— Дверь, — коротко сказал Денис, когда Юля шагнула в его сторону. Выполнив просьбу, девушка защелкнула замок и присела на подлокотник дивана.

— Поехали?

— Поехали. — Продолжал упрямо шелестеть бумагами. Не укрылась от взгляда тревожная задумчивость в серо-зеленых глазах и выражение усталости на лице. Убрал документы в стол и поднялся с кресла. Оно скрипнуло, будто радостно выталкивая его, едва он сделал усилие, чтобы встать из-за стола. — Рассказывай…

— Что рассказывать? — отвечала вяло, что насторожило Дениса еще больше.

— Все. Я думал, ты раньше приедешь.

— Провозилась. То одно, то другое…

— Естественно. Дел куча, — мягко усмехнулся. Коснулся волос и вплел в них пальцы. И уже потерялся. В этих ощущениях, в ярких образах, в своем неутомимом бушующем желании. Перекинул ее волосы на одно плечо, затем на другое, потом взлохматил от корней. Убрал падающие на лоб пряди.

Тогда Юля улыбнулась. Наконец-то. Ее улыбка пахла солнцем. Непривычно видеть Юлю хмурой, аромат горечи ей не подходил.

— Чего ты меня треплешь как болонку?

— А болонок так треплют?

— Не знаю я, — сказала нарочито рассерженно.

— Девочка хочет покапризничать?

— Да, я не выспалась, — нахмурилась. — Теперь плохо себя чувствую…

Не заметил, как поцеловал ее. Правда. Ведь не замечаешь, когда делаешь очередной вдох. Не контролируешь. Не протестуешь. Против родного не протестуешь. Дышишь и все. Вдыхаешь полной грудью. Впитываешь в кровь живительный кислород. Живешь. Наполняешься настолько, что начинаешь задыхаться... и снова хватаешь воздух открытым ртом.

Вот так и целовал — чтобы выдавить из губ все соки. До железистого привкуса. Впитывал Юлю в себя. В голову, в душу, в сердце, в ставшие чуткими пальцы.

Целовал вот так — чтобы ладони в шелковых волосах, привкус тягучей сладости на языке, и дурман под кожей.

Не давал ей выскользнуть, подтянув к себе ближе, прижимал к телу сначала со всей силой, потом слабее. С тем чтобы на расстоянии вдоха чувствовать ее горячее дыхание и в звенящей тишине слышать взмах ресниц.

— Вот теперь точно поехали, — сказал низким неуверенно-сиплым голосом.

Нужно остановиться, не допустить, не перегнуть палку, не увлечься, иначе…

Но трудно невероятно. Безумно. Почти невмоготу. Это ж до ее восемнадцати рехнуться можно! Хотел ее до головокружения. Уже до тошноты. Уже неприятно и больно.

Всем своим существом чувствовал в ней потребность. Огромную. Непреодолимую. Не просто сексуальную. Другую — на каком-то ином уровне. Необъяснимом. За гранью. Без спасения. Чтобы кожа к коже. Горячо. Влажно. Моя. Еще…

Юлька не отпускала, словно руки приросли к его плечам. Немудрено. После такого-то поцелуя. Не хотела отпускать. Его всегда так мало. Говорил бы, целовал, ласкал… Переплавил бы ее разрушающие чувства во что-то другое. Любила же. Верила. Но ревность. Ревность жила своей жизнью. Сжирала изнутри, высушивала. Он мог бы избавить ее от всего этого. Неужели не хочет? Не нужна? Неужели с той приятнее?

Сегодня Юля не дала мыслям о его любовнице сожрать себя, не позволила. Может быть, когда-нибудь она научится совсем их не чувствовать. Будет дробить усилиями разума, сжигать огнем и распылять по ветру как горстку пепла.

С тяжелым нервным вздохом он отстранил ее, отошел и стащил с себя рубашку. Белоснежная рубашка в это утро — вызов небесам. Давно собирался переодеть ее, но замотался. Сейчас же воспользовался этим, чтобы отвлечься и занять руки, иначе эти руки снимут с его девочки всю одежду. Подошел к шкафу и прежде чем успел выхватить что-то, чтобы натянуть на себя, Юля обняла его. Прижалась к голой спине.

— Я хочу тебя потрогать, — произнесла то, о чем думала. Хотела трогать, касаться, ощущать под ладонями крепкие мышцы, стискивать руками широкую спину. Только без рубашки.

Это же надо сказать вот так! Так, чтобы парализовало, и сопротивляться, объясняя, что не стоит и не нужно им сейчас… сил просто не было. Как будто пароль подобрала, код из нескольких слов, который сломил волю и снес напрочь все барьеры. И мозг вынес тоже.

Она хочет его потрогать! Боже, как он хотел… Знала бы она, как он ее хотел…

— Юля…

— Мне надо с тобой серьезно поговорить. Только сейчас ничего не спрашивай. Завтра.

Сегодня у нее не хватит моральных сил начать тот разговор, что запланировала. А после него ей скорее всего не светят сладкие поцелуи и долгие объятия. Убийственно, конечно, но решение принято. Хотя откладывать его на завтра, значит — продлевать свою агонию.

В другой день и другой момент Денис бы, наверное, не стал ждать того знаменательного «завтра». Вытряс бы все из нее сегодня. Но Юлька сориентировалась быстрее, оттеснила его к дивану, и как только он уселся, забралась к нему на колени.

— Убери их, они мне мешают.

Юля сначала не поняла, о чем он. Тогда Денис коснулся ее волос.

