Губы его презрительно дернулись.

— А то я не знаю про твои бумажки да пропуски! Посмей только…

Громыхнула затянутая сеткой дверь кафе, заглушая угрозу на полуслове. И на крыльце возник заспанный Робби с двумя бумажными пакетами в руках.

— Хэй, Джилл, помереть можно, чего Пегги запаковала нам на ланч! Я ей говорю, нам бы только перекусить, парочки сэндвичей за глаза довольно, а она во-от такой ломоть мяса отхватила, да и… Ой. — Паренек сонно заморгал, приглядываясь к сокрытому в тени незнакомцу. — Эй, утречко доброе, приятель!

Джиллиан закусила губу, сдерживая истерический смех: неряшливый, хипповатый Робби, — с волосами цвета молодой травки, с ног до головы обвешанный серьгами, — уронил на землю пакеты и с достоинством протянул Юджину растопыренную пятерню. Старик смерил отрока взглядом, поджал губы, развернулся на каблуках и, не оглядываясь, зашагал назад, к машине.

Робби изумленно захлопал глазами.

— Эй, чегой-то ему в штаны заползло?

— Пустяки. Ты давай, загружай ланч, ладно? А я подниму Труди и остальных. Надо бы уже ехать.

Джиллиан не терпелось расставить группу по местам. Настроить кинокамеры — и снова затеряться в воспоминаниях прошлого. Как же хочется опять ощутить этот затаенный, окрыляющий, трепетный восторг при виде того, как мистическая деревня медленно поднимается из глубины вод, пробуждаясь от десятилетнего сна! Ей просто необходимо снова пережить это потрясение и в последний раз прикоснуться к магии легенды вместе с отцом. Сердце молодой женщины неистово колотилось в груди. Замирая от радостного предвкушения, она поспешила назад, к мотелю, и нетерпеливо забарабанила в двери номеров.

Первой появилась величавая, точно античная скульптура, Труди: ее эбеново-черная кожа темной тенью выделялась в предрассветный сумерках. Минуту спустя к ней присоединился толстячок Кларенс — с томными замашками эстета и ненасытным аппетитом средних размеров удава.

— Давайте, ребятки, пора трогаться! — поторапливала Джиллиан. — Ежели наш главный инженер в расчетах не ошибся, на месте надо быть в семь, а в восемь включать камеры. Труди, готова? Кларенс? Рут?

Еще десять минут ушло на то, чтобы отыскать инфракрасные линзы, что Труди для вящей сохранности запихнула под кровать, и еще пять — на то, чтобы Рут с Кларенсом загрузили оборудование для звукозаписи. Сводить фонограмму они сегодня вовсе не собирались, но при записи Кларенс предпочитал одновременное прослушивание, так что всякий день киношники безропотно запаковывали все его причиндалы вплоть до последнего микрофона.

Джиллиан даже не задумывалась о том, сколько физических усилий уходит на перетаскивание оборудования из машины в мотель и обратно. Учитывая, что один объектив для кинокамеры стоил до пяти-шести тысяч долларов, ни один профессионал не оставил бы свою драгоценную технику в пикапе на всю ночь, даже в сонном и мирном городишке вроде Санто-Беньо.

К тому времени, как последний ящик оказался в машине и команда киношников готова была трогаться, небеса у горизонта прочертили пурпурно-розовые сполохи.

— Труди, ты поедешь со мной, по пути обсудим последовательность кадров. Робби, ключи от пикапа у тебя?

— Туточки. — Ее юный ассистент не спеша побрел к взятому напрокат пикапу. Роскошные ботинки фирмы «Найк», — модель на батарейках, — ярко посверкивали в сумерках. — Мы уж от тебя не отстанем. Только не свались опять с утеса, балда!


Они добрались до заграждений, возведенных рабочими Далтона на дороге вдоль края каньона, когда небо уже окрасилось ало-золотыми разводами. Охваченная лихорадочным нетерпением, Джиллиан едва ли не пинками повыгоняла свою команду из машин и повела к узкой площадке среди утесов, которую наметила для себя накануне. Огибая каменный выступ и крутой поворот, где она сверзилась в пропасть, Джиллиан не без признательности глянула вниз, на сосну, верхом на которой провела предыдущую ночь. И, благополучно миновав опасное место, бодро затопала вперед по каменистой тропке.

К тому времени, как съемочная группа поднялась на искомую точку напротив затопленной деревни, Кларенс тяжко отдувался, а Робби вслух жаловался на жизнь и на тиранию начальства. Тихая, похожая на мышку Рут тотчас же приступила к работе и принялась распаковывать аппаратуру для звукозаписи, запасные аккумуляторы, чистые видеокассеты…

Робби плюхнулся на землю, раскинув руки и ноги.

— Ну, и какого черта я связался с документалистами? — пробурчал он. — Мог бы вкалывать у Диснея, целыми днями просиживал бы задницу в кресле, рисовал бы себе мультики…

Как обычно, Джиллиан пропустила его сетования мимо ушей. С этими людьми она работала отнюдь не впервые и отлично знала их сильные и слабые места. Труди и Кларенс в своем деле просто-таки не знали себе равных. Ну, а Робби — он Робби и есть, что с него взять!

— О'кей, — бодро объявила Джиллиан. — Давайте-ка напоследок пройдемся по сценарию. — Документалистка давным-давно заучила наизусть каждую строчку, но лишний раз повторить никогда не мешает.

