И отпускает, чтобы спустя удар сердца прижать к себе и зарыться лицом в мои волосы.

— Я все привез, Русалка, — говорит он, и я ощущаю, как моих волос касаются его губы.

Киваю, притаившись в его руках. Пытаясь понять, что я чувствую к этому мужчине. И почему именно с ним мне легко и…надежно, что ли? Ведь он просто использует меня. Или нет?

Отрываюсь от него на расстояние вытянутой руки. Он смотрит внимательно, изломав свою бровь, рассеченную шрамами.


— Зачем ты на мне женился, Тимур? — этот вопрос мучит меня все две недели, а задать его сразу – не решилась. Но сейчас почему бы и нет. — Если дело в отце, то…

— Дело в твоем наследстве, Русалка, — собрав в кулак мои волосы, спокойно отвечает Тимур.

— В каком наследстве? У меня ничего нет.

— Есть, — возражает Тимур, продолжая перебирать мои волосы, словно струны. — Трастовый фонд, которым временно управляет твой отец.

— И что такое этот трастовый фонд?

Тимур усмехается, глядит недоверчиво, словно только что я сказала самую большую глупость в жизни.

— Ты же учишься на экономическом…отличница, а что такое трастовый фонд не знаешь…

Пожимаю плечами, совершенно не желая вдаваться в детали и вспоминать. Хотя определение процитировать смогу, наверное. Если вспомню. Но в руках Тимура – вряд ли. Рядом с ним голова отключается и происходит что-то странное.

— Ладно, Русалка, — хмыкает. — Полагаю, что это такое тебе расскажут юристы. А я скажу, что твой отец управляет фондом до того момента, как тебе стукнет двадцать один. А это случится, как я помню, через два месяца.

— И? — ерзаю от нетерпения, потому что совершенно точно ничего не понимаю.

— Русалка, замри, — вдруг цедит Тимур, сжимая меня под ребрами так сильно, что трудно дышать. Застываю, пытаясь сделать вдох. Он ослабляет хватку, опуская ладони на мои бедра. Шумно выдыхаю в унисон ему. — Вот так, умница. Так вот как только ты вступишь в права наследования – Гурин станет нищим.

Вот она, главная цель Крутова. Не фонд, нет. Ему не нужны деньги, особенно Гуринские. Ему нужно его разорить. Лишить самого ценного, что у него есть – денег и власти. Но я не понимаю, зачем ему я? Проконтролировать, чтобы я получила свое наследство? Или…

Что «или» додумать не судьба, потому что мое внимание привлекает багровое пятно на сгибе локтя Крутова. Пятно, явно похожее на кровь. И это не кровь моего мужа. За время нашего разговора я не нашла на нем ни единой царапины. Тогда чья же?

Вскидываюсь перепугано, но Тимур ловит меня, словно ждал моего побега.

— Прекращай дергаться, Крутова, — приказывает. И от его жесткого и ледяного тона хочется встать по стойке смирно. Тру виски, разгоняя оцепенение. Но взгляд все равно то и дело возвращается на кровь на смуглой коже. — И что ты там увидела? — прослеживает мой взгляд и хмурится.

— Откуда у тебя кровь, Тимур? — спрашиваю неожиданно хрипло.

— Кастрировал одного ублюдка, — отвечает мрачно и на его лице пролегает тень. Его губы искажаются уродливой ухмылкой.

А у меня дрожь по позвоночнику, опутывает все тело, колючками оседая в солнечном сплетении. Сглатываю, осторожно отодвигаясь от него. Ищу точку опоры, чтобы встать, отойти как можно дальше. Но руки…такие сильные, мощные с дорожками вен под смуглой кожей держат крепко.

— Не трясись, Крутова, — сдавливает пальцами под ребрами. Закусываю губу, уверенная, что через пару часов обнаружу там следы его пальцев. — Я же уже говорил, что не ем маленьких хорошеньких девочек. Особенно, если одна из них – моя жена.

Киваю, скорее, машинально, потому что этот жест совершенно бессмысленный. А Тимур в ответ недовольно качает головой.

— Я никого не убивал, Стася, — говорит резко. И мое имя в его устах сейчас острый клинок, режущий по живому. — А если ты так печешься о здравии Удава, то могу сказать, что жить он будет. Как долго и насколько счастливо – не имею ни малейшего понятия. Хотя если бы не Игнат – я бы с удовольствием порезал его на лоскутки и скормил собакам.

Он поднимается так же резко, попутно поставив меня на ноги. Пошатываюсь от неожиданности и вцепляюсь в его плечи. А он смотрит на меня и в его глазах – тайфун разрушительной силы. И я совершенно не знаю, как его укротить. Ладошками провожу по его рукам, по выпуклым венам, щекочу запястья у кромки перчаток.

— Я не знаю, зачем, но…спасибо.

Касаюсь губами его щеки, почти невесомо, но Тимур вздрагивает. Темнеет лицом и кажется, готов меня порвать в клочья. Но лишь сильнее сжимает пальцы на моих ребрах и хорошенько меня встряхивает. От неожиданности прикусываю губу и ощущаю солоноватый вкус крови на языке.

— Ты совсем дура, да?

Смотрю ошалело.

— Ты еще позволь себя трахнуть в знак благодарности.

Пощечина получается звонкой. Ладонь горит огнем, а на щеке Тимура алеет отпечаток. Он потирает след ладонью в черной коже перчатки и странно улыбается. Кивает.


