— Его надо остановить, ты понимаешь? Любой ценой остановить! Иначе нам грозят очень большие неприятности! — вновь надавил Емельянов.

Емельяновское «любой ценой» больше всего Ващенко и пугало, он не собирался расплачиваться за чужие ошибки. С какой стати ему за них расплачиваться? Да, в свое время он обещал поддержку, но все меняется, возникают обстоятельства, когда прежние договоренности теряют смысл. Юдин совсем выжил из ума и начал делать такие вещи, которые делать не следовало, и говорить такие слова, которые лучше бы вслух не произносить. Приличные бизнесмены уже давно стараются не иметь с ним общих дел, а после его позорного изгнания из «Гросса» тех, кто относился к нему с пониманием, осталось и того меньше.

— Думаешь, я сам не знаю? — тоном, полным глухой ярости говорил Юдин, с каждой минутой все больше выходя из себя. — Сейчас не время об этом говорить, давай потом. Не здесь.

Никто не любит получать по носу. Юдин тоже не любил, когда ему в лицо тыкали его промахами. Да, промахнулся. Только никак не мог понять, где именно просчитался. Когда потерял контроль над ситуацией и в какой момент все стали играть по сценарию Бажина.

— Когда потом? «Потом» уже было, а потом появился Шумаев. Как ты это допустил?

— Я не знал про него.

— А кто должен знать? Вот Шумаева в тесной дружбе с Бажиным нам точно не надо. О его появлении нужно было знать заранее! Лучше проработать ближайшее окружение, а ты этого не сделал! Я расцениваю это как полную потерю управления. Тебя даже из совета выперли, о чем тут можно вообще говорить!

— Мне так даже удобнее. Теперь я могу пустить в ход рычаги, которые до этого момента вынужденно сдерживал. Ближайшее окружение? Он всех поменял. Там этот Мелех, сука…

— Значит, Мелеха нужно прижать.

— Его не прижмешь.

— Почему?

— Потому что, — огрызнулся Юдин.

— Значит, не через Мелеха. В чем проблема? В конце концов неуязвимых людей не бывает. У нас у всех есть свои слабости.

— Ты про его шлюху? — спросил Юдин, находя взглядом Виталия. Тот стоял в компании Олега Маслова и Романа Мелеха, держа руку на талии своей спутницы.

— Конечно. По-моему, все заметили, что Виталий Эдуардович очень нежно относится к своей новой пассии, — иронично улыбнулся Емельянов, приглашая и Юдина улыбнуться.

— О, да, — усмехнулся тот, — по таким слабостям бить приятнее всего.

Как же он ненавидел этого мерзавца! Нужно было его удавить еще ребенком! Всю жизнь он что-то кому-то доказывает, выгадывает, подстраивается, продается и продает, а этот щенок получает все, палец о палец не ударив. Бажин стал очень опасен, в этом Григорий Ильич прав, но слишком много уже сделано. Останавливаться уже нельзя.

Емельянов, еще раз призвав Станислава Игоревича к решительным действиям, отошел. Юдин, посчитав свое дальнейшее нахождение на банкете бессмысленным, покинул вечер.

Евгений Леонидович проводил его задумчивым взглядом, переваривая состоявшийся разговор и осмысливая для себя некоторые моменты.

Поведение Станислава давно настораживало. Он все еще жил какой-то призрачной надеждой захватить полное управление «Гроссом», хотя давно ясно, что это невозможно. Виталий Бажин уже давно не мальчик. Мальчик вырос. Он стал опасным сильным и волевым игроком, способным принудить к какому-то решению не только себя, но и других. Долгое время избегая личного столкновения, Виталий практически убедил в своей неспособности выйти «лоб в лоб». Но надо быть последним идиотом, чтобы поверить, что это действительно так. Юдина об этом не раз предупреждали. Если нужно будет, Бажин ответит ударом на удар, любого пробьет и опрокинет — Бог умом не обделил. Даже здесь он его обставил. Юдин так хотел почивать на лаврах, но инвестиционный фонд запустили без его участия, — что стало поводом для сегодняшнего грандиозного мероприятия, — а его самого благополучно сместили с поста председателя «Гросса». Беда Стаса в его неуемных амбициях и жадности, он потерял всякие рамки, идя на поводу у своей безмерной алчности.

Поразмыслив, Евгений Леонидович набрал номер Бажина и сказал благожелательно:

— Виталий Эдуардович, понимаю, что сейчас не самое удобное время, но разговор срочный.

— Хорошо, я к вам подойду, — согласился Виталий, прекрасно понимая, что его не будут беспокоить по малозначимому поводу. — Рома, я оставлю вас ненадолго. Мне нужно кое с кем переговорить.

— Угу, — кивнул Мелех.

Маша вздохнула и нехотя сделала глоток шампанского — тот случай, когда пьют от скуки. А скукотища на этом банкете царила неимоверная.

Оставалось надеяться, что они покинут это сборище «форбсов» и чинушей, как только Виталя вернется. Он говорил, что тоже не очень любил такие мероприятия.

— Рома, это вот с этим человеком Бажин спешил поговорить? — тихо спросила Мария, увидев, как на шагающего в междурядье столиков Виталия набросилась какая-то рыжая бестия.

Что самое интересное, он и не подумал ее оттолкнуть. Удивился, остановившись, но улыбнулся и обнял, слегка прижав к себе. Или не слегка?

