До этого момента и сам не представлял, как сильно хотел этого ребенка. Потому что уже услышал его, будто изнутри узнал, уже почувствовал свое родное, кровное. Он еще крошечный совсем, ему еще расти и расти, а сердечко уже бьется. Первым делом сердце, ведь правда… Может быть, оттого человек многое сердцем чувствует, самые правильные ответы именно сердце подсказывает. Его не обманешь.

И сердцем не обманешь…

Помнил, вышли из кабинета, Машка воодушевленная, активная, вся светилась от счастья и о чем-то говорила без умолку, а он лишь взял ее за руку, сжал, надолго задерживая в своей. Хотел что-то сказать, но так слов правильных и не придумал. Да разве нужны они, слова? Просто крепко обнял Машу, без слов говоря, что чувствовал. Она приникла, понимающе притиснулась и глубоко вздохнула у него под подбородком.

Потом весь день грудь сжимало от беспричинной радости, и что бы ни делал, все казалось важным и нужным. Потому что в ушах, в голове, кажется, во всем теле, звук сердцебиения малыша. Постоянная непрекращающаяся пульсация.

Биение сердца. Биение жизни. Быстрые удары.

Новый ритм, толкающий в его груди новый чистый вдох…

Все уже собрались, только Бажин опаздывал. Мелех позвонил ему, предупредил, что ждут только его, но позвонил для виду, чтобы добавить Вайцу напряжения. Тот заметно нервничал: его сухощавое тело слегка вздрагивало, как от нетерпения. Глаза, казавшиеся большими из-за стекол очков, время от времени замирали на пустующем кресле, но чаще на бокале с вином, — хотелось осушить его до дна и быстро выпить еще.

Шумаев и Маслов тихо переговаривались о вещах незначительных, не касающихся повода, по которому собрались. Так прошло полчаса. За эти полчаса Вайц, казалось, устал переживать и откинулся в кресле. Однако уселся он так не от свободы и легкости, а от душевного бессилия.

Еще через минуту дверь рывком открылась, и воздух в помещении взметнулся, холодком пробежав по ногам всех присутствующих. В небольшой вип-зал ресторана вошел Бажин и степенно уселся в свободное кресло.

Кивком он то ли поздоровался, то ли извинился за опоздание и посмотрел на Вайца суровым, предельно внимательным взглядом.

— Что же вы, Глеб Валентинович, так долго заставляете нас ждать?

Худой мужчина с энергичным острым лицом слегка замешкался с ответом. Странное дело, еще к сути вопроса не перешли, а уже охватило чувство, что его взяли за горло. Причем очень крепко.

— Напрасно вы, Виталий Эдуардович, — стал осторожно прощупывать настроение Виталия, — я согласился встретиться с вами, едва выдалась возможность, — чуть развел ладонями, пытаясь придать словам легкости.

Бежал Вайц мыслью лишь в одном направлении, и от этой мысли у него бурела шея: как бы выпутаться из этой переделки живым. Попасть под Бажинский каток не хотелось, но и от Юдина можно все, что угодно, ожидать.

— И почему же такая возможность раньше не выдалась? Или вы не придерживаетесь правила, что из двух зол нужно выбирать меньшую? — спросил Виталий, выделяя каждое слово и невольно озвучивая тайные страхи Глеба Валентиновича.

Те страхи, впрочем, после этих веских слов стали для всех явными, расписав его лицо неровным румянцем. Он яростно думал, какой аккуратной фразочкой отделаться от этого вопроса, но, так и не придумав, разозлился. Не найдя что сказать, сорвал с носа очки и стал их тщательно протирать, хотя стекла были кристально прозрачными.

— Давайте же к делу, — предложил, и перепад в его интонации сказал Бажину, что Вайц уже потерял свою убежденность не сотрудничать. Ту, которую он до этой минуты так упорно отстаивал, отказываясь встретиться. Однако Мелех может быть очень убедительным, когда ему это нужно, — и вот Вайц здесь.

— Роман Георгиевич, вы, надеюсь, понятно объяснили Глебу Валентиновичу, что мы от него хотим?

Мелех чуть опустил подбородок, кивая:

— В самой доступной форме.

— Хорошо. Не люблю повторяться, — сказал Бажин, почему-то улыбнувшись.

— Вы хотите, чтобы я снова исполнял свои обязанности в совете? — предположил Вайц, смущенный этой спокойной и уверенной улыбкой.

— Нет, — Виталий бесстрастно смотрел ему в глаза. Ничего его взгляд не выражал, кроме некоторой насмешливости. — Я не склонен доверять людям, бегущим от ответственности. Мы столько лет без вас превосходно обходились, уверен, и дальше справимся. Но вы обладаете очень важной информацией, которая нам может пригодиться. Дело давнее и касается приватизации активов Юдина. Возможно государство решит, что приватизация была незаконной и решит запустить процесс отчуждения.

— А почему оно вдруг должно так решить? Есть какие-то предпосылки?

— Конечно.

— Какие?

— Антикоррупционная политика, — с серьезной уверенностью пояснил Бажин, и Роман не смог сдержать улыбки.

Вайц выжидательно замер, но его вдруг охватил ухающий кашель. Он надолго зашелся этим кашлем и весь покраснел, от проплешин на темени до воротничка рубашки.