Смущение промелькнуло искрой на девичьем лице и угасло не оставив следа. В кармане ветровки лежала резинка для волос, потому удовлетворить странную просьбу не составило трудности.

Пока Юля закручивала волосы в узел, Денис опустил язычок молнии вниз, расстегивая ее ветровку. Куртку Юля сняла сама, оставшись в джинсах и белой футболке.

Не снимать. Не снимать. Не снимать. Снял с нее футболку. Стянул через голову.

Время, которое до этого летело стремительно, остановилось. И воздух, что, казалось, закручивался в воронку, застыл. И в этой невероятной тишине каждый шорох стал подобен грому, а дыхание разделилось на множество оттенков.

И вот оно — объятие «кожа к коже», ошеломительное в своей нежности, нетерпеливое в касании рук, безжалостное — в своем окончании. Но пока время забыло о них, хотелось хоть на пару минут сойти с ума. Именно сейчас, когда ожидание поцелуя важнее, чем сам поцелуй. И первый не в губы. В шею, ниже. В ключицу. До тихого стона.

Еще не поцеловал в губы, но уже чувствовал на своих ее тепло. Мягкость. Вкус. Влагу.

Юля впервые ощущала его теплые ладони обнаженной кожей. Они гладили спину, бродили по плечам, слегка касались груди над линией бюстгальтера. Потрясающие ощущения. Совсем сумасшедшие, когда поцеловал. Будто обещал продолжение… Откровенно, обнажая свое желание. Это горячо и уже не просто приятно. Это заставляло дрожать. И хотеть большего.

Но Денис снова остановился. Задержал ладони на ее плечах. Потом на мгновение снова притянул к себе, целуя и слизывая с губ остатки горечи. Она была неизменной свидетельницей их встреч и от нее казалось невозможным избавиться.

— Что ты творишь, Красота… — Не хватало сил, чтобы оттолкнуть ее. Руки прижимали ее все крепче. С трудом контролировал себя, боялся, что сейчас завалит ее на диван и будет любить до изнеможения. До судорог любить. Чтобы все ее тело стонало — дрожью и вздохами…

Тихая победная улыбка мелькнула на покрасневших губах. Тугой ком в груди мешал говорить, но Юля нашла мужество прошептать:

— Люблю тебя, разве непонятно?

ГЛАВА 32

Этим же вечером отвез Юлю на Поселковую и остался там на ночь, планируя уехать после обеда следующего дня, если не возникнет никаких непредвиденных обстоятельств.

Утро начал с пробежки. Дремотно-голубой рассвет так и манил вдохнуть прохладного густого воздуха. Вернувшись в дом, сразу направился в свою комнату, по пути бросив взгляд на кухню. Увиденное заставило Дениса быстро подняться к себе и без промедления спуститься обратно.

— Че, страшно Михалыч? — Карпов ткнул пистолетом в висок старика. Тот, сконфузившись, втянул голову в плечи. — Ты когда-нибудь видел, как у человека мозги из головы вылетают? — ухмыльнулся, находя в реакции Михалыча что-то забавное. Но веселье длилось недолго, потому что в следующую секунду на собственном затылке почувствовалась холодная сталь пистолета.

— Чтобы мозги вылетели, их надо иметь, — ледяным тоном сказал Шаурин. — Я сейчас нажму на курок, и мы с Михалычем воочию убедимся, есть ли у тебя что-нибудь в черепной коробке. Страшно? — с нажимом спросил, не без удовольствия наблюдая, как Карпов напрягся при его голосе. По всей видимости, тот решил почистить пистолет, но заигрался в ковбоя, что Шаурина изрядно разозлило. Но еще больше его вывело из себя не то, что Карпов уселся с оружием за кухонный стол, а его отношение к Михалычу. Безответный тот старик, такого обидеть только моральный урод горазд. В сущности, Карпов широтой души не отличался.

— Шаур, ты полегче, — без былой уверенности в голосе произнес Саша, заливаясь краской. Само собой, не стыда. Может быть, неуверенности. Страха какого-то… И правильно. Не шутил Денис, чувствовал острое яркое желание нажать на курок. Карпов для него живой рассадник проблем и пороков. Правда, устранив его, действие свое перед Монахом трудно будет объяснить, потому как пока оно основывалось только на личной неприязни. И ничего другого Денис этому головорезу предъявить не мог.

— Пугать будешь свое отражение! Ты за этим столом пьешь, хлеб ешь… — Денис опустил ствол. И отшагнул, позволив мужчине отодвинуть стул и встать из-за стола. — Только желваками играть не надо! Оружием занимайся у себя, там хоть застрелись!

Почти лопаясь от злости Карпов покинул кухню. Лев Михалыч сделал это еще раньше. Шаурин обернулся, чтобы выйти следом и чуть не столкнулся с Юлей.

— Ты чего здесь? — Не успел выровнять тон, потому слова прозвучали резко.

— Ничего… — смущенно пожала плечами, застыв в проходе. Сцена, которую невольно довелось пронаблюдать несколько секунд назад, заставила содрогнуться. Юля и сама не понимала, отчего стало не по себе. Вроде не в первый раз оружие видела. Но, возможно, впечатлилась, потому что сейчас оно находилось в руках Дениса. Хорошее начало дня…

— Помнишь, я хотела с тобой поговорить?

— Нет, ничего я не помню.

Не до разговоров сейчас. Мокрая майка прилипла к телу, по вискам струился пот. Наверх Денис взлетел, чтобы только взять пистолет и сбросить олимпийку. А сейчас горло драло от сухости и единственным желанием было влить в себя стакан воды.