Девица счастливо зарумянилась, поцеловала его в уголки губ, а затем заботливо стерла помаду.

— Хм-м, не думаю, — засомневался Роман.

— Видать, сильная срочность была. Боялся, что у нее платье по швам разойдется?

Рома засмеялся, Маслов поддержал его сочным смешком, а Машке, к собственному удивлению, стало совсем не до смеха.

Бажин обнимался с какой-то девкой. Бажин целовался с какой-то девкой. Эта девка трогала его за лицо.

Пожалуй, последнее было невыносимее всего. Она тронула его лицо, и Машка вскипела дикой ревностью.

— Рома, он с ней спал? — доверчиво пригнувшись, спросила у Мелеха.

— Не знаю, — таким же доверчивым шепотом ответил Роман.

— Не ври. Безопасность все знает.

— Обсуждать личную жизнь начальника — некорректно.

— Рома, мне кажется, ты поздно об этом вспомнил.

— Если и спал, то до того, как я стал на него работать. Я эту даму ни разу не видел. Наверное, она его хорошая знакомая.

— Угу. Слишком хорошая. Или — слишком хорошо знакомая. Во всех местах, — глухо проговорила Маша и сунула ему бокал с недопитым шампанским. — Роман Георгиевич, я вас тоже ненадолго оставлю.

— Ты куда? — остановил ее Рома.

— Стесняюсь признаться. Безопасность безопасностью, но вы же не пойдете за мной в дамскую комнату? Нет, я надеюсь? — мягко огрызнулась она.

Зайдя в туалет, Машка положила клатч на подстолье раковины и набрала Элькин номер. Не удержалась, испытывая острую потребность хоть на кого-нибудь выплеснуть свое недовольство. Оно оказалось острым, болезненным… и неожиданным.

— Эля, ты представь, на нем какая-то сучка повесилась.

— Кто повесился? — переспросила Эля. — Насмерть?

— Сучка какая-то на Бажине.

— а-а, выражайся яснее, а то я уже начала перебирать наших знакомых на предмет суицидальных наклонностей.

— Не, ну не наглость, а? И плевать вообще, что я рядом и все это наблюдаю, — не утихали возмущения Александровой.

— Машка, подожди, дай сообразить. Вы поругались? Из-за этой девки? Что за девка, откуда она взялась?

— Не знаю я. Он отошел с кем-то поговорить, тут эта девка вырулила и полезла к нему обниматься. А он, знаешь, что-то совсем не сопротивлялся!

— Маня, не ревнуй. Подумаешь… Может, это какая-то его знакомая. Подруга друга, блин, или дочь сестры партнера.

— Эля, она его в губы поцеловала.

— Хм-м… ну да, на подругу друга не похоже. Бывшая, наверное.

— Я так и подумала, учитывая, что он ее от себя еле отодрал.

— Так, Маня, ты с этими бывшими осторожнее. Смотри, а то старая любовь не ржавеет.

— Ой, пусть валит к своей старой любви!

— Тогда и не ревнуй.

— Я не ревную.

Эльвира понимающе засмеялась:

— Конечно. И поэтому звонишь мне среди ночи и кипишь от злости.

— Я просто. Повозмущаться. Ты спала, наверное? Прости, что разбудила. Ладно, пойду мужика тебе присмотрю, что ли. Обещала же.

Элька хохотнула:

— Машка, снова ты за свое.

— Вот именно. Я-то за свое, а вот кое-кто за чужое. Развлекаться же надо как-то, пока Виталя там бывших охмуряет. Далеко ходить не надо. С нами Маслов. Очень приятный в общении, деликатный и без дамы. Мне он понравился, с него и начну.

— Маша, аккуратнее. Что-то мне подсказывает, что это плохо закончится.

— Для кого? — засмеялась Машка. — Для меня или для Маслова?

— Точно не для Маслова, — хохотнула Эля. — Не думаю, что Витале не понравится твоя активность.

— О, вот сейчас мне все равно, что там Витале понравится, а что нет.

— Вот ты взъелась.

— Нисколько. Мы свободные люди. Пусть делает что хочет, и я буду делать что хочу.

— Делай что хочешь, бери что нравится, а потом спасайся кто может.

— Да, тут знаешь, какая скукотища. Ладно, Эля, пойду я, а то этот самый главный по безопасности точно за мной в туалет вломится.

— Так прям и вломится.

— Стопроцентно, — уверенно сказала Маша. — Вот вообще не удивлюсь, если он даже мою группу крови знает. И резус-фактор.

— Зачем ему твой резус-фактор?

— Не ему, а Бажину. Кстати, он эту мымру не признал. Говорит, что, если что и было, значит до него. Так что она как минимум пятилетней давности бывшая. Все пока. А то я никогда не замолчу.

Все это время, пока разговаривала с подругой, Маша смотрела на себя в зеркало. И не узнавала. Нет, внешне она осталась такой же. Ни дорогое платье, ни бриллианты в ушах и на шее ее не изменили, она не узнавала себя изнутри. Откуда эта бешеная ревность? Это колючее недовольство, от которого некуда деться. Это хорошо знакомое ощущение беспомощности, но не перед кем-то, а перед собой. Да, может быть, ложь себе и есть самая трусливая, только и ответ за нее приходится перед собой держать.