы моральным самоубийством, вот почему. Я даже не притворялся, что люблю ее. Так зачем ей было рожать ребенка от меня?

– Потому что она любила тебя. Ты знал это. И должен был принять меры предосторожности.

– Я принял меры. Я дал ей денег.

– Ты дал ей денег? – спросила я слабым голосом. – На что?

– На аборт.

– И это ты называешь осторожностью? – воскликнула я с глухим смехом. – Надо быть самоубийцей, чтобы продолжать отношения с тобой. Бедная Бекки! – сказала я. – Чем больше ты говоришь, тем более низко все это выглядит. Ты поступил, как Пинкертон, – спокойно заметила я. – Ничуть не лучше.

– Но ей были известны правила игры! – прошипел он. Он поднялся и смотрел на меня горящими глазами. – Ей были известны правила, – повторил он, разрубая левой рукой воздух. – Она знала, что это случайные отношения, так что ей некого винить, кроме себя самой! – Я подумала, что уже слышала это. Именно так он говорил о Чио-Чио-сан тогда в театре. – Она просто сумасшедшая стерва, которая пытается вызвать к себе жалость, – добавил он с презрением. – Она свихнулась на идее принести себя в жертву. Я говорил ей не рожать! – прошипел он, доливая «Крюг» себе в бокал. – Я говорил ей, что заплачу за аборт, но эта глупая овца отказалась. Я надеялся, у нее будет выкидыш, – продолжал он, и его голос сорвался на истерику. – Я молился, чтобы так было, – взвизгнул он, – становился на колени и молился. О да! – выкрикнул он, размахивая бутылкой. – Если бы у Бекки случился выкидыш, я бы все здесь уставил марочным «Крюгом»!

Эти слова были как удар в солнечное сплетение. Я смотрела на него, не испытывая никаких чувств, кроме презрения.

– Я хочу, чтобы ты ушел, – сказала я тихо, чувствуя, что внутри у меня все клокочет. – И пожалуйста, позвони завтра в турагентство и скажи, что летишь на Карибские острова один.

Когда он ушел, я так и сидела в гостиной, глядя в пустоту. Грэм, чувствуя, что мне плохо, подошел и положил голову мне на колени.

– Ты такой умный, – сказала я ему, поглаживая за ушами. – Ты сразу все понял. Я думала, Джос мой спаситель, а это был только призрак.

Я лениво взяла тот номер журнала «Я сама», который прихватила на игре в поло. Я перечитала тест на совместимость, и мне стало смешно и стыдно.

Есть ли у вашего партнера привычки, которые вас раздражают? – спрашивалось в первом пункте. Да, боюсь, что есть. Ваш партнер всегда говорит вам правду? К сожалению, нет. Проще говоря, он врет. Нравится ли ваш партнер вашим родным и друзьям? Не совсем – особенно собаке. И наконец: приходилось ли вам испытывать беспокойство в связи с какими-нибудь высказываниями или поступками вашего партнера? С мрачной улыбкой я стерла написанное карандашом июльское «нет» и ручкой жирно вывела – «да».