— Хочу… Чтобы ты… Ещё раз, — прошептал, едва дыша, продолжая подбрасывать меня в воздух.

— Не могу, — простонала, запрокинув голову.

— Можешь. Давай, ещё разок. Для меня.

Для тебя я сделаю всё что угодно. Низкий голос пробрался под кожу, послужив лучшим афродизиаком. Кончила — громко, быстро, сильно. Снова повалил меня на кровать и последовал за мной — вздрагивая во мне, и дрожа всем телом.

Тело обмякло, лениво проводила ладонями по его спине, ощущая всю мощь и силу. Нащупала кончиками пальцев крупную родинку — улыбнулась.

— Что? — спросил, вглядываясь в моё лицо.

— У тебя есть родинка, — растянулась в улыбке ещё шире.

Он приподнялся на руке, и заглянул себе за спину.

— Да? Не знал.

Я рассмеялась, прижимая его к себе. Вцепилась так, чтобы не упустить.

— Останешься?

— Кормить будешь? — усмехнулся.

— Ничего не готовила, — призналась я, прикрыв глаза.

— Всё–таки, не ждала? — нахмурился, почувствовала кожей на шее.

— Ждала, ждала. Могу котлет пожарить, по–быстренькому.

— А вареники есть?

— Есть. С картошкой и творогом, — удивилась, ещё раз улыбнулась и провела пальцами по его затылку.

— Давай с картошкой, — промычал сталкер в моё плечо.

12

В подоконник мой бьются горошины

Тишину разбивая веселием

Умирали давно понемножку мы,

И, наверное, было спасением

Уматурман «Проститься»

Он остался со мной на весь день. Засыпали в обнимку, переплетаясь ногами и руками под одеялом. Мурлыкал какую–то знакомую мелодию под нос — хоть убей, не могу вспомнить какую. Целовал лицо, гладил волосы и перебирал кожу пальцами.

Проснулась ночью, стало зябко. Повернулась и села на кровати, прикрывшись одеялом. Он стоял у окна, спиной ко мне, опустив руки на подоконник.

— Эй, — тихо позвала сонным голосом.

— Эй, — ответил, повернув голову.

Я выползла из тёплой постели, и подошла к нему, обнимая со спины.

— Не спится? — спросила, проводя носом по лопаткам.

Отрицательно промычал, накрыл мои ладони своими, переплёл наши пальцы. За его спиной не было видно внешнего мира, как будто кирпичная стена — твёрдая, крепкая, надёжная. Развернулся, обхватил моё лицо ладонями, поцеловал нежно и аккуратно. К животу прижался тёплый член, я опустила глаза — в полумраке не разглядеть. Облизнула губы, и потянулась рукой к нему, пробежала пальцами по шелковистой коже.

Подняла голову — смотрел с таким жаром, с такой страстью. Поняла, что пропала ещё тогда — когда открыла дверь соседки и впервые заглянула в тёмные глаза. Поняла, что знала своего сталкера ещё до того, как снизошло озарение.

Медленно опустилась на колени с поднятой головой — остатки гордости. Посмотрела на его достоинство, которое начало подниматься от моего взгляда. Бросила вопросительно: «Помоги».

— Ещё ни разу? — спросил мягко, без издёвки.

— Ни разу, — ответила с кивком, и снова посмотрела на него с интересом.

Он протяжно вздохнул, мягко приподнял подбородок.

— Открой рот.

Я повиновалась, разомкнула губы. Он положил мне на язык два пальца, я облизала их, пососала — горько, но вкусно.

Он провёл ими по головке, та заблестела в отблесках лунного света — так маняще и притягательно. Прикоснулся гладкой кожей к губам, я открыла рот шире и облизнула, причмокнув.

— Вот так, — шепнул напряжённо, — Не торопись. Если не хочешь глотать, скажи.

Пошло, грязно звучали его слова. Подстёгивая, побуждая к большему. Не знаю, почему никогда не делала этого раньше, а сейчас рот наполнился слюной, как у бешеной собаки. Взяла его за основание, провела языком по всей длине, потом рукой вверх–вниз. Стон сорвался с губ моего мужчины, стон удовольствия. И всё это делаю я.

Не стала думать «Как», «Почему» и «Зачем», просто взяла его на всю длину, пока головка не упёрлась в глотку. Чуть неприятно — но жить можно. Он положил руку мне на голову, сжал волосы. Застыл напряжённый, я начала сосать. Сначала неумело, осторожно, боясь прикусить зубами. Потом жадно, быстро, стараясь взять как можно глубже.

Мужской вкус на языке — терпкий, солёный, мускусный. Для женщин должны придумать карамель с этим вкусом — без него, наверное, жить нереально. Сосала, заглатывая, не могла насытиться им. Тугой, твёрдый, гладкий — неповторимый. Обалденный. Сводящий с ума. Оторваться невозможно.

Поняла, что подрагиваю от возбуждения, опустила одну руку по животу к клитору. Начала его поглаживать и не сдержалась — запрокинула голову и громко простонала.

— Что же ты со мной делаешь, — в голосе укор, но он сменился лаской, когда вернулась к прежнему занятию, — Твой рот… Как у… Ангела, — больше простонал, чем сказал, сжав мои волосы до боли.

