— Когда вы нынче вечером вмешались в нашу перепалку и явственно дали понять, будто нас связывают не только деловые взаимоотношения, вы со всей очевидностью стремились осадить Чарли Донована. Спрашиваю из чистого любопытства: с какой стати вас волнует, что там про себя думают Донован-младший или его супруга?

Катберт воинственно расправил плечи.

— А может, мне не по душе, когда муж унижает жену, выказывая столь живой интерес к другой женщине!

Колкость предназначалась ей в той же мере, что и Чарли. Джиллиан тут же ощетинилась, — но сдержала-таки резкое замечание, уже готовое сорваться с языка. Еще не хватало оправдываться перед этим типом… или перед кем бы то ни было!

— А может, я здесь работаю, а не в игрушки играю, — невозмутимо продолжал Катберт. — В начале года я не раз и не два побывал в Санто-Беньо, чтобы заложить основы сотрудничества и заручиться поддержкой местного населения, включая семейство Донованов.

— А Юджин Донован — самый богатый и влиятельный из местных «царьков»?

— Именно. Пока он не узнал о ваших намерениях снимать фильм про древние развалины, он охотно выказывал мне всяческое содействие, особенно в сношениях с прочими землевладельцами, скотоводами, фермерами и бизнесменами. А с тех пор, как на сцене появились вы, Донован-старший превратился в…

— Сущее шило в заднице? — услужливо подсказала Джиллиан.

— В решительного противника любых задержек и проволочек.

— Тогда Доновану-старшему тревожиться не о чем, верно? Мне, как и вам, не терпится поскорее завершить своей проект. Кстати говоря, наш завтрашний график остается в силе? Девять двадцать четыре, как условились?

— Девять двадцать три, — поправил Катберт. В серых глазах плясали смешливые искры.

Боже праведный! Да он, похоже, чувства юмора отнюдь не лишен! Мысль о том, что Катберт Далтон умеет посмеяться над самим собой, потрясла молодую женщину не меньше, чем его поцелуй. Что за противоречивая натура: то — сурово хмурится, всем своим существом излучая неодобрение, а в следующее мгновение оказывается, что ничто человеческое ему не чуждо. И тогда, сбросив маску непробиваемого технаря, он становится чертовски обаятелен — ну, как тут не потерять головы!

Хорошо, что в течение двух ближайших недель с рассвета до заката ей предстоит вкалывать, не покладая рук. В этот переломный момент жизни ей меньше всего хочется отвлекаться на пустяки. Проект слишком много для нее значит, — и с финансовой точки зрения, и с личностной, чтобы ставить его под угрозу из-за легкого флирта.

— Я хочу разместить группу на восточном краю каньона сразу после восхода, — твердо проговорила Джиллиан. — Съемки, надо думать, продлятся весь день, вплоть до сумерек, если с освещением повезет. Возражения будут?

— Ни малейших. Как только покинете территорию объекта, сразу сообщите мне.

Молодая женщина кивнула и развернулась в сторону кафе. Надо бы напомнить Робби, чтобы не пялился в телевизор до глубокой ночи, точно сова, иначе утром его и динамитной шашкой не разбудишь.

— Джиллиан…

— Да?

Катберт помолчал немного, а затем его коварные, удивительные губы словно сами собою сложились в живую, подкупающе искреннюю улыбку.

— Держись подальше от камнепадов!

— Постараюсь.

Да, она будет держаться подальше от камнепадов, и бывших любовников, и чертовски привлекательных инженеров. Помедлив мгновение перед затянутой сеткою дверью кафе, Джиллиан мысленно дала зарок: ни в коем случае не отвлекаться на посторонние вещи — до тех пор, пока не закончит съемки и не отрясет прах Санто-Беньо от ног своих отныне и навсегда.

К несчастью, это легче сказать, чем сделать. Избежать мешающих и отвлекающих факторов оказалось не так-то просто!

Предрассветное небо еще застилал плащ тьмы, усыпанный блестками звезд, когда Джиллиан вышла из номера, сгибаясь под тяжестью одной из кинокамер Труди и рюкзака, доверху забитого бутылками с водой. Но не успела она и шагу сделать к запаркованному в сторонке пикапу, как безмолвные сумерки спящего города прорезали яркие лучи фар.

Джиллиан с любопытством оглядела автомобиль, выруливший на парковочную площадку мотеля. Ослепительно сверкнула серебристая эмблема на дверце, — заглавное «Д» на фоне ромба, — и пикап с визгом притормозил в нескольких ярдах от нее. В груди у молодой женщины похолодело: за рулем восседал отнюдь не Чарли, но его отец.

«Что за чушь! А ну-ка, не дури, возьми себя в руки, — мысленно приказала себе Джиллиан. — Ты же знала, что рано или поздно этой встречи все равно не избежать».

«Да-а, — откликнулся робкий внутренний голос, — но мы-то рассчитывали скорее на поздно, чем на рано!»

«А ну, перестань! Еще чего не хватало: в панику впадать! Ты уже не та наивная простушка, запугать которую Юджину Доновану труда не составило. Сейчас это ему не по зубам!»

