Диана Килина - #Сталкер

— И ты ещё сидишь тут, дура! — взревел так громко, сжал больно плечо рукой, — Неси снимок, живо! Быстро!

Я подскочила, как ошпаренная. Прихожая, сумочка, вернулась обратно. Вывернула всё наизнанку, достала два снимка — толком–то и не разобрать. Протянула ему, а он вцепился пальцами, уставился на чёрно–белую тонкую глянцевую фотографию. Потом взвыл, упал на спину — сжал бумажки в ладони.

— Русланчик, миленький… — рухнула на колени, уткнулась носом в его кулак, — Твой он, твой.

— Ты что, совсем идиотка? — прошипел яростно, — Я знаю, что он мой.

Я подняла голову и удивлённо моргнула.

— Даже не сомневаюсь, — он кивнул и снова приподнялся — медленно, — Я просто… Я сейчас прыгал бы до потолка, Ень. Я бы сейчас до небес допрыгнул бы, дыру в крыше проделал головой, и прямиком до небес… Но… Не могу…

Обнял меня, прижал к себе — как же сладко.

— Люблю тебя, — прошептал в макушку, — Моя. Мои, — быстро поправился, и поцеловал — жарко и с пылом, как раньше.

Я светилась. Светилась изнутри, сияла, как галогеновая лампочка — счастье. Счастье огромное, безмерное, реальное. Животик только округлился — а я уже носила обтягивающие водолазки и клала руку на него — показывала всем своё чудо. Хотелось кричать, вопить от радости.

Руслан тоже радовался. По ночам изворачивался и лежал головой на животе — пытался что–то там услышать. Один раз даже попросил дать стакан, приложил к пупку и долго–долго хмурился. Потом купила ему стетоскоп — дешёвенький, простенький.

Слушал каждый вечер, прикладывая нагретую дыханием стальную таблетку к моей коже, говорил — слышит. Я ничего не понимала — какие–то бульканья, толком не разобрать. А он слушал и мурлыкал мне: «Тук–тук. Тук–Тук. Тук–Тук». Быстро–быстро.

Округлилась я моментально — бёдра раздались в ширь. Он смеялся, говорил: «Стала похожа на человека, а то кожа да кости». Каждый день делал новые попытки вставать, передвигать ногами. Я улыбалась, радовалась даже сантиметровому шажочку, пекла пироги — отмечали каждую победу.

Пошёл он, когда я была на восьмом месяце. Купили трость — опирался на неё, сильно хромал. Но шёл сам.

Однажды столкнулись с соседом, тем самым — с первого этажа. Он имел неосторожность пробормотать себе под нос: «Нагуляла, поди, от другого». Руслан тогда взревел, трость отбросил — как на ногах устоял не знаю. Вцепился мужику в горло, тряс его, как тряпичную куклу. Умоляла оставить, а он только рычал:

— Убью, гнида. Хоть слово одно скажешь в адрес моей жены, убью. Закопаю.

Отцепился от него, с трудом. Я перепугалась не на шутку, убежала домой, долго плакала. Просил прощения, целовал колени и огромный живот — простила. Как не простить? Да, горячий; да, вспыльчивый; но он же ради меня, ради нас… Пообещал, что будет держать себя в руках.

Сосед съехал через месяц. Оглядывался на нас с опаской, да и Бог с ним.

Я работала — брала лёгкую малярку — до самых родов. Знакомый Руслана попросил подсобить, платил неплохо. Муж, конечно, злился. Но выбора у нас не было — дом давно продали, чтобы с долгами рассчитаться и продолжать физиотерапию и массаж. Машина была жизненно необходима — возить его в больницу на осмотры, обследования, гимнастику, бассейн. В общем, злился, но понимал.

Рожать поехала прямо со стройки — повезли всей бригадой на микроавтобусе. Осмотрели, приняли, повели в родовую палату, а я наказала ребятам везти мужа.

Больно не было. Я думала только о том, чтобы родить крепкую, здоровую дочку — ждали девочку. Слушала врачей, все указания: тужиться — тужилась, отдыхать — отдыхала. Единственный момент запаниковала, когда головка встала прямо там — испугалась, что малышка задохнётся.

Всё обошлось и родила я быстро. Без разрывов, без швов, без анестезии — всё сама. Руслан вошёл, опираясь на трость в тот момент, когда её только положили мне на грудь. Стоял у двери, не решаясь подойти ближе, и плакал.

Держат у нас в роддомах трое суток, оплатили семейную палату. Малышка спала с нами — посередине, не клали её в этот жутковатый пластиковый кувез. Я давала ей грудь — изучила вопросы грудного вскармливания от корки до корки; Руслан лежал за спиной, и смотрел как она кушает, улыбался, целовал моё плечо и шею. Благодарил безмолвно — поступками, прикосновениями.

Из роддома выходили втроём: он — опираясь на трость, я — держа в руках Богдану — Богом данную. Нас встречали бригадой с яркими розовыми шарами, букетами цветов — Руслан попросил своих парней, чтобы устроили праздник. Дома ребята всё приготовили, не поверите. Намыли квартиру до блеска, собрали кроватку, даже застелили её и завязали поролоновый бортик на бантики. Обеденный стол ломился от полезных «вкусностей» — того, что можно было кормящей маме: крепкий сладкий чай, отварная куриная грудка, гречневая каша, солёное песочное печенье.

