– Доброе утро, Анна, – чопорно промолвила мадам Маркова. – Мы ждали тебя. – Перепуганной девочке подумалось, что именно так должен был разговаривать с ней сам дьявол у врат преисподней! – Если ты хочешь остаться у нас, тебе предстоит очень и очень много и тяжело трудиться, – предупредила мадам Маркова, и Анна лишь молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова. – Ты понимаешь, о чем идет речь? – Она говорила ясными, четкими фразами, и девочка заставила себя поднять полный ужаса взгляд. – Дай-ка я на тебя посмотрю, – велела тем временем мадам Маркова.

Она вышла из-за рабочего стола. На ней была длинная черная юбка, надетая поверх облегающего трико, и короткий черный жакет. Наряд мадам Марковой выглядел еще более черным, чем волосы. Она долго разглядывала у Анны ноги и даже не постеснялась для этого приподнять на ней юбки, но явно осталась довольна тем, что увидела. Перевела взгляд на отца девочки и кивнула:

– Мы дадим вам знать, когда убедимся окончательно, полковник. Я ведь предупреждала вас: балетом могут заниматься далеко не все.

– Она хорошая девочка, – убежденно сказал отец, и оба ее брата улыбнулись, не скрывая гордости.

– Теперь вы можете идти, – сказала мадам Маркова, отлично понимая, что ребенок находится на грани истерики.

Все трое мужчин расцеловали Анну, стараясь не замечать, что ее щеки давно стали влажными от слез. Еще минута – и они ушли, оставив наедине с женщиной, которой отныне предстояло распоряжаться ее судьбою. После их ухода в кабинете надолго воцарилась напряженная тишина: ни наставница, ни девочка не промолвили ни слова, и единственное, что можно было услышать, – подавленные всхлипывания самой Анны.

– Дитя мое, вряд ли ты сейчас захочешь мне верить, но здесь ты непременно станешь счастливой. В один прекрасный день ты поймешь, что не мечтаешь ни о какой иной жизни. – Анна подняла на мадам Маркову мрачный затравленный взгляд, и хозяйка кабинета встала, вышла из-за стола и протянула подопечной изящную ухоженную руку: – Лучше пойдем знакомиться с другими воспитанниками.

Ей не в первый раз приходилось иметь дело с такой вот малышкой. Она вообще предпочитала брать в обучение совсем маленьких детей. Чем раньше они начинали развивать в себе искру Божьего дара, тем вернее можно было превратить его в настоящий талант, когда танец становился источником и смыслом жизни, когда балерина жила только в одном мире – мире сцены – и не мечтала о чем-то ином. А в этом ребенке мадам Маркова сумела уловить нечто необычайное, некую тайную мудрость, сиявшую в глубине широко распахнутых глаз. Девочка была не просто обаятельной – она явно обладала какой-то врожденной магией, и опытная наставница не смогла сдержать довольной улыбки, когда взяла Анну за руку и снова вывела в холодный бесконечный коридор своего училища.

Они вместе прошлись по всем классам и везде задерживались, чтобы познакомиться с занимавшимися там учениками. Мадам Маркова начала со старших воспитанников, уже выступавших на сцене, – она хотела показать Анне, к чему ей следует стремиться, с каким пылом юные таланты отдаются волшебству танца, блистая при этом изысканным стилем и грацией. Затем Анну познакомили с младшими учениками – несмотря на молодость, их мастерство также не могло оставить ее равнодушной. И наконец Анна оказалась в том классе, где ей самой предстояло постигать азы хореографии и сценического искусства. Анна смотрела на своих будущих товарок с ужасом: ей казалось, что никогда в жизни она не сумеет танцевать столь же легко и свободно, как они. Бедняжка так и подскочила на месте, когда мадам Маркова вдруг громко застучала по полу нарочно захваченной с собою тростью.

Учитель, проводивший занятие, приказал классу остановиться, и мадам Маркова представила Анну и сообщила, что она приехала из Москвы, чтобы жить и учиться вместе с ними. Теперь она будет самой младшей воспитанницей в их школе – и самой по-детски непосредственной. Кропотливый труд под надзором строгих учителей уже успел наложить на облик остальных учеников отпечаток взрослой сдержанности. Самому маленькому мальчику с Украины исполнилось уже девять лет, тогда как Анне было всего семь. В классе оказалось еще несколько десятилетних девочек и одна, которой было одиннадцать. Каждая из них занималась балетом два года, а то и больше, и, чтобы сравняться с ними, Анне предстоял воистину титанический труд, однако она ничего не смогла с собой поделать и улыбнулась в ответ на их дружеские улыбки – пусть пока робко и несмело. Ей внезапно подумалось, что теперь у нее есть не только старшие братья, но и много-много сестер. И когда после второго завтрака ее повели в общую спальню, она даже сумела вообразить себя одной из этих юных балерин. Анне показали ее койку – довольно узкое и жесткое ложе.