Я тоже стонала и всхлипывала. Хотела съесть его — именно так. Проглотить целиком, так вкусно мне было. Почувствовала, что он увеличивается, дрожит у меня во рту и замерла на секунду. Хотела закончить, но этой мимолётной осторожности хватило.

Поднял меня рывком за волосы, усадил на подоконник и вошёл до упора. Накрыл рот ладонью, но мне так понравилось, что я нашла его пальцы губами и снова начала сосать, тихо постанывая. Спина прижалась к холодному стеклу, его рука мяла грудь, пощипывала сосок, пока он работал бёдрами.

— Не больно? — прошептал между осторожными толчками.

— Нет, — ответила с его пальцами во рту, и улыбнулась.

Он задвигался жёстче, сильнее. Я запрокинула голову на окно, продолжая сосать его пальцы, стараясь попадать в ритм. Как будто он трахал меня в двух местах одновременно — грязно, возбуждающе, пожалуй, мечта любой женщины. Наклонился к плечу, прикусил тонкую кожу и прижался лицом к волосам.

Спазмы накрыли моментально, живот напрягся, не удержалась — вцепилась зубами в его костяшки. Он вскрикнул, ворвался в меня ещё четыре раза и кончил со мной — я ещё дрожала. Мягко обнял, перенёс на кровать и уложил на постель. Я вдохнула запах, его запах, которым пропитались простыни и одеяло, улыбнулась. Сквозь сон услышала тихое:

«Какой же я мудак»

Скорее всего показалось…

13

Время смотрит спокойно с презрением,

Вы меня уже верно не вспомните.

Опоздавшее ходит прозрение,

По моей гладковыбритой комнате.

Уматурман «Проститься»

— Слушай, я понимаю… — Слава заметно нервничал, пристально разглядывал, будто хотел увидеть какие–то перемены, — Но это такой шанс для тебя.

— Слав, слишком большой объект. Я не работала с такими, и…

— Ты справишься, — перебил он, — Я знаю, уверен.

Я опешила от похвалы — от него редко услышишь тёплое слово. Обычно журил, подначивал, зная мой характер — упёртая, буду делать назло, если подстегнуть. А тут приятные слова.

— Если ты сомневаешься, съездим. Посмотришь обстановку, стены уже стоят — осталась только отделка. Проектировщик хочет что–то необычное, ты что–нибудь придумаешь. И заработаешь на полгода вперёд.

— Не знаю, — вздохнула и отвернулась, — Можно мне подумать немного?

— Хорошо. Отвезти домой?

— Да.

Сидели, как подростки, в машине. Перехватил из магазина, сказал: «Есть предложение». Я же рвалась домой, уверенная, что меня ждут.

Вёл машину, как всегда, уверенно, изредка матеря неосторожных водителей. На заднем сидении поселилось детское автокресло — лишняя шпилька в мою сторону — не захотела рожать, не подарила наследника, а другая сделала это.

Мы молчали, говорить нам было не о чем. После развода все разговоры сводились к делам: помоги, подскажи, бери этот заказ. Помогала. Подсказывала. Брала заказы, поддерживая видимость созданного когда–то вместе бизнеса.

Мать Тереза хренова.

Привёз к дому, выскочил из машины и быстро обошёл её, открыл дверь. Я удивлённо моргнула, но приняла протянутую руку. Ступила на тротуар, двинулась в сторону, направившись к подъезду.

— Подожди! — крикнул в спину.

В два шага нагнал, подошёл в плотную — стало непривычно чувствовать его тело так близко. Быстро посмотрел на окна домов, а потом обхватил лицо ладонями и поцеловал.

Я застыла в шоке, а он просто пытался целовать меня, как прежде. Проблема в том, что «как прежде» уже не будет — язык был слишком вялым, слюны слишком много, а из его рта пахло жареной картошкой и прокисшим кофе. Мягко оттолкнула в грудь, отстранилась.

— В чём дело? — спросил удивлённо.

Никогда ведь не отказывала. Неважно: болит голова, живот, просто нет настроения — всегда давала то, что он хотел. Хотел немного — всего две минуты слабых раскачиваний, облизывание руки и пара толчков. Поэтому, наверное, и давала. Устать от такого «секса» было невозможно.

— У меня есть мужчина, — ответила честно, без обиняков.

Прозвучало даже нагло, дерзко. Мысленно порадовалась — стала смелее.

— Хм, — промычал, убрав привычным жестом мои волосы за уши, — И как зовут?

Я моргнула. Один раз. Потом ещё один. И в третий. Почувствовала, что бледнею, убрала его руки от лица и сжала кулаки.

— Не твоё дело, — процедила, сквозь зубы.

Развернулась, и ушла. Скрылась в подъезде, бросив на него — застывшего на тротуаре — взгляд в небольшое окошко на площадке.

Открыла дверь, увидела связку на комоде. Его связку. Выдохнула, позвала без имени, которого всё равно не знаю:

— Эй? Ты где?

Нашла. На кухне у окна. Смотрел на отъезжающую машину бывшего мужа. Напряжённая спина вздрагивала, руки сжали пластиковый подоконник. По нему пошла трещина, а потом длинный кусок оторвался, когда он повернулся ко мне.