— Начинаем с нескольких кадров широким планом. Труди, как только достаточно рассветет, панорамируй каньон. Мне требуется размах, ощущение глубины и протяженности. А еще мне нужны контрасты, — темные тени на красном песчанике, покатая арка входа в пещеру на фоне отвесной скалы…

— Нужны — значит, будут, — благодушно заверила Труди, засовывая собственную копию сценария в карман твиловой куртки. Любовно, с трепетной осторожностью, — точно мать, баюкающая новорожденного младенца, — негритянка извлекла из футляра длинные, похожие на сосиску линзы.

— Кларенс, а с тебя — звуки утра. И побольше, побольше! Птицы, белки, шелест ветра в листве. Мир оживает — сонно, неспешно… Земля приветствует рассвет. Вот это ощущение ты мне и передай.

— То есть изобразить, как эти твои развалины восстают от столетнего сна?

— Именно. Именно этот настрой мне и нужен. Постепенное пробуждение. Медленное возрождение к жизни. Деревня неспешно поднимается из глубины вод навстречу солнцу.

Джиллиан с трудом сдерживала нервную дрожь возбуждения, в жилах толчками пульсировала кровь. Здесь — ее епархия, ее владения. Этим она живет. Большинство людей за пределами кинематографического братства считали, что документальный фильм просто фиксирует события по мере их развития. Мало кто сознавал, что опытный режиссер, формируя последовательность кадров, искусно расставляет акценты и вкладывает в отснятый материал собственную интерпретацию происходящего, собственное художественное видение.

— Следующий ряд кинокадров — появление деревни. Мне нужен широкоугольный кадр скалы, — тут задействуй кинокамеру номер один; а вторая кинокамера пусть снимает индейское поселение, по мере того, как руины выступают из воды, — тут дай среднее приближение. Как только над водой покажется башня, дашь изображение самым крупным планом, — насколько возможности позволяют. Чтобы можно было различить каждый камень, каждый кирпичик, пустые провалы окон…

— Ясно, — невозмутимо кивнула Труди.

— Кларенс, ты можешь опустить пониже один из микрофонов, чтобы записался шум воды? Плеск волн о камень, или, может, журчание на перекатах? Знаю, знаю, этим мы собирались заняться позже, но эти звуки помогут воссоздать настроение…

Звукооператор подобрался поближе к краю каньона и глянул вниз, в белесый сумрак.

— А далеко ли до воды?

— Сейчас — больше двухсот футов.

— Ну, можно поиграть в рыболовов-любителей, да только за результаты не отвечаю, — с сомнением протянул толстяк. — Рут, не подкинешь запасной моток кабеля?

Расставив съемочную группу по местам, Джиллиан с маниакальной тщательностью приступила к собственным обязанностям. В ней словно жили и действовали две разных, не зависящих друг от друга личности. Как режиссер, она посоветовалась с Труди, как лучше разместить кинокамеры, сверилась с экспонометрами, регистрирующими уровень освещения, послушала слабый гул ветра через наушники Кларенса, многократно усиливающие звук. И все это время сердце ее неистово колотилось в груди, и Джиллиан, — теперешняя, умудренная жизнью Джиллиан или девятнадцатилетняя девчонка далекого прошлого? — бдительно следила за отметкой уровня воды на противоположной стене каньона.

Молодая женщина нетерпеливо расхаживала вдоль обрыва. Вода убывала — медленно, дюйм за дюймом. Небеса за ее спиной окрасились пурпуром. Над горизонтом роскошным золотым шаром поднималось солнце, расцвечивая утесы за обмелевшим водохранилищем в нежно-розовые тона. Озеро постепенно меняло цвет — от свинцово-серого до изумрудно-зеленого.

— Панорамирую каньон, — предупредила Труди, уверенной рукой придерживая раздвижной штатив. Что-что, а дело свое оператор знала на все сто!

Джиллиан подобралась к ней как можно ближе, — лишь бы ненароком не толкнуть Труди и не опрокинуть оборудование. Прищурив глаз, она неотрывно следила за крохотным видоискателем, пока оператор медленно водила камерой из стороны в сторону.

В горле молодой женщины застрял комок. Широкая панорама каньона Санто-Беньо, пробуждающегося с рассветом, потрясала великолепием, даже в рамке миниатюрного экранчика шириной в дюйм. Потоки света омывали песчаник утесов, окрашивая отвесные стены в густые охряные тона. Утреннее солнце высветило резкие контуры каменных выступов, а темные провалы за ними погрузило в еще более непроглядную тень. Над скалами голубело небо. А внизу отступала вода.

Солнце поднялось выше, над зубчатой цепью гор. Медленно, — до чего же мучительно-медленно! — отдернулась завеса мрака, застилающая скалы на противоположной стороне каньона. И на каменной стене обозначились отчетливые черные разводы.

— Вот и они, — прошептала Труди. — Следы копоти от костров.

Джиллиан отодвинулась от камеры. Молодой женщине казалось, что еще немного, и сердце ее выскочит из груди. Спокойно, не волнуйся, твердила себе она. Труди знает, что делает. Они все обговорили заранее, все спланировали. Одну из камер она наведет на эти черные пятна, проследит их вниз, дождется, пока не покажется деревня…