Вечером перед сном малышку снова одолели грустные воспоминания об отце и братьях. Она так тосковала, что не удержалась от слез, но девочка с соседней койки услышала тихие всхлипывания и подсела к Анне, чтобы утешить ее, и вскоре вокруг ее кровати собралась целая компания. Новые подруги развлекали ее захватывающими историями про балет, они с восторгом рассказывали, как это здорово – выступать в «Коппелии» или «Лебедином озере», особенно когда на спектакле присутствуют государь и государыня. Их голоса звенели от столь искреннего восхищения, что Анна невольно заслушалась и позабыла про свое горе, пока незаметно для себя не заснула под их веселую болтовню и уверения в том, что она тоже будет здесь очень, очень счастлива.

А на следующее утро она встала вместе со всеми ровно в пять часов и получила первые в своей жизни балетные трико и туфельки. Первый завтрак подавали очень рано – в половине шестого, а в шесть им полагалось уже находиться в классах и заниматься разминкой. И когда наступило время второго завтрака, Анна уже совсем освоилась. Мадам Маркова навещала новую воспитанницу по нескольку раз в день и особенно внимательно следила за ее успехами на уроках. Она желала лично проследить за тем, чтобы обучение шло правильно и девочка получила нужный толчок еще до того, как начнет танцевать по-настоящему. Опытной наставнице не требовалось много времени, чтобы разглядеть в маленьком воробышке, залетевшем к ним из Москвы, на редкость грациозного ребенка, чье гибкое подвижное тело самим небом предназначалось для танца. Да, она действительно была создана для той жизни, которую избрал для девочки ее отец. И мадам Маркова, и остальные наставники будущей балерины нисколько не сомневались, что ее привела в эти стены сама судьба. Анна Петровская была рождена для того, чтобы стать великой танцовщицей.

Впрочем, как и обещала мадам Маркова, жизнь юной танцовщицы была полна тяжкого, сурового труда и скорее походила на добровольное хождение по мукам – столь жестоких жертв требовало подчас высокое искусство. Но прошло уже три года, и девочка ни разу не оступилась и не заколебалась на этом нелегком пути к заветной цели. Ей исполнилось десять лет, и она не мыслила своей жизни без танца, и с каждым днем ее мастерство становилось все более совершенным. Она трудилась не меньше четырнадцати часов, почти не выходя из классов. Она поражала своей неутомимостью и целеустремленностью, своим азартным желанием постоянно превзойти самое себя. Мадам Маркова не могла нарадоваться на такое рвение и хвалила Анну всякий раз, когда встречалась с ее отцом. Он навещал дочку по нескольку раз в году и всегда был горд тем, как замечательно она танцует, – не меньше, чем ее учителя.

Отца пригласили на ее первое выступление на сцене, когда Анне исполнилось четырнадцать лет. Она исполняла роль девушки, танцевавшей мазурку с Францем на балу в «Коппелии». С этого дня Анна стала полноправным членом театральной труппы, а не просто одной из воспитанниц балетной школы, и это приятно тешило самолюбие ее отца. Спектакль получился на редкость удачным. Анна продемонстрировала в тот вечер удивительное сочетание ослепительного таланта и идеально отточенного строгого и изящного стиля и покорила всех зрителей. Отец не мог смотреть на нее без слез гордости, и ее глаза повлажнели в ответ, когда они встретились за кулисами после представления. Это был самый выдающийся вечер, и она хотела без конца благодарить отца за то, что семь лет назад он привел ее сюда. Половина из прожитой ею недолгой жизни была отдана балету, и она не знала и не желала знать ничего иного, кроме возможности танцевать.

Годом спустя она уже танцевала фею Сирени в «Спящей красавице», а еще через год, в шестнадцать лет, блистала в «Баядерке». В семнадцать лет Анна по праву стала прима-балериной и так танцевала в «Лебедином озере», что у зрителей от восторга захватывало дух. Увидев ее хотя бы раз, человек запоминал ее навсегда. Мадам Маркова отдавала себе отчет в том, что ее восходящая звезда довольно неопытная юная особа и почти не знает жизни за стенами их школы, однако непревзойденное мастерство, помноженное на редкостный талант, ставило ее намного выше любой взрослой балерины.

К этому времени и государыня, и ее дочери также успели запомнить и полюбить молодую танцовщицу. В девятнадцать лет Анне выпало счастье танцевать на закрытом спектакле, который давали в честь его величества в Царском Селе. Это случилось в апреле тысяча девятьсот четырнадцатого года. В мае ее пригласили выступать в императорской летней резиденции в Петергофе и отобедать в узком кругу коронованных особ вместе с мадам Марковой и другими знаменитостями из их балетной труппы. Столь необычные знаки внимания Анна ценила крайне высоко – расположение царской семьи значило для нее гораздо больше, чем для ее подруг по балетной школе. Быть представленной царю и царице, считать себя в каком-то роде особой, приближенной к их величествам, – разве можно было мечтать о большем счастье? Сделанную с ними на память фотографию Анна поместила в изящную рамку и всегда держала возле кровати. Особенно ей понравились простота и общительность великой княжны Ольги, которая оказалась всего на пару месяцев моложе самой Анны. А еще ее совершенно очаровал наследник-цесаревич. Ему едва исполнилось девять лет, и он искренне считал молодую танцовщицу самой красивой балериной на свете, впрочем, как и все, кто сталкивался с ней в жизни и на сцене.