— Ты… Ты… — начал он.

— Я его оттолкнула! — вскрикнула я, пытаясь защититься.

— Он тебя… Целовал! — подлетел так быстро, что я вжалась в стену. Вцепился в лицо, вдохнул воздух вокруг меня, — Сука ты. От тебя воняет им.

Я распахнула глаза, наполнившиеся слезами. Уйдёт! Сейчас уйдёт!

Бессознательно потянула руки к нему — перехватил запястья. Встряхнул сильно и рывком потянул в сторону.

— Пошла!

Втащил в ванную, встал за спиной, крепко держа. Открыл кран, сопя, как дикий бык.

— Мой руки! — заорал над ухом, пришлось зажмуриться, чуть не оглохла.

Всунула руки под кран, начала растирать их.

— С мылом, — пророкотал он, — Мой с мылом.

Послушно нажала на дозатор, намылила ладони, смыла пену.

— Рот. Рот тоже вымой.

Распахнула глаза от ужаса, уставилась на него в зеркальном отражении. Красное от ярости лицо исказила брезгливая гримаса, когда он посмотрел на мои губы. Схватил за шею, резко наклонил над раковиной, пришлось вцепиться в края керамической чаши.

— Мой!!! — заревел, завыл, словно от боли.

Я набрала мыла, и начала тереть им свои губы. Пена попала в рот, я закашлялась, сплюнула. Прополоскала водой, снова сплюнула. Поморщилась от вяжущего вкуса.

Выключила воду, трясясь от страха. Только бы не ушёл…

Он развернул меня к себе, тряхнул за плечи.

— Чтобы больше никогда, — наклонился низко, заглянул в глаза, стало по–настоящему страшно.

Безумный. Сумасшедший. Псих.

— Убью обоих. Никогда, поняла меня?

Я закивала, послушно, как всегда. А потом напряглась всем телом и вскинула голову.

— Знаешь, что? Да пошёл ты! — толкнула в грудь, он сдёрнул душевую шторку, пытаясь удержать равновесие, — Да кто ты такой, чтобы мне указывать! Я даже имени твоего не знаю, скотина!

Залепила пощёчину, выбежала из ванной. Закрыла дверь спальни, повернула защёлку — всё к чёрту. Не позволю больше вытирать о себя ноги, никому. Ни за что. Никогда.

Он взвыл снова, взревел. Рёв приближался к двери — попятилась от неё подальше. Дёрнул ручку — закрыто. Заорал ещё громче, ударил так сильно, что стены зашатались. Ещё один удар, я уже стояла возле подоконника, тяжело дыша и похолодев от ужаса.

С третьего раза он вышиб дверь ногой, вот так, вместе с косяком. Щепки полетели в разные стороны. Глаза распахнуты — дикие. Бешеные. Подошёл ко мне, встал вплотную, сжигая своим жаром. Шумно выдохнул.

Дёрнул пуговицу на моих джинсах — та отскочила. Ещё один сильный рывок, я попыталась отстраниться, но он скрутил одной рукой. Расстегнул молнию, спустил штаны вниз, запустил руку в трусики, быстро ворвался двумя пальцами внутрь. Я вскрикнула от неожиданности, от слабой боли, от истомы, которая разлилась по телу.

Зарычал над головой, прижимая меня к своему плечу, не давая отодвинуться. Трахал рукой — опытно, резко, неосторожно. Я всхлипывала, царапала ногтями, пыталась извернуться, но держал, как всегда, крепко.

Окатило ледяной волной, по спине побежали мурашки — приближающийся оргазм. Знаю — грубо, знаю — не правильно, но устоять невозможно. Застонала, спрятав лицо у него на шее, двинулась навстречу руке — сдалась.

Он остановился. Облизнул свои пальцы, вытащив их из меня, схватил затылок и запрокинул мне голову. Коснулся влажными губами моих, прищурился и сказал:

— Это твоё наказание. Не вздумай закончить без меня — узнаю. Жди.

Отпустил меня, развернулся и ушёл, громко хлопнув входной дверью.

Я осталась стоять одна, дрожа от желания и от страха.

14

Недосказано и недослушано,

Сердце бьётся другими вершинами

Значит всё безнадёжно разрушено

Ну зачем же, зачем поспешили мы

Уматурман «Проститься»

Пришёл через три дня. Открыл дверь своим ключом, вошёл в спальню, бросив беглый взгляд на выпотрошенный дверной проём. Молча подошёл к постели — я села, прикрывшись одеялом.

Скинул обувь и куртку, бросив на пол. Забрался на кровать, пристально посмотрел мне в лицо и ухмыльнулся.

— Ждала?

Я кивнула, слабо улыбнувшись. Ждала. Знает, что ждала.

Вдохнул воздух возле моей шеи, скомандовал:

— Ложись.

Рухнула на спину. Одеяло медленно поползло вниз. Отшвырнул туда же — на пол. Холодный воздух из приоткрытого окна коснулся кожи, покрыв её мурашками. Провёл ладонью по ноге, сжал бедро. Тело забила крупная дрожь — изголодалась. Хотела, до безумия. Сжимала ноги, когда ходила в магазин — трусики болезненно вдавливались в промежность. Сводило ступни, если вода из биде попадала на клитор. Вздрагивала даже от дуновения холодного воздуха из окна.

