– Спасибо, Эми. Убедите его в этом – и я буду счастлива. Но, конечно, не настолько, как после его освобождения…

7

Срок заключения Мануэля должен был завершиться в конце октября, но в первую же пятницу этого месяца он неожиданно явился в коттедж. Дело было в четверть четвертого пополудни; в коттедже как раз обедали. Харрис только что подал жареного зайца и принял у служанки блюдо со сливовым пудингом. Выйдя в холл, чтобы вернуться на кухню, служанка услышала стук в дверь. Открыв дверь, она увидела на пороге того самого кучера чужеземной наружности, из-за которого случилось столько неприятностей.

Они какое-то время молча смотрели друг на друга.

– Что вам угодно? – спросила служанка, опомнившись.

– Передайте моей жене, что я вернулся, – проговорил он.

Она разинула рот и с таким видом направилась к столовой. Рядом не было никого, у кого она могла бы спросить совета: ни Харриса, ни мисс Пиклифф, ни кухарки. Однако она догадалась, что входную дверь нужно закрыть – уж больно силен был ветер.

– Войдите, – сказала она ему.

Он вошел, держа в руке шляпу. Этот холл был ему хорошо знаком, словно он побывал в нем только накануне.

Служанка легонько постучала в дверь столовой, вошла, подкралась к Харрису, замершему у сервировочного столика, и прошептала:

– Это он!

– Что вы сказали? – так же шепотом переспросил Харрис.

– Он, Мендоса!

Харрис перевел взгляд на обедающих, но не повернул головы.

– Где он?

– Я оставила его в холле.

Теперь в затруднительном положении оказался Харрис. Кому доложить – госпоже или мисс Аннабелле? К мисс Аннабелле вернулся муж, но дворецкий никогда не должен забывать о приличиях. Он подошел к столу и, заняв позицию между госпожой и Аннабеллой, слегка наклонился сразу к обеим, но обратился к госпоже:

– К мисс Аннабелле пришли, мадам. Аннабелла неторопливо отложила нож и вилку и, подняв на дворецкого глаза, спросила:

– Кто, Харрис?

– Кто там, Харрис? – бесстрастно спросила Розина.

– Мануэль. Мануэль Мендоса, мэм.

Аннабелла пулей вылетела из-за стола и метнулась к двери. Ее ждал Мануэль – ее Мануэль! Он свободен! Она едва не повалила его с ног. Повиснув у него на шее, она спрятала голову у него на груди и запричитала:

– Мануэль, Мануэль, Мануэль… – Подняв голову, она выдавила: – Я не знала… Я думала…

– Меня освободили досрочно. – В его голосе не было ни чувства, ни выражения. Он внимательно смотрел на нее. Кроме них, в холле никого не было. Они немного постояли молча, потом он спросил:

– Ты готова?

– Да, Мануэль, да! – без колебаний ответила она и тут же добавила: – Только тебе надо поесть. Подожди. Присядь, я предупрежу ее. – Последние слова она произнесла шепотом, подведя его к креслу. Он, однако, отказался садиться.

– Я могу подождать стоя.

Она еще раз окинула его взглядом и бросилась обратно в столовую.

– Это Мануэль!

Розина ответила, не отрывая глаз от тарелки:

– Он вышел раньше, чем ты предполагала?

– Да.

– Чего ты ожидаешь от меня? – спросила Розина, по-прежнему не поднимая глаз.

– Пригласи его пообедать.

При таких словах Розина не могла не поднять глаз. В них читалось непонимание. Ее лицо на мгновение перекосилось от столь невероятного требования.

– Это невозможно, – чопорно проговорила она. – Я не смогу есть в обществе Мануэля. Мы едим раздельно даже с Элис. Пойми, я никогда не смогу сесть с Мануэлем за один стол.

Они молча изучали друг друга.

– Извини. В таком случае мы уходим в фургон.

– Аннабелла! – В окрике прозвучала непреклонность. – Ты не можешь, не должна! Как ты не понимаешь: ты нужна мне! Ты так и не поняла, насколько я в тебе нуждаюсь. Покинуть меня через столько месяцев, проведенных вместе… Ты не можешь… Я поговорю с Мануэлем и объясню ему…

– Ты этого не сделаешь! Не смей!

– Аннабелла! Ты забыла, с кем разговариваешь!

– Нет, не забыла… мама. – Она подчеркнула это слово и продолжила: – Я ничего не забыла. Я бесконечно благодарна тебе за все, что ты для меня сделала, особенно за последние месяцы, но я с самого начала предупреждала тебя, что, как только Мануэля освободят, я уйду к нему. Мне жаль, до глубины души жаль оставлять тебя, но по-другому я не могу. Я – жена Мануэля, однако я поступаю так не из чувства долга, не по обязанности, а по любви. Он для меня любимый, единственный. Ты слышала это от меня и раньше.

Они еще какое-то время смотрели друг на друга. Потом Аннабелла кинулась к двери. Розина бросила ей вслед срывающимся голосом:

– Аннабелла, не делай этого, прошу тебя! Подожди, останься еще ненадолго, хотя бы до завтра.

У двери Аннабелла обернулась и после секундного размышления ответила:

– Хорошо, до завтра.

Она выскочила в холл, и глаза ее расширились: вместо Мануэля она застала там Элис.

– Где он? Где он, Элис?