В девятнадцать лет Джиллиан сквозь землю готова была провалиться от стыда под градом ругательств Донована-старшего. В двадцать девять ей уже довелось держать за руку умирающего отца, наблюдая за последними минутами его мучительной агонии. После этого все разочарования и обиды юности отступили на задний план, а Джиллиан научилась смотреть на мир иным, более умудренным взглядом. Вот почему теперь она нашла в себе силы приветствовать отца Чарли коротким, невозмутимым кивком.

— Здравствуйте, Юджин.

Донован-старший с грохотом захлопнул дверцу пикапа. Высокий, представительный, с аристократическими чертами испанского идальго, держался он подчеркнуто-прямо, точно штык проглотил. Вот уж несгибаемый старикан, как-то раз шутя пожаловался Чарли своей «подружке», давая понять, что завершить дело законным браком и надеяться нечего. В лепешку разобьется, а ни дюймом земли и ни самой малой толикой своей гордости ни за что не поступится.

И сына никому и ни за что не уступит.

Даже в темноте Джиллиан видела: в черных глазах Донована-старшего читается надменное презрение. Предрассветный ветерок легонько шевелил его серебристо-седые пряди.

— Ты вернулась, — холодно бросил он, смерив собеседницу недобрым взглядом.

Легким наклоном головы Джиллиан подтвердила очевидное.

— Да.

— В Санто-Беньо тебе не рады.

— А я доброго приема и не ждала, Юджин. Во всяком случае, от вас.

Равно как и не ждала, что, на ее финансовых спонсоров посыпятся злобные, пропитанные ядом письма, едва Донован-старший прознает о ее намерении снимать фильм. Влиятельный землевладелец сделал все возможное и невозможное, чтобы подорвать доверие к молодой документалистке, смешать с грязью ее репутацию, уничтожить ее проект. Откуда в старике столько ненависти?.. Или он вновь испугался, что безродная девчонка отберет у него сына? Такие мысли не вызывали у Джиллиан ни понимания, ни сочувствия.

— И вы встали с рассветом и прикатили в город для того лишь, чтобы любезно сообщить мне о том, насколько мне не рады?

Юджин запрокинул голову. С поистине королевским презрением оглядел дерзкую, вздернув нос, и отмечая каждую подробность: бейсболку, стянутые в пышный «хвост» волосы, вылинявший синий свитер, что молодая женщина натянула поверх топа, спасаясь от утренней промозглой прохлады.

— Я прикатил в город, чтобы предупредить вас: держитесь подальше от моего сына!

Джиллиан небрежно зашвырнула рюкзак в открытую дверь пикапа. Рюкзак с глухим стуком приземлился рядом с аккуратно поставленными в ряд ящиками с оборудованием. С кинокамерой Труди она обошлась куда более бережно. И лишь убедившись, что драгоценный футляр стоит надежно и падать не собирается, и на всякий случай подложив сзади подушку от сиденья, Джиллиан обернулась к давней своей Немезиде.

Минуту-другую молодая женщина прикидывала, а не объявить ли Юджину начистоту, что все ее чувства к его драгоценному сынуле развеялись по ветру в ту кошмарную, унизительную ночь, когда Донован-старший рвал и метал, поливая ее грязью, а Чарли просто стоял и смотрел, ни словом не смея возразить отцу. Да она скорее правую руку себе отрубит, чем снова поставит себя в положение столь унизительное, неважно, идет ли речь о Чарли или любом другом мужчине. Однако гордость не позволяла Джиллиан признать, что Юджин сумел-таки задеть ее за живое, да так, что и по сей день вспоминать больно. Еще не хватало: доставлять старику такое удовольствие!

— Не знаю, приходило ли вам в голову, что и я, и Чарли уже вышли из того возраста, когда вы были бы вправе диктовать нам, как поступать и что делать!

Черные глаза недобро вспыхнули.

— Один раз вы уже едва не погубили его брак с Натали. Вторично я такого не допущу.

Судя по тому, что Джиллиан довелось наблюдать на предмет отношений Чарли и Натали давешним вечером, помянутый брак трещал по всем швам без какой бы то ни было помощи с ее стороны.

— Отлично. Предупрежден — значит, вооружен. А теперь, прошу меня простить, мне надо группу собирать.

Юджин подался вперед. Узкое его лицо исказилось ненавистью.

— И только посмей ездить через мои владения к каньону! На случай, ежели ты позабыла: в наших краях нарушителей границ частных владений мы попросту отстреливаем.

Джиллиан отпрянула, — до глубины души потрясенная и, к стыду своему, слегка напуганная этакой исступленной одержимостью. Боже милосердный, неужто ее глупая девичья влюбленность породила такую ярую ненависть?

Оскорбленная гордость уступила место рассудительности: ежели так, то давно пора заключить мир. Смерть отца преподала Джиллиан бесценный урок: жизнь слишком коротка и слишком драгоценна, чтобы без толку растрачивать ее на озлобленность или отчаяние.

— Я не вредить да пакостить приехала, — тихо проговорила молодая женщина. — Просто фильм хочу снять.

Старик, похоже, нимало не смягчился. Джиллиан снова попыталась обезоружить его кротостью.

— Я не стану ездить через ваши владения, Юджин. Мне немало пришлось потрудиться, но я добилась разрешения на доступ в запретную зону за плотиной. Эпизод с появлением деревни из воды я сниму через каньон с помощью телеобъектива.