Саша Майская - Срочно требуется муж!

А потом его пальцы мягко и настойчиво скользнули вглубь ее тела, и она вновь изогнулась в сладкой муке, а еще через миг, показавшийся ей вечностью, Кирилл легкими движениями этих своих умелых и чутких пальцев вознес ее на такие вершины блаженства, что она забыла обо всем на свете, и лишь невысокий потолок каюты отразил счастливый крик бедной, глупой, одинокой девочки Ольги, познавшей в эти дни счастье быть с мужчиной, которого любишь и хочешь…

Потом она лежала, приходя в себя, на широкой груди Кирилла и завороженно слушала, как бьются в унисон их сердца, постепенно успокаиваясь. Когда сознание почти вернулось к Ольге, она посмотрела на своего мужчину и увидела, что его возбуждение все еще не прошло и столь же велико. Немного подумав, она решилась и осторожно коснулась рукой его бедра, но Кирилл поспешно отпрянул и перехватил ее руку, а затем поднес ее пальцы к губам, медленно, едва прикасаясь губами, поцеловал каждый и усмехнулся своей чарующей улыбкой.

— Нет, сладкая королева, не делай этого!

— Но почему? Почему я не могу доставить тебе то же удовольствие, которое ты доставил мне?

— Потому что сегодняшняя ночь — твоя, ночь твоей радости, твоего наслаждения. Ночь Твоего Блаженства. Я хочу, чтобы ты запомнила ее.

Когда рассвет только тронул серенькое небо и далекий лес на горизонте, а свежий воздух заметно потеплел, они проснулись ненадолго. Лишь для того, чтобы снова любить друг друга. Теперь — медленно, осторожно, не спеша и не изматывая, смакуя вкус поцелуев и никуда не хоронясь.

Как ни странно, и теперь они достигли пика блаженства одновременно, и он длился дольше и ярче предыдущего. А потом Ольга опять заснула, и во сне ей приснилось, что Кирилл Сергеевич признается ей в вечной любви и увольняется со своей странной работы, чтобы поселиться вместе с ней, Ольгой. Навсегда.

Это было так правильно и так хорошо, что она радостно засмеялась во сне, и тот, снящийся ей Кирилл Сергеевич тоже засмеялся, и там, во сне, они снова долго и сладко любили друг друга, а потом заснули. И им приснился сон, как они любили друг друга и заснули, и им приснился сон, что они опять любили друг друга…

Все эти дни Ольга и Кирилл провели словно в угаре. Мероприятий, затеянных друзьями-бизнесменами, они практически не видели, на берег не сходили, природой почти не любовались, морской болезнью не страдали.

Ольга была так насыщена любовью, что та уже переливалась через край и заливала мир вокруг нее, окрашивая его в какие-то волшебные, не встречающиеся в природе, радужные, сверкающие и переливающиеся тона. И даже Элеонора, утром вторника встретившаяся Ольге на палубе, показалась ей неожиданно симпатичной и доброй, даже захотелось сказать ей что-нибудь приятное.

— Доброе утро! Я за вас очень рада, Элеонора Константиновна. Петечка очень умный. И красивый. С ним приятно выходить в свет. Еще он готовит прекрасно. Яичницу… Одним словом, вам повезло с ним, а ему с вами. Классическая пара — молодой любовник и…

Ой-ей-ей! Ольга прикусила язык. Видимо, в воздухе витали чары зловещей Анфисы Бромберг, не иначе. Зачем ее понесло в прикладную психологию? Элеонора медленно меняла цвет с розового на свекольный, и Ольга не выдержала, махнула рукой и сбежала в каюту к Кириллу.

Элеонора же ввалилась в свою каюту и рявкнула с порога:

— Выметайся!

Петечка подпрыгнул в кресле, где прикорнул после бессонной ночи.

— Кроличек, я…

— Собирай свои манатки и выметайся, придурок с глазками. Кают свободных полно, до Кошкина посидишь там. Ты мне надоел!

— Элечка…

— Какая я тебе Элечка, идиот! Здесь же все уверены, что я тебе в бабушки гожусь!

— Но Кошкин…

— Прекрасный русский город. Отличное писчебумажное производство. Две маршрутки. Ресторан «Басни Крылова». Вокзал постройки девятнадцатого века. Электричка на Москву. Все ясно?

— Но…

— Что, альфонс, денег захотел? Надо было у Ольги своей распрекрасной тянуть, а ты раскатал губы, решил, что старуха заплатит больше!

Петечка выпрямился. В красивых голубых глазах блеснул незнакомый Элеоноре огонек. Петечке вспомнился горячий и искренний Тиребеков, размахивающий руками на его просторной кухне…

— Все можна, панимаешь?!! Денги, квартира, машина — жина даже можна отдать! Только нельзя честь свою мужскую! Савсем!!!

Петечка слегка наклонил голову, расправил плечи, неслышно щелкнули невидимые шпоры.

— Честь имею, Элеонора Константиновна. Всего доброго. Счет за билеты пришлите мне домой.

И вышел, ощущая себя если и не поручиком Голицыным, то уж корнетом Оболенским — наверняка.