– Ушел. Дверь осталась приоткрытой, а у него есть уши. – Судя по тону и всему поведению Элис, она обвиняла Аннабеллу в черной неблагодарности.

Не позаботившись набросить плащ, Аннабелла стремглав вылетела за дверь и кинулась к воротам, крича на бегу:

– Мануэль, Мануэль!

У нее уже отказывало дыхание, когда она высмотрела впереди его удаляющуюся фигуру.

– Мануэль!!! – крикнула она из последних сил, борясь с ветром.

Он остановился и подождал ее. Она опять повисла на нем. Он поставил ее на ноги и бесстрастно произнес:

– Все в порядке, не расстраивайся.

– Там все готово… – пролепетала она. – Я говорю о фургоне. Я все сделала так, как ты велел. Я следила, чтобы не протекала крыша, Добби накормлен и ухожен. Утром мы уедем. Я только соберу свои вещи. То немногое, с чем я сюда явилась, – поправилась она. – О, Мануэль!..

Они стояли на аллее перед слепыми окнами пустого Дома. Она обняла его за шею, и он, не имея больше сил сопротивляться, крепко прижал ее к себе и впился в ее губы жадным поцелуем. Они надолго застыли в порывах свирепого ветра.

Забравшись в фургон, они еще раз обнялись, на этот раз с бесконечной нежностью, но не менее крепко, словно боясь оставить малейший зазор, способный нарушить их единение.

– Оглядись. Нравится? – спросила она, задыхаясь. – Я сделала все это сама!

Внутренние стены фургона были выкрашены свежей белой краской, там и сям красовались веселенькие птички и зайчики.

– Сама? – удивленно переспросил он.

– А как же! – Она горделиво покивала. – Гляди, я сама сшила это лоскутное покрывало и занавески с ручной вышивкой. – Она торжественно приподняла край занавески, потом снова кинулась ему на грудь, бормоча сквозь рыдания: – О Мануэль, мне приходилось заполнять делами каждый час, каждую минуту, иначе я бы сошла с ума. А теперь расскажи мне… – Она понизила голос. – Как тебе было там?

Он, качая головой, смотрел на ее руки, стиснутые его ладонями.

– Сидеть взаперти – это все равно что лежать в могиле. Я был мертвецом и одновременно мучился, потому что никак не мог прогнать из головы мысли о тебе. Но по-своему там было не так уж плохо: мы дробили камни и сшивали парусное полотно – не работа, а отдых по сравнению с тем, что мне приходилось делать раньше. Но я не отказался бы работать по двадцать три часа в сутки, лишь бы видеть по ночам звездное небо над головой, лишь бы рядом была ты. Был момент, когда я чуть не лишился рассудка и уже приготовился совершить побег, но вовремя сообразил, что меня все равно поймают и опять бросят в застенок. Тогда я решил быть паинькой, и это, как видишь, принесло плоды.

– Милый!.. – Она потерлась щекой о его рукав и спросила: – Ты голоден?

– Вообще-то я бы не прочь перекусить. Меня выпустили в восемь утра, и с тех пор я в пути.

– Неужели ты все это время ничего не ел? – Она вскочила. – Оставайся здесь, я мигом. Обещай, что никуда не денешься!

– Обещаю. – Он устало обнял ее и прижался головой к ее груди, повергнув ее в трепет. Нежно поцеловав его, она сказала:

– Приляг и отдохни минут десять. Я принесу тебе поесть.

Он послушался. Но его мозг не отдыхал, он повторял про себя те же слова, что и все время заключения, только уже без знака вопроса: «Она пойдет за мной». Им ее не удержать. Она сама себе хозяйка. Наконец-то она превратилась в самостоятельную женщину… Эта приятная мысль окончательно его успокоила, и он погрузился в глубокий сон.

Прибежав в коттедж, Аннабелла снова предстала перед Розиной.

– Ты позволишь мне отнести ему поесть? – отчужденно спросила она.

Розина, пряча тревогу, пробормотала:

– Разумеется, Аннабелла! Прости меня, но что поделать – врожденная привычка…

– Я понимаю.

– Вряд ли… Лучше скажи, каковы твои планы? Аннабелла молчала, глядя прямо перед собой. Ей не хотелось причинять Розине боль, но еще менее хотелось кривить душой.

– Утром мы уедем, – сказала она. – Я говорила тебе, что мистер Карпентер с радостью примет нас обратно.

– Аннабелла!.. – Розина зажала ладонью рот, чтобы не было видно, как дрожат губы, но о ее волнении красноречиво свидетельствовал срывающийся голос. – Я столько всего напланировала… Я вот-вот собиралась поставить тебя в известность о своих планах. Я все обговорила с дядей Джеймсом. Речь идет о твоих жизненных интересах. По правде говоря, я и о себе не забыла. Знаешь ли ты, о чем идет речь, Аннабелла?

– Не знаю, мама.

– Я задумала превратить Холл, по крайней мере, ту его часть, которая называется собственно Домом, в стекольный завод. Говорят, спрос на стекло снова вырос, а завод для его производства, как тебе известно, можно устроить где угодно. Только вчера я прошлась по помещениям и прикинула, как все это будет выглядеть. Ты говорила, что тебе здесь нечем заняться, ничто не вызывает у тебя интереса, вот я и подумала: если ты готова работать на стекольном заводе какого-то Карпентера, то с еще большим удовольствием стала бы работать на своем собственном.