— Хороший удар, но в следующий раз бей по яйцам. По крайней мере, будет фора, чтобы убежать.

Сгребает меня в охапку, целует в макушку.

И совсем сводит с ума, когда вдруг просит:

— Расскажи, Русалка, где ты так играть научилась? Я прям залюбовался вчера.

Подталкивает к кровати. Плюхаюсь на нее, не понимая, что происходит. Что с этим человеком творится? Две минуты назад я влепила ему пощечину, а ему хоть бы что. Он, кажется, даже обрадовался. Стоит, спокойно расстегивает рубашку.

— Меня Руслан научил, — отвечаю, все еще пытаясь понять этого мужчину. Наблюдая за его длинными пальцами, ловкими даже в перчатках. Интересно, а ласкает он тоже в перчатках? И каково это – ощущать его пальцы без чужеродной кожи? Он замирает, словно подслушал мои мысли. А еще он удивлен, потому что понимает, о каком Руслане я говорю. Вздыхаю, отвлекаясь от вязких мыслей. — Огнев, — все этим объясняя. — Брат Славки и твой друг, — все-таки поясняю зачем-то, но Тимур и так все понимает. — И рисовать, — добавляю, когда Тимур садится рядом.


— Ты обещала меня нарисовать, — напоминает он, мягко касаясь плеча. — Не передумала?

Его прикосновение будоражит, сводит в тугую пружину каждую мышцу. Еще немного и я сойду с ума.

— Тимур, что происходит? То ты целуешь меня, заботишься, то оскорбляешь без причины. Зачем тебе я?

Разворачиваюсь, встречая его прямым взглядом.

— За что ты мстишь моему отцу?

Глава 10 Тим.

— И даже не посмотришь, что я привез? — изгибает бровь, уходя от ответа. Он знает, что рассказать придется, но уверен – сейчас не самый удачный момент.

— Восьмое чудо света? — в тон Тимуру парирует Русалка, скрещивая под грудью руки, даже не замечая, как выделяется ее грудь в такой позе: упругая, небольшая (полный второй, как пить дать), с выпирающими под тонкой тканью сосками. Ему нравится то, что он видит. Нравится такая Русалка: раскрепощенная, без тени страха в рыжих глазах с острой, как перец чили, злостью.

А она перехватывает его горящий взгляд и тушуется, опускает руки, совершенно не зная, куда их деть. И такая красивая в этот момент, что Тимур не сдерживается: в один широкий шаг подходит близко, ладонью обхватывает ее затылок и нагло отнимает у нее еще один поцелуй. Ее губы мягкие с соленым привкусом крови и горьким — кофе. Но такие сладкие, что невозможно оторваться, хотя Тимур лишь играет с ними, слегка прихватывая, проводя кончиком языка, не позволяя себе большего.

Русалка тихонько вздыхает, то ли от облегчения, то ли от возмущения, сжимает его плечи, собирая в горсти ткань рубашки, и отвечает на поцелуй. Неумело, но горячо, что у Тимура темнеет перед глазами от ее невинной ласки.

— Да ты совсем нецелованная, Стася, — растягивая ее имя у нее на губах, катая на языке, сплетая с ее юрким язычком. — Тебя еще учить и учить…

Улыбается, ловя ее возмущение. Выпивая, как самый сладкий нектар. Восхищаясь ее отзывчивости и мягкости. Ею восхищаясь. Тому, какой она осталась нежной и охочей до любви, несмотря на все то, что с ней творил Удав.

Колкая боль отрезвляет. Тимур шипит, отстраняясь от Русалки. Слизывает кровь. И наслаждается ее шальной улыбкой и сокрушительной лавой, плещущейся в янтарных глазах.

— Так что ты там привез? — выдыхает, тяжело дыша.

— Подарки от мастера.

Ее и без того большие глаза распахиваются в изумлении, когда Тимур распаковывает привезенные коробки. Холсты, кисти, краски, маркеры, бумага и еще куча всего, чему Тимур и названия не знает. Но судя по горящим радостью глазам Русалки – она знает толк в каждой вещи, что осталось у Тимура от старого друга.

— Мастерскую мою сожги, — просил Руслан в их последнюю встречу. Друг выглядел реальным психом с лихорадочным блеском в зеленых глазах и небрежно остриженными волосами. — Слышишь, Сварог. Я прошу тебя.

— Не сходи с ума, Огнев. Все утрясется. Перекантуешься месяцок и мы тебя вытащим, слышишь?

— Сожги, Тим. Я тебя прошу. Единственное, о чем прошу.

Тимур не смог. Вынес все из мастерской и запер у себя в гараже. Рука не поднялась уничтожить все то, чем жил его друг. Тогда ему казалось, если выполнит просьбу друга – потеряет того навсегда. И сейчас, наблюдая, как Русалка едва не пританцовывает от радости, довольная, как стадо слонов, точно уверен, что тогда поступил правильно. А Рус его поймет.

— Не может быть, — выдыхает она, разворачивая тщательно упакованные кисти. Проводит пальцами по витиеватым надписям с именем владельца и мастера. Ручная работа. Тимур помнит, как Рус их делал, потому что все уши прожужжал, уговаривая Тимура раздобыть ему необходимые ингредиенты. Тот раздобыл, а потом почти двое суток сидел в мастерской, впервые видя друга за работой. Тогда он впервые подумал, что если у человека могли бы быть крылья, то в те дни они выросли у Руса.