Его рука накрыла лобок, большой палец коснулся чувствительной кожи. Я задержала дыхание, и посмотрела на него широко распахнутыми глазами.

Красивый. Какой красивый. Мой.

А мой ли?

— Как тебя зовут? — спросила дрожащим голосом и испугалась, что не ответит.

— Зачем тебе моё имя? — издёвка в голосе, недоверчивый прищур карих глаз.

— Мне нужно. Я должна знать, как тебя зовут, — я проскулила, умоляя.

— Ты ничего никому не должна. Запомни это.

Сказал, как отрезал. А ведь прав, мерзавец. Прав. Не должна.

Наклонился надо мной, опираясь на одну руку. Поцеловал в подбородок, прикусил его. Я поняла, что лежу слабая, безвольная — хотела бы не реагировать на его прикосновения, но не могу.

— Скажи своё имя, — попросила настойчивей.

Он удивился, тень неодобрения пробежала по напряжённому лицу.

— Скажи, — твёрдо повторила я.

Покачал головой, и продолжил гладить ладонью.

Я оттолкнула её, приподнялась на локтях, приблизившись к его лицу вплотную.

— Скажи, или ничего не будет. Можешь взять силой, но ответных ласк не жди.

Он вздрогнул, как будто ударила. Посмотрел пристально, изучая. А потом в глазах появилась грусть.

Встал, поднял куртку, скользнул в ботинки. И пошёл на выход.

— Стой! — заорала, резко подскочив и побежав за ним следом.

Ударила кулаком в спину — всё равно что стену бить.

— Почему я? Почему ты пришёл ко мне? — ударила ещё раз, сильнее — даже не шелохнулся.

Развернулся, перехватил руки, сжатые в кулаки. Поцеловал костяшки пальцев, в потом подтянул к зеркалу, висящему над комодом в прихожей.

— Посмотри на себя, — кивнул на наше отражение, — Тебе тридцать, а глаза большие и такие чистые — как у девчонки. Тело тонкое, складное — больше девятнадцати не дашь. Волосы — как зеркало, блестят на солнце. Упругие, сильные, густые, — я прикрыла глаза и покачала головой, — Смотри, — властно поднял мой подбородок, — Ты красивая. Ты умная. Ты сильная. Ты статная. Как такую не выбрать? Как на такую не обратить внимания? Скажи мне.

Провёл носом по щеке, втянул воздух — раздулись ноздри.

— Как ты пахнешь… Карамель, тёплая, горячая — а с виду снежная королева. Твой вкус — попробуешь раз, уже не забудешь. Не плачь, девочка, смотри, — он вытер мои слёзы губами и заглянул в отражение, прямо мне в глаза, — Такая как ты — мечта любого мужчины. Но не каждый имеет на тебя право. Тебя надо покорить, добиться, заслужить. Быть с тобой — дар, посланный свыше. Как ты этого не понимаешь? Тебя надо было назвать Богдана — Богом данная.

Вздрогнула, замерла. Посмотрела на него в отражении — острый подбородок, чёрная щетина, карие глаза, как омуты.

— Божена, — назвал моё имя, и я рассыпалась, разрыдалась, трясясь в его руках, — Ты… Ты лучшее, что было в моей жизни. Я бы держал тебя, никогда бы не отпустил. Никогда не посмотрел бы ни на одну другую женщину. Но я не заслуживаю тебя. Не имею права.

Он отступил, и я сползла на пол. Погладил по голове, присел передо мной, поцеловал в губы. Я зарыдала громче, вцепилась в его куртку, не отпуская. От сжал мои руки, оторвал от себя, медленно поднялся.

И ушёл.

Ушёл.

Ушёл!

Он ушёл!!!

Я забилась в рыданиях, рухнула лицом на пол. Ревела, кричала, просила вернуться. Била руками твёрдые доски, билась головой, искусала губы в кровь.

Умоляла не оставлять меня. Не оставлять одну, одинокую, никому не нужную. Красивую, но незаметную. Сильную, но слабую. Статную, но отчаявшуюся. Умную, но несмышлёную в свои тридцать лет.

Кричала, что люблю. Люблю до дрожи, люблю безумно — так, как никогда в жизни не любила. Царапала пол ногтями до крови, когда ползла к закрытой двери. Стучала в неё, словно она могла открыться и впустить меня к нему. Скулила, выла, умирала.

Да, умирала.

Он ушёл…

Доступ кислорода в лёгкие будто перекрыли, повернув заслон.

Задохнулась от боли.

15

Проститься нету сил, закрываю

Я глаза закрываю

Сквозь туман уплывая

По аллеям столицы

Проститься, за потерей потеря

И года полетели

За дождями метели

Перелётные птицы

Уматурман «Проститься»

Собирала себя по кусочкам. Поднимала часть, вырванную с мясом, и приклеивала к костям, сшивала сорванную кожу дрожащими руками. Плакала сутками напролёт, ждала.

Ждала. Тосковала. Молилась по ночам, чтобы вернулся.

Дала согласие Славе взять его объект, но попросила неделю. Сказала: «Нужно решить кое–какие вопросы». На самом деле, нужно было просто поспать и подождать, когда потрескавшиеся губы заживут.

Приехала на стройку, как и обещала. Надела ярко–жёлтую строительную каску, ходила по комнатам и пролётам, изучая помещения. Не глядя делала наброски в планшет, отмечая расположение труб и проводов.