— Простите, сезонная простуда… — отдышавшись, тихо сказал и вздохнул: — Я сейчас живу тихо и благополучно, Виталий Эдуардович. Зачем мне ввязываться в дела, в которых мой интерес, так скажем, весьма сомнителен.

— Потому что в вашей ситуации, господин Вайц, нет вариантов, а есть одно конкретное решение, — на лице Бажина мелькнуло что-то такое, отчего Глеб Валентинович смутился и чуть дернул плечом.

— Продолжайте.

— Я вам не угрожаю, я вас не покупаю, я даю вам возможность занять правильную позицию еще до запуска механизма. Поверьте, все произойдет быстро, потом можно просто не успеть. На кону будут стоять такие капиталы, что головы будут сечь без разбора. Как бы вам из свидетеля не превратиться в обвиняемого. Или, думаете, кого-то взволнует судьба такого тихого и благополучного человека, как вы? Кроме меня, само собой.

Вряд ли Бажин ждал ответа на свой последний вопрос, поэтому Глеб Валентинович не спешил отвечать, серьезно задумавшись о другом. Пока он молчал, тишина росла, заполняя комнату тяжестью, которая уже ощущалась почти физически.

— Хорошо. Я понял вас. Все, что от меня будет нужно. В любое время.

— Очень надеюсь, что вы не передумаете. И не подведете.

— Нет. Разумеется, нет. Я слов на ветер не бросаю.

— Да и Роман Георгич у нас, знаете ли, как снегоуборочная машина… — улыбнулся Бажин. Но то, скорее, не улыбка была, а пробежавшая по губам ирония.

Вайц нахмурился, не понимая высказанной мысли.

— Деятельный очень, — пояснил, Виталий, снова улыбнувшись.

— Аа-а-а, да-да, — закивал мужчина, — в этом я уже успел убедиться. Если позволите, у меня еще много дел…

— Конечно. Всего доброго, — чуть кивнул Виталий и потянулся к бокалу с водой. Отпив, глянул на него, будто удивляясь, что там вода, а не что-то другое.

— Может, пообедаем? — предложил Роман.

— Пообедаем. И обсудим итоги разговора.

Бажин устроился в кресле поудобнее и, уловив в глазах Шумаева невысказанный вопрос, чуть приподнял подбородок, побуждая его к беседе.

— Ловок ты, Виталий Эдуардович, ловок. Понятно, что Юдина уже под цугундер подвели, но какова моя роль во всей этой заварухе? Мне, помнится, тоже кусок мяса обещали, — усмехнулся.

— Вот сейчас мы до этого дойдем, Николай Николаевич. Юдина чинуши с потрохами сожрут. А если не сожрут, то разберут на атомы. Потому что нужно из двух зол выбрать меньшую. Кто будет его задницу прикрывать, когда ставки так запредельно высоки?

— А теперь нам поподробнее, пожалуйста, — попросил Маслов.

Бажин глянул на Мелеха, и тот продолжил:

— Мы уже говорили об этом. Емельянов, который у нас в совете сидит как государственный представитель, раньше был связан с оборонкой.

Работал на оборонном предприятии по выпуску высокоточного оружия и средств военной связи. У них с Юдиным была хорошая связочка, один деньги отмывал, другой наладил схему сбыта драгметаллов. В микросхемах блоков управления меняли заявленный металл на более дешевый.

Географию сбыта такого оружия, думаю, вы все себе представляете.

— Ну а что, — согласно пожал плечами Шумаев, — продали в Индию, стоят себе эти ракеты и стоят.

— Именно, — кивнул Роман, — и никто ничего не узнает. Военные действия же не ведутся. А вот если узнают, то наше экспортное ведомство потеряет свою репутацию — это раз. Будет международный конфликт — это два. Кому нужен какой-то Юдин, когда стране грозит выбывание с рынка экспорта вооружений, который приносит в казну львиную долю дохода.

— За тишину чинуши его в порошок сотрут, — снова вклинился в разговор Виталий, — не только его, но и всех, кто с ним связан. И все, что ему принадлежит, отожмут. А мы поможем им восстановить справедливость.

— Шикарно, — ухмыльнулся Николай Николаевич. — И?

— И вот тут в игру вступаете вы, — серьезно подытожил Бажин.

— В качестве кого?

— В качестве посредника, доверенного лица. Теперь всю эту драгоценную информацию, потом и кровью добытую, нужно передать в надежные руки, чтобы запустить колесо именно в ту сторону, какую нужно нам. А еще я хочу получить обратно активы «Гросса» и при этом не превратиться из свидетеля в обвиняемого, — иронично усмехнулся Виталий.

ГЛАВА 27

— Это ж надо додуматься так постричься перед свадьбой!

— Маня, не разыгрывай трагедии, — попытался урезонить Виталий разбушевавшуюся Машку.

Он смеялся, а Маша была расстроена по-настоящему: глаза блестели от слез, голос становился все тоньше, покрасневшее лицо сливалось с розово-красным принтом футболки. В какой-то момент Бажина даже начали мучить угрызения совести. Но длилось это недолго.

— А я что ребенку потом скажу? Смотри, сынок, вот этот лысый на фотографии твой папа?

— Я не лысый.

— А какой ты?