Тихий вздох вырвался из плотно сжатых губ. Вера не знала, как долго сможет продержаться в таком состоянии, но старалась сдержать панику, бурлящую внутри.

— И, да. Ты не уволишься. Я, — он свободной рукой, жёстко обхватив подбородок, заставил посмотреть на себя. — Тебя. Не уволю. Ясно?

Тёмно-карие глаза вместо привычных серых.

— А если я не выйду сегодня, что ты мне сделаешь? — Вера говорила тихо, спокойно, уверенно. — Снова угрожать станешь? Марат, я ведь тебе ещё в прошлый раз сказала обо всём. Я ведь не шучу, — женщина внимательно смотрела в почти чёрные глаза, в которых медленно сменялись эмоции. — Ты должен это понимать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

Антон сначала даже не обратил внимания на парочку, стоящую посреди тротуара. Почти проехал мимо, но резко затормозил, когда понял, чья фигура стоит в объятиях другого мужика. Это был сто процентов не Костя, который с раннего утра не выходит из кабинета, но то, что светловолосой женщиной была именно Вера, мужчина был уверен.

И ладно бы, она обнимала в ответ, Антон знал, что сегодня последний день их договора и было бы вполне ожидаемо увидеть её с кем-то ещё, но точно не в такой позе и напряжением, которое ясно виделось между ними.

Вышел из машины, параллельно думая, позвонить брату или нет, заметив, как женщина предприняла очередную попытку вырваться.

— Я тебя не уволю, ясно?

Антон даже был не удивлён, когда узнал Назарова, прижимающего Веру к себе. Эта тварь вела себя слишком уверенно, и он, наверняка, забыл, о чём предупреждал его Ферзь.

— Я тоже шутить и предупреждать второй раз не стану, — спокойно проговорил Орлов-младший, приблизившись к ним со спины. — Руки убрал.

Назаров не ожидал, ослабил хватку, чем сразу же воспользовалась Вера, резко шагнув назад.

— Бл*, Орлов, ты весь в своего брата. Попозже подойти не мог? — Марат с ленивым выражением лица, повернулся к Антону. — Не видишь, что у нас разговор?

— Пойдём со мной поболтаем, общительный ты наш, — усмехнулся мужчина и, взглянув на женщину, коротко бросил. — Иди домой, Вер.

***

Медленно сползла по двери на пол, пытаясь удержать бьющуюся дрожь во всём теле. Её словно лихорадило. И Вера почти не помнила, как добралась до квартиры. Ноги плохо слушались. Она почти не чувствовала кончики пальцев.

Прижала дрожащую руку к лицу и попыталась вздохнуть. Только не получалось. Вместо полноценного глотка воздуха — рваные вдохи и выдохи.

Она даже не слышала шаги. Поняла, что есть кто-то рядом с ней, когда заметила движения в стороне.

Вера не могла ничего сказать, разглядев сквозь пелену паники родное до боли лицо. Она, наверное, именно в эту секунду поняла, что всё. Конец. По его взгляду, когда Костя опустился на корточки напротив. Это был тот самый Орлов Константин Андреевич, пришедший в клуб с предложением, от которого она не смогла отказаться и вот к чему это привело…

Она чувствовала, что ей словно кто-то перекрывает дыхание. Как стальной взгляд вонзается ей в сердце, успешно заменяя острый нож.

Вера не знала, что сказать или просто не могла… Она не понимала себя. Не понимала почему он, молча смотрит, продолжая её агонию. Ей хотелось прекратить всё это и одновременно, чтобы он не переставал молчать. Она не хотела это слышать. Не хотела это видеть. Она не хотела его терять!

Закрыла лицо ладонями, едва сдерживая истерику. Её трясло. Внутри взрывались вулканы боли, лавой тревожа почти зажившие раны.

Костя вскрывал её по живому, без наркоза, выбивая остатки кислорода из лёгких, сжигая своим взглядом никчёмные остатки.

Знала. Она ведь знала, к чему это приведёт. Почему не подготовилась? Почему не выстроила новую стену, без которой было так больно?

Ей хотелось задохнуться. Не чувствовать. Исчезнуть.

Хотелось закричать. Сорвать горло. Разбить руки в кровь.

Отняла ладони от лица, пытаясь вздохнуть. Вновь не вышло. Кислород смешался с ним, с его запахом, его настроением, которое за несколько секунд заполнило до отказа прихожую.

Она разбивалась. Вера Кузнецова разбивалась о собственные мечты и надежды.

Вновь зажмурилась, когда Костя попытался что-то сказать, так привычно прищурившись, что у неё сжалось в комок сердце.

До невыносимой боли хотелось им дышать. Лишь им задохнуться. Только не имела на это уже права. Даже смотреть… Она. Ему. Чужая. Сейчас. В эти секунды. Никто. Он не должен на неё вообще так смотреть. Он не должен объясняться и разъяснять. Он ей ничего не должен.

Прикусила внутреннюю сторону щеки и открыла глаза. Встретилась со знакомым серым взглядом. Её больше не существовало. Зачем Костя так смотрел? Её больше нет.

— Ты собираешься возвращаться к Назарову? — его голос всё тот же, только теперь действует на неё ещё сильнее, чем прежде.

И она не знает, что ответить. Она не понимает происходящего. Она лишь пожимает плечами.

— Понятно, — сквозь зубы выдыхает он, встаёт в полный рост, смотрит сверху вниз. — Я пришлю водителя. У тебя будет время собраться, — бросает взгляд на наручные часы. — Деньги на кухне. Сумма больше той, чем обговаривалась. Попробуй только не возьми. Не играй в мать Терезу.

Вера не слышит. Не желает его слышать и понимать. Она его просто теряет. С каждым сказанным словом.

Она не предпринимает попытки встать, когда приходит осознание, что Косте нужно уйти. У него работа. Его ждут в офисе. Отползает в сторону. Прислоняется к стене, продолжая смотреть на него, продлевая последние секунды боли и ждёт хлопка закрывшейся двери, который будет означать настоящий ад, в котором она будет одна. Без него. С чёрной дырой вместо души.

Глава двадцать четвертая


Вера… В его губах её имя звучало по-другому. Бережно, тепло…

Не так как ей сейчас. До боли холодно. До дрожи. До крепко сцепленных пальцев на коже. До слёз, катившихся по щекам.

Она упала. В воду. И не понимала, как выплыть на поверхность. Барахталась, зная в вязком болоте, что конец близок.

И невозможно дышать. Даже вздохнуть… Только рваные глотки кислорода, которые, возможно, слышал водитель, довозивший её до дома.

Вера почему-то ничего не слышала. Даже элементарный звук движения машины по асфальту не доносился до сознания.

Она замечала пролетавший мимо пейзаж, чувствовала остановки на светофорах, только перед глазами стояла всё одна и та же картинка. Крахт, свет от дорогих люстр и много людей из другого мира, который она до сих пор не могла понять. Их разговор на балконе, его руки на её спине и взгляд… Всё такой же стальной, но изучающий, словно он пытался найти что-то в ней тогда… Слова, сказанные им… Боже! Как же она хотела их услышать сейчас. Просто прочитать по губам… "Прости, что ушёл…"

Зажала рот ладонью, и согнулась, упираясь лбом в сидение водителя. Сдержала рвущееся из груди рыдание, и крепко зажмурилась.

Господи… Ну почему же так больно… Почему?

"Не навсегда же ты ушёл…" Её ответ на его извинения.

Ошиблась. Крупно ошиблась. Навсегда ушёл, и ей уход оплатил. По-другому даже и назвать это не могла. Сумма превышала все их договорённости.

Деньги лежали сейчас где-то в сумке. Ведь ради них в это ввязалась. А теперь дышать не могла… Не получалось без него.

Словно убили что-то внутри. Забрали. Лишили навсегда.

А Вера не могла вернуть обратно. Не хватало сил. Элементарно не имела права на это.

Он стал целым миром. Вселенной глубоко внутри. Солнцем. Кислородом…

Всем. Абсолютно всем.

Глупо и напрасно было надеяться стать для него больше, чем просто человек женского пола.

Вера не стала миром для него. Даже любовницей её назвать было нельзя…

Женщина не понимала кто она для него…

Просто знала кто она с ним. Безумно счастливая женщина, наконец, увидевшая как это жить для кого-то кроме дочки.

— Вера?

Она не ощущала себя той, кого называли этим именем. Сейчас её не существовало. Испарилась, пропала, умерла… Её просто не было.

— Вера, вам плохо? — обеспокоенный мужской голос раздался где-то впереди.

Нужно ли было отвечать? Кого-нибудь интересует её состояние? Важно хотя бы одному человеку?

— Я позвоню Константину Андреевичу и…

— Не надо.

Она не удивилась, услышав свой голос. Хриплый, безжизненный, дерущий своим равнодушием горло.

— Всё в порядке. Не нужно никому звонить.

Он бы приехал, обеспокоившись её здоровьем. Орлов слишком ответственный и добрый по отношению к ней. Стоит сказать всего несколько слов, и он бы появился. Только зачем? Что бы было дальше, увидев её такую? Что бы он сделал?

Ему не нужно продолжение. Это не входит в его планы. Предупредил об этом ещё в самом начале. На следующий день после её переезда. Утром. В столовой. За завтраком.

Почему она об этом забыла? Зачем позволила себе это сделать?

— Вера Николаевна, послушайте…

— Со мной правда всё в порядке, — сморгнула слёзы с глаз и сильнее согнулась, прижимаясь головой к кожаной обивке. — Отвезите меня домой, пожалуйста.

Произнесла слова, которых не знала. Где её дом? Их с Сашкой однокомнатная квартира, доставшаяся от тёти Дуси или квартира Кости, о которой она совершенно ничего не знала, как и о нём самом? Где её место? Где ей будут рады?

В его глазах не было видно правды, когда он уходил. Просто ушёл, оставив её одну. Костя знал и знает, что значит для неё… Не мог не почувствовать, но не просил слов, которые бы это подтверждали. Наверное, не хотел слышать или не было, что сказать в ответ.

А если она сказала бы ещё тогда, когда поняла? Было бы сейчас легче? Смогла бы она сейчас дышать, как раньше? Рыдала бы она сейчас, кусая от боли ладонь? Молчала бы о том, что рвёт изнутри?