Впрочем, на пристани Кошкина — крошечного городка на берегу великой реки — вся решимость Петечки увяла и куда-то делась. Он робко оглядывался по сторонам, ощущая себя белым путешественником, случайно забравшимся в самое сердце Африки и с горечью обнаружившим, что в этой деревне живут люди, возможно хорошие, симпатичные, но, к сожалению, практикующие человеческие жертвы и каннибализм…

Петечка в отчаянии повернулся — и неожиданно для себя увидел Ольгу. Его бывшая подруга, еще недавно такая невероятно красивая и счастливая, сейчас мчалась куда-то, и глаза у нее были абсолютно невидящие, а лицо — зареванное и несчастное.

Петечка в смятении посмотрел на трап — возле него, у самого борта, стоял Кирилл, спутник Ольги.

Пароход загудел, трап с грохотом пополз в люк, и Петечка удивился, почему Кирилл не предупредит капитана насчет Ольги, ведь она же не успеет вернуться…

А потом он увидел лицо черноволосого флибустьера — и просто отвел глаза. Честно говоря, ему стало страшно.

Этого можно ждать. Можно об этом даже не догадываться. Можно быть уверенным, что это не случится никогда. Все равно это случится совершенно неожиданно. Как удар ножом в сердце.

Кирилл стоял у иллюминатора уже довольно долго и размышлял о чем-то, созерцая безмятежный пейзаж. Ольге очень хотелось, чтобы он повернулся и посмотрел на нее… Ну… так, как мог смотреть только он…

Но Кирилл так долго молчал и не поворачивался, что ей вдруг стало немножко страшно. И вот тут-то он и произнес, так и не повернувшись к ней лицом:

— Знаешь, я тут подумал… Пожалуй, сойдем-ка мы в Кошкине.

А она, глупая, обрадовалась:

— Отлично! Я тут бывала. Здесь гостиница, про которую никто ничего не знает…

— Ольга…

Она замерла. Только теперь Кирилл повернулся и серьезно смотрел на нее, не произнося ни слова. Ольга побледнела и взялась за горло рукой, другой рукой непроизвольно натягивая на обнаженную и зацелованную грудь черную простыню…

— Сказка… кончается?..

— Уже. Кончилась. Да, маленькая. Так лучше. Неожиданно и на взлете.

Она села на кровати и кивнула очень осторожно — чтобы не расплескать слезы. Потом торопливо натянула халат, старательно укрывая от мгновенно ставшего чужим мужчины свое тело, подошла к секретеру, достала сумочку и молча выписала чек.

К Кириллу повернулась уже совсем другая женщина, холодная, деловая и спокойная. В ее руке белел клочок бумаги, он прекрасно знал, что это такое, но все равно озверел.

— Леля, я сейчас ударю…

— Кирилл Сергеевич, выйдите из образа. Это не чаевые, а гонорар. Вы его честно заслужили. Я полностью удовлетворена вашей работой.

Он кивнул, глядя ей в глаза своими синими лазерами. Взял чек. Аккуратно порвал его на конфетти. И бросил ей в лицо…

Она не заплакала, не закричала. Просто оделась стремительно и молча, перекрыв собственный же рекорд… нет, не думать, не думать, не вспоминать!

Побросала вещи в сумку, те, которые попались на глаза, потом почему-то бросила саму сумку, стиснула в кулаке портмоне, вышла из каюты… Бог всех обиженных хранил ее, и по дороге на палубу Ольгу никто не видел.

Она пересидела швартовку в шезлонге, а когда лязгнули борта о дебаркадер, взвилась, словно ужаленная, метнулась по трапу, еще не успевшему коснуться земли…

Она знала, что он на нее смотрит именно в этот момент. Синими своими глазищами, смотрит, молчит, и сжимаются могучие кулаки, и страшно, страшно, больно, пусто, надо уходить…

Она пронеслась по пристани, уже не в силах сдерживать слезы. Единственное, на что хватило ее выдержки — не зарыдать в голос. Сквозь колышущееся марево смутно привиделся кто-то, похожий на Петечку, потом размытые пятна, пыль, солнце, сверлящая боль в виске.

Ольга Ланская бежала по городу Кошкину, не в силах оглянуться на своего единственного мужчину, и слава богу, потому что иначе она умерла бы на месте.

Кирилл Степанович Александров впился побелевшими пальцами в поручни, и закаменели бронзовые скулы, а синие глаза больше всего напоминали два лазерных луча.

Попадись ему сейчас Анфиса Бромберг — мир наверняка лишился бы светила психологии.

Она понятия не имела, куда идут маршрутки, на которые она садилась и пересаживалась. Каким-то чудом оказавшись на станции, Ольга взяла себя в руки, но исключительно для того, чтобы выяснить, в какую сторону ей ехать. Потом хлынул ливень, и она сидела на скамеечке посреди перрона, наслаждаясь холодными струями, бившими ее по плечам и голове. Кроме того, под дождем можно было плакать, не скрываясь.

Домой Ольга явилась под вечер среды, мокрая, грязная, с шалой улыбкой на распухших губах и отсутствующим, пустым и тоскливым взглядом. Сидевшие во дворе старушки окаменели и проводили ее взглядами, в которых даже злорадства не было, одно изумление.

Войдя в прихожую, Ольга аккуратно прикрыла дверь и посмотрела на себя в зеркало, зачем-то потрогала губы пальцем, потом медленно набрала телефонный номер…

Приехавшая буквально через час Ляля Бескозыркина смерила подругу оценивающим взглядом и покачала головой.