Мы живём, теперь втроём, и мы счастливы. Он успокоился, мой сталкер, стал мягким, ласковым — любит безумно и меня, и дочь нашу. Скопили денег на небольшой участок в пригороде — строит небольшой домик, летний. На что хватает денег. Живём скромно, но нам хватает. Он на стройку вернулся, хоть и хромает сильно, тяжело ходить долго, но работает. Я по–прежнему варю борщи и наливаю в трёхлитровую кастрюлю — бригада привыкла к моей стряпне. Леплю бусины, нанизываю их на нитку и продаю — та девушка с которой он встречался, сделала мне хорошую рекламу, теперь все делаю под заказ.

Богданушка — копия его, только глаза огромные — мои. Но карие, жгучие, как у отца. Реснички черные и длинные, до самых бровей. Куколка, долгожданная, ненаглядная — наше чудо.

Господи, спасибо Тебе! За всё: за него, за жизнь, за испытания эти. За то, что не оставил в трудную минуту, направил, подсказал.

Спасибо за чудеса, в которые верю. Верю! Знаю, что они реальны. Спасибо за то, что послал мне его — ненормального, бешеного, сильного — МОЕГО.

Смотрел на связку ключей, которая лежала на столе передо мной, и не верил своим ушам. Сжал челюсти — только бы не выдать реакции бешенством в глазах.

Славка всё тараторил и тараторил, уговаривал. «Поухаживай, поразвлеки — пусть оживёт, бедняжка». Если бы он знал, на что подписывается; на что толкает меня…

Придурок.

Молча взял ключи, кивнул, отшутился. Распрощались — он поехал домой, а я побрёл в спальный район, как всегда наблюдать за её окнами.

Помню, увидел её пять лет назад, на юбилее у Славика. Бросила на меня задумчивый взгляд — снежная королева. Сдержанная, с прямой спиной, гордая и независимая. Красивая, аж глаза режет. Холодная. Неприступная.

Я как с ума сошёл — ночью, лёжа в кровати, дрочил и представлял, что это её губы смыкаются вокруг члена. Сжимал подушку зубами — представлял её затылок. Псих долбанный, не было такого давно — много лет, как завязал с этим. А тут всё вернулось.

Держался изо всех сил. Перестал ходить на шашлыки к ним в дом, не появлялся в общих компаниях. Понимал, что увижу ещё раз — и всё, сорвёт крышу капитально. Я же знаю себя, знаю того Руслана, который дремлет внутри — жадного, жестокого. Держался, ради себя; ради неё. И тут Славка с его просьбой. С этими ключами, мать их.

Долго сидел возле подъезда, курил и поглядывал в тёмные окна пятого этажа.

***

В первый раз пришёл к ней, когда она была у подруги. Тихо ходил по квартире, изучал убранство — копия их дома. Он дурак, что повёлся на молодое тело — та предаст, и глазом не моргнёт. Божена преданная, верная. Это сразу было видно.

Тогда чуть не попался — вовремя увидел в окно, что она возвращается. Быстро вышел, сбежал вниз — не заметила.

***

Начался сезон — работы привалило. Редко выдавалось понаблюдать за ней, издалека — но всё же. Ловил те короткие секунды, стоя под ветвистым деревом на углу дома, когда она выбегала в магазин. Поднимался быстро наверх — вдыхал запах духов на одежде, висящей в шкафу и уходил.

Постепенно она стала выходить всё реже. Из супермаркета несла пакеты с мерзкими полуфабрикатами — пиццей, пельменями, готовыми котлетами… А ведь она готовила лучше любого повара мирового класса — знаю, пробовал её стряпню — Славка делился обедом на стройке.

***

В тот день несказанно повезло — Божена захлопнула дверь, вызвала Lukuabi. Еле уговорил мужика, долго объяснял, что никак познакомиться не могу — а тут такой случай. Поверил этот Сергей, вручил чемоданчик, правда пришлось дать ему полтинник.

Соседскую дверь открыла — я едва сдержался, чтобы не наброситься на неё. Из–под тонкой шёлковой ткани просвечивали очертания острых сосков — Господи, помоги! Покраснела, видя, что я разглядываю. Не узнала — хорошо. Поковырялся в замке для вида, прощупал почву двусмысленностями — реагирует правильно, послушная девочка. Будет идеальной жертвой. Специально оставил у неё свою куртку — чтобы знала мой запах и не перепугалась слишком сильно.

Ночью с трудом дождался, когда она пойдёт в ванную. Зашёл в квартиру тихо, без лишнего шума. Разгладил халат на постели, оставил записку — лишний раз попугать, поиграть. Интересно было, как поведёт себя. Только двинулся на выход — вода выключилась.

Паники не было, скорее страх за неё — ведь могу навредить, знаю же. Не хотел вот так, но выбора не было, сдерживаться сил больше не было. Прижал к себе — дрожала, как осиновый лист. Горячая, нежная. Как прикоснулся, думал только об одном: «Осторожнее, Руслан, осторожнее